Дартс: палитра души

15. Флориан

«Сто Мерлинов драных, эта девушка любит секс, — подумал Флориан, переводя дух после любовной гонки. Его пытливый ум, на время затуманенный эмоциями, окончательно прояснился и снова стал задавать вопросы: — Интересно, чем же ей так не угодили мужчины? Зачем она погасила свет? Что будет делать дальше?»

Лаванда повернулась к нему спиной, натянула одеяло до подбородка и притихла. Он нарочито громко вздохнул. Никакой реакции. Флориан пребывал в растерянности. В постели имелась только одна подушка, которой с ним, похоже, никто не собирался делиться. Меньше всего ему хотелось вставать, искать разбросанную по спальне одежду и возвращаться в свою холостяцкую квартиру в Лондоне, где он не был целых две недели. Две недели? Казалось, с момента укуса нюхлером прошла целая вечность.

— Мне убираться — или можно остаться до утра? — спросил он, опасаясь, что Лаванда сейчас уснёт.

— Ты же обещал, больше никаких вопросов...

— Понятно...

У Флориана вдруг появилось неприятное чувство, будто им воспользовались и прогоняют, что было само по себе абсурдно: он давно не получал такого удовольствия от общения с женщиной. И всё же мысль о том, что Лаванда не захочет с утра видеть его физиономию, была ему неприятна. Наклонившись к полу, он стал шарить рукой в поисках брошенной у кровати палочки.

— Свет можно включить?

— Опять вопросы, — проворчала Лаванда и добавила более миролюбивым тоном: — У меня, конечно, не гостиница, но можешь достать из шкафа запасное одеяло и подушку.

Флориан усмехнулся и, пустив Люмос, встал с кровати, отыскал подушку с одеялом и бросил их на свободную половину кровати.

— У тебя случайно нет холодного сливочного пива? — мечтательно спросил он.

— Флориан, знаешь, кто ты? Ты мужчина, состоящий из одних вопросов, — она повернулась, подперла голову рукой и, прикрываясь одеялом, с интересом окинула взглядом обнажённую фигуру Флориана, освещённую Люмосом. — Совершенно случайно, нет — ни холодного, ни горячего... Потому что я за здоровый образ жизни, не совместимый с алкоголем. Но в кране полным-полно воды!

— Я понял.

Чувствуя себя неловко под её пристальным взглядом, Флориан попятился и уже был одной ногой в коридоре, когда Лаванда тихо произнесла:

— А мне тёплый мятный чай, пожалуйста.

Он усмехнулся.

— С лимоном или без?

— О, Мерлин… Ещё один вопрос, и я усыплю тебя на месте!

— Не надо, доктор, я вам верю! — рассмеялся Флориан. — Но, если вы меня усыпите, кто тогда принесёт вам чай? — осознав, что опять закончил фразу вопросом, он поспешно добавил: — Лаванда, поверь, я умею говорить повествовательными предложениями! Вот, пожалуйста… м-м-м… — он сделал вид, что напряжённо думает, а потом сказал неожиданно мягко: — Это было великолепно… Даже без света.

Лаванда закусила губы, пытаясь скрыть улыбку. Её глаза сияли в тусклом свете, исходящем от его палочки.

— Чаю, — прошептала она, — и спать…

* * *

С тех пор, как случился их первый раз, Флориан стал проводить каждый день (с девяти до пяти) в лондонской адвокатской конторе под названием «Клифф энд Клифф», а каждую ночь (с пяти ноль одной до как повезёт) — в небольшой квартирке Лаванды в Рединге.

