Девяносто дней тьмы

— Аллея позора, — он пробовал слова на вкус, уголки его губ приподнялись. — Какая восхитительная фраза. Скажите мне, мисс Грейнджер, что вас больше огорчает: то, что вас насильно выдают замуж за меня, или то, что после этого вам придется пройти через Министерство, заявляя о своей измене?

— Никто из тех, кто действительно знает меня, не поверит в то, что я поддерживаю Вол…Темного Лорда, — твердо сказала Гермиона и отпила щедрый глоток вина. — Конечно, я не уверена, что те люди, которые знают меня, еще остались. Поэтому я больше расстроена публичным проходом по Министерству. И да, ни один из вариантов не выглядит привлекательно.

На столе появились новые блюда, и они снова ели молча.

— Я примеряла платье, — слова появились словно из ниоткуда.

— И как?

— Оно прекрасно. Спасибо.

— Всегда, пожалуйста. Нарцисса ненавидела его.

— Неужели?

— О, да. Она считала, что это символ ее мольбы о том, чтобы ей позволили сшить собственную одежду, подтверждающую ее важность для семьи.

— Как прогрессивно с ее стороны. Возможно, у нас с ней намного больше общего, чем мы думали. Как жаль, что мы так и не стали друзьями.

Малфой выдержал ее взгляд, прежде чем снова откинулся на спинку стула.

— Вы знаете, как я провел ночь перед своей первой свадьбой?

— Конечно, нет, но я уверена, вы собираетесь просветить меня.

Чувствуя себя очень смелой и, определенно, слегка пьяной, Гермиона поставила локоть на стол и подперла голову рукой. Если Малфой и был шокирован ее прискорбными манерами за столом, то не признался в этом.

— Конечно, я не провел его за ужином с моей очаровательной невестой.

Гермиона не была уверена, намеревался ли он оскорбить ее, Нарциссу или их обеих, поскольку злоба сочилась в его голосе.

— Вместо этого отец отвел меня в бордель, чтобы лишить девственности до свадьбы.

— О! — Гермиона почувствовала, как ее глаза округлились. — Это была семейная традиция?

Глаза Малфоя сверкнули.

— Думаю, что да. Заметьте, в моем случае это было совсем не нужно, мой опыт к тому времени был весьма немалым. Я не хотел расстраивать старика, поэтому согласился пойти.

— Я думаю... — ответила Гермиона, отчаянно пытаясь сохранить безразличие, несмотря на то, что чувствовала себя не в своей тарелке. — Полагаю, поскольку вы собирались вступить в преданные и моногамные отношения, было понятно, что вам может понадобиться... последний роман.

Она нахмурилась, когда Малфой рассмеялся.

— О, моя дорогая, как вы невинны. Вы действительно не имеете понятия, как работает чистокровный брак?

Гермиона молча покачала головой.

— Нарцисса и я никогда не были верны друг другу.

— О! — снова произнесла Гермиона, чувствуя себя не в своей тарелке и внезапно смутившись от того, что ее единственный сексуальный опыт был с ним.

Малфой наклонился вперед, и они вдруг оказались очень близко друг к другу.

— У меня был богатый сексуальный опыт, мисс Грейнджер, — вкрадчиво сказал он.

Гермиона почувствовала, что краснеет. Затем, к ее ужасу, он протянул руку и нежно провел пальцами по тыльной стороне ее ладони, неподвижно лежавшей на столе.

— Я мог бы многому вас научить, — его голос гипнотизировал. — Если вы согласитесь снова лечь со мной в постель, уверяю вас, это будет очень приятно.

Он поднял ее руку и прижался губами к ладони. Гермиона чуть не захныкала от удовольствия, а потом ахнула, когда он прижался губами к ее запястью, где бешено бился пульс. Его другая рука тоже поднялась и погладила ее обнаженное предплечье, заставляя ее снова задохнуться, а соски напряглись под платьем.

Гермиона не могла поверить своим глазам. Она знала, что влечение Малфоя к ней постепенно росло в течение последних нескольких недель. Она перестала смотреть на него как на врага и начала видеть в нем мужчину, привлекательного мужчину. Она представляла себе, что будет, когда они снова переспят, и теперь ее любопытство было отчаянно возбуждено. Предложение в глазах Малфоя было очевидным, и ей вдруг захотелось принять его. Она может умереть на следующий день или быть отданной другому Пожирателю Смерти. Ее следующий сексуальный опыт может быть навязан человеком, которого она будет ненавидеть. Было бы неправильно наслаждаться лишь одной ночью с этим мужчиной.

Малфой, казалось, почувствовал ее нерешительность и слабость, потому что его взгляд стал расчетливым, и он быстро притянул ее к себе. Гермиону переполняли чувства. От Малфоя приятно пахло. Действительно приятно, розмарином и дорогим одеколоном и вином... и мужчиной. Гермиона растянулась у него на коленях и воспользовалась моментом замешательства, когда он поднимал ее, чтобы уткнуться носом в его шею и глубоко вдохнуть.

Это неправильно. Гермиона услышала голос в своей голове, но потом Люциус поцеловал ее, и ей было все равно, правильно это или нет. На самом деле, впервые за долгое время она что-то чувствовала. Это было лучше, чем правильно, это было потрясающе. Малфой уже не был таким нежным, как раньше. Его губы были твердыми, требовательными, и она свернулась в его объятиях, целуя его в ответ, запустив пальцы в волосы, чтобы прижать голову к своей. Люциус прикусил ее нижнюю губу, пока она не поняла, чего он хочет, и не открыла рот, чтобы дать ему доступ. Его язык пробовал ее на вкус, нежно, затем более настойчиво, когда она ответила на его прикосновение. Гермиона убрала одну руку с его шелковистых волос и исследовала широкие плечи, погладила шею и руку, прежде чем ее рука осторожно скользнула под мантию и прижалась к рубашке, под которой билось его сердце.