Примерно на их десятое совместное утро Лаванда проснулась часам к девяти, радуясь тому, что у неё поздняя смена в больнице, блаженно потянулась на своей большой кровати и откинула одеяло. Флориана рядом не было, но в душе шумела вода. Лаванда вытянула свои длинные стройные ноги и невольно залюбовалась ярким педикюром — нет, всё-таки у неё шикарные пальчики! Она смущённо улыбнулась, вспоминая прошлую ночь: раньше ей не верилось, что существуют мужчины, которые целуют ножки… С мечтательной улыбкой на лице она привстала на кровати и глянула на свое отражение в большом трюмо напротив: длинные белокурые волосы после ночи любви порядком растрепались, белая кружевная сорочка надета наизнанку… Усмехнувшись зеркалу, Лаванда стянула сорочку через голову и снова задержала взгляд на своём отражении. В полумраке зашторенной спальни шрамы были почти не заметны, и ей на мгновенье показалась, что она снова обрела своё прежнее тело. Если бы…

Лаванда вдруг вспомнила глаза Флориана в тот момент, когда он впервые увидел её в обнажённом виде при свете: сначала в них промелькнул шок, потом удивление, а потом появилась такая пронзительная жалость, от которой ей сразу захотелось спрятаться. Впрочем, Лаванда так и сделала: она зажмурилась, но всё равно ещё долго чувствовала на себе его пристальный взгляд, холодея от страха и представляя, как Флориан изучает красные дорожки на её животе, расползающиеся во все стороны неровными колючками… Она боялась приоткрыть веки и увидеть выражение брезгливости на его лице, и ругала себя за то, что заранее не пропила курс имбирного зелья или не наложила какое-нибудь заклинание, чтобы шрамы посветлели. Просто Флориан застал её врасплох и заявил, что давно мучается вопросом: как на самом деле выглядит девушка, с которой он ежедневно спит, и она согласилась на Люмос… Почему он замолчал? Повисшая тишина стала душить, в носу предательски защипало… Лаванда не решалась открыть глаза, и напряглась всем телом, когда почувствовала, как осторожные губы касаются её живота, медленно прокладывают дорожку к груди и шее.

— Бедная моя девочка, — раздался взволнованный шёпот, — тебе не нужно прятаться… Запомни, ты самая красивая на свете!

Её подхватили сильные руки, приподняли над кроватью и сгребли в охапку, как маленькую. Сидя у Флориана на коленях, Лаванда обняла его за шею и подумала, что именно такие слова и хотела услышать. Она ощутила, как сердце наполняется теплом, заставляя забыть о стыде и неловкости. Пусть он остается рядом как можно дольше, пронеслось у неё в голове. Пусть держит её, смотрит на неё, жалеет её… Это новое желание, закравшееся в душу помимо воли, испугало Лаванду — она боялась снова обжечься, боялась повторить свои прежние ошибки…

«В твоём уродстве есть особое очарование», — сказал ей когда-то молодой художник. «Зато у тебя волосы красивые», — говорил ей Джекилл, однокурсник. «Живот всё равно под одеждой, в спальне погасишь свет, и все дела», — повторяла лучшая подруга Сандра. «Ты самая красивая на свете», — сказал Флориан, и Лаванде захотелось вывернуть пред ним всю душу. Рассказать про войну, про последний год в Хогвартсе, про финальную битву, про то, как её спасла от гибели подруга, которую она всегда недолюбливала... Про то, как решила стать колдомедиком, чтобы найти лекарство от шрамов, но потом по-настоящему увлеклась врачеванием. Она готова была рассказать Флориану даже про свой неудачный личный опыт! Но только не про справедливое возмездие… «Он никогда не поймёт и не одобрит», — подумала Лаванда, повторяя себе, что не должна питать иллюзий. «Ты должна быть сильной и надеяться только на саму себя», — вот единственные слова, которым она могла безоговорочно верить, потому что их сказала её мама. Только ей Лаванда могла полностью доверять.

Лаванда прислушалась к шуму воды в душе, стряхнула воспоминания, смело подняла голову и клятвенно пообещала своему отражению в зеркале, что сегодня же возьмёт себя в руки. Она не будет раскисать. Не будет думать о Флориане все дни напролёт, забывая о работе. Не будет лететь из больницы домой, гадая, ждёт ли он её с наспех приготовленным ужином или задерживается в своей лондонской конторе. Доктор Штолле перестанет удивляться глупой улыбке, не сходящей с её лица, и не будет жаловаться на её рассеянность. Повертевшись ещё немного перед трюмо, Лаванда подняла двумя руками свои длинные волосы и замерла, разглядывая отражение в профиль: две полные, округлые груди с этого ракурса смотрелись шикарно; бёдра, пожалуй, были чуть широковаты, но в контрасте с тонкой талией выглядели неплохо. «Диета и йога, диета и йога», — прошептала она, как мантру…

— Ого, — восхищённый голос за спиной заставил её испуганно повернуться и схватить ночную сорочку. Впрочем, попытка прикрыться не увенчалась успехом: шёлковая тряпица была настолько тонкой, что в скомканном виде прикрыла только одну грудь.

— Я не слышала, как ты вышел из душа, — растерянно пробормотала Лаванда.

— Что ты хочешь от меня спрятать? — весело спросил Флориан, с разбегу запрыгивая на кровать. Полотенце, обмотанное вокруг его тела, тут же свалилось, демонстрируя его поджарую фигуру. Флориан был невысок и худощав, но хорошо сложен, и у него были сильные руки. Лаванда любила его руки... Он не попытался прикрыться — наоборот, откинув влажное полотенце в сторону, подобрался к Лаванде и опрокинул её на розовое одеяло. Она вскрикнула от неожиданности, но тут же изобразила возмущение.

— Тебе не идёт, когда ты хмуришься, — сказал Флориан, заглядывая в её голубые глаза. — Изо всех сил стараешься быть злюкой, но ты не такая, я знаю.

— А какая? — нахмуренное выражение с её лица исчезло.

— Весёлая. Жизнерадостная, — Флориан убрал с её щеки длинную светлую прядь, провёл ладонью по бледной коже. — А ещё у тебя ветер в голове и всякие глупые идеи. Наивная девчонка, — он наклонился для долгого поцелуя.

«Ты меня совсем не знаешь, — подумала Лаванда, закрывая глаза. — Как бы ты удивился, узнав обо мне всю правду…» Ей очень хотелось, чтобы Флориан, в отличие от остальных мужчин, оказался настоящим, стал исключением из правил. Может, они поладят? Должен же быть на свете хоть один человек, с которым она могла бы быть счастлива! Если они поладят, подумала Лаванда, то правда о её второй, тайной жизни должна будет навсегда уйти в прошлое. Она не стала бы об этом жалеть — в конце концов, сколько можно ходить по тонкому льду? Рон был прав. Это не только весело, но опрометчиво и опасно.

Обвив шею Флориана двумя руками, Лаванда закинула на его сильное бедро свою длинную, стройную ножку и с полной самоотдачей ответила на поцелуй. Доктор Штолле будет недоволен, если она опоздает на работу, но, в самом деле, ничья жизнь ведь от этого не пострадает! Ей столько раз приходилось подменять своего наставника, когда тот лежал дома с похмельным синдромом, что Лаванда была уверена — Штолле не станет сильно браниться, лишь поворчит для вида. В конце концов, он уже давно поставил ей диагноз: синдром влюблённости в особо острой форме.

Глупые идеи? Наивная девчонка? Если её убеждения хоть чего-то стоят, она должна показать свою силу и независимость. Оторвавшись от поцелуя, Лаванда коварно улыбнулась и резко толкнула Флориана, заставляя его перевернуться на спину. С усилием подняла вверх его тяжёлые руки, незаметно достала из-под подушки свою палочку, наложила Инкарцеро... Веревки привязали его запястья к перекладине изголовья. Поймав удивлённый взгляд карих глаз, Лаванда запрыгнула на Флориана, как кошка, облизала губы и сказала:

— Если ты старше, это не значит, что я ребёнок. Сейчас я тебе покажу наивную девочку.

Он изобразил притворный страх, но уже через секунду блаженно застонал, потому что Лаванда ловко двинула бёдрами, впуская его в себя. Её глаза возбуждённо горели: она чувствовала себя главной. Она выбрала Флориана, а не наоборот, она делает то, что хочет, а он ей подчиняется… Она двигается, как нравится ей, а вовсе не для того, чтобы доставить ему удовольствие… С каждым движением Флориан полностью заполнял её, послушно двигаясь в выбранном ею ритме, и у Лаванды остро и приятно защекотало в животе. Поглощенная своими ощущениями, она зажмурила глаза и удивлённо распахнула их, когда большие горячие ладони сжали её бедра.