Исследование не было односторонним. Малфой одной рукой обхватил ее за ягодицы, притягивая к эрекции, которую Гермиона чувствовала сквозь брюки. Другая уверенно и сильно мяла ее груди. Гермиона выгнулась, желая, чтобы он погладил ее, как делал это раньше. Вместо этого он отстранился.

— Достаточно.

Его глаза слегка остекленели, губы распухли. Обняв ее за талию, он потянулся вниз и взял трость. Гермиона успела только схватить его за плечи, прежде чем почувствовала толчок аппарации.

Они приземлились на что-то мягкое, и она быстро поняла, что Малфой трансгрессировал в свою спальню. Она лежала поперек его груди на темно-коричневых шелковых простынях и, не теряя времени, извивалась, пока не легла на него, глядя в его серые глаза. Его руки обхватили ее голову, и он притянул ее к себе для еще одного обжигающего поцелуя. Гермиона наслаждалась ощущением ее тела, полностью прижатого к нему от груди до пят. Его член упирался ей в живот, и она потерлась о него, целуя в ответ, ее собственный язык нервно скользил по его. Через несколько секунд Люциус перевернул ее так, что она лежала под ним, придавленная к кровати его весом. Его руки все еще держали ее лицо.

— Ты останешься здесь, со мной, — его голос был резок. — Ты меня понимаешь? Если ты уйдешь, я никогда не буду продолжать.

Гермиона протянула руку и положила ладони ему на щеки.

Я понимаю, — тихо сказала она, — я хочу быть здесь с тобой.

Ее слова, казалось, зажгли в нем что-то. Его губы касались ее шеи и груди, пока он возился с пуговицами на ее платье, прежде чем раздраженно схватить ткань и разорвать его. Люциус пристально посмотрел на нее, и Гермиона почувствовала, что краснеет под его взглядом, краска заливала не только щеки, но шею и грудь. Его пальцы, слегка дрожащие, прошлись по изгибам ее груди над шелком лифчика, прежде чем он потянулся и расстегнул застежку. Малфой отодвинул ткань и опустил голову к ее соску, втягивая в рот вершинку и ареолу и водя вокруг них языком, пока Гермиона не вскрикнула, прижимаясь к нему и снова держась за его волосы. Он переключил свое внимание на другую грудь, покусывая ее, в то время как его пальцы играли со все еще влажным соском, который он оставил. Гермиона почти обезумела от желания, извиваясь под ним и отчаянно ощупывая его тело, пытаясь достать руками член.

Люциус встал над ней на колени и, ухмыляясь, глядя на ее раскрасневшееся лицо и учащенное дыхание, быстро снял мантию и начал расстегивать рубашку.

— Позволь мне.

Гермиона сама удивилась своим словам, но быстро опустилась перед ним на колени, ее непослушные пальцы едва могли расстегнуть жесткие пуговицы. Он терпеливо наблюдал, как она спускается вниз, затем властно протянул ей запястья, чтобы она расстегнула запонки. Наконец задача была выполнена, и она придвинулась чуть ближе, намеренно прижимаясь грудью к его груди, когда стягивала рубашку с его рук. Люциус по-волчьи улыбнулся, и она почувствовала его губы на своей шее, когда нервно потянулась к пуговицам на его ширинке. Их было еще труднее расстегнуть, потому что его эрекция натягивала ткань, натягивая застежки. Она разочарованно мяукнула, когда Малфой продолжил дразнить ее губами и зубами.

Наконец он мягко оттолкнул ее руки и встал. Гермиона смотрела, крепко сжав нижнюю губу зубами, как он снял брюки и боксеры и наклонился, чтобы снять носки. Посмотрев вниз, Гермиона поняла, что на ней остались только трусики и балетные туфли, которые она надела перед ужином. Она быстро сбросила туфли и заколебалась, держа пальцы на резинке трусиков. Она не хотела показаться слишком самонадеянной.

— Я сам.

Тон Люциуса был шелковистым, когда он зацепил пальцами резинку и спустил трусики вниз по ее ногам.

Малфой отодвинулся от нее, забрался на кровать и устроился, прислонившись к изголовью, его член торчал вверх от бедер. Он властно погрозил Гермионе пальцем, и она подползла к нему по кровати, совершенно не стыдясь своей наготы. Он снова усадил ее к себе на колени. Оседлав его ноги, Гермиона прижалась к его члену, когда Люциус притянул ее к себе и снова начал целовать. Она быстро обнаружила, что эта новая поза доставляет больше удовольствия, чем все их предыдущие объятия. Теперь их обнаженные тела были прижаты друг к другу, и Гермиона терлась своими возбужденными сосками о его грудь, наслаждаясь этим легким трением. Ее пальцы скользнули вниз по его животу, остановившись всего в нескольких дюймах от его налившегося члена.

Она на мгновение оторвалась от его губ.

— Можно потрогать? — она была удивлена хрипотце в своем голосе.

— Будь моей гостьей, — его голос был низким, и Малфой почти задохнулся, когда ее нетерпеливые пальцы сомкнулись вокруг его члена.

Гермиона никогда не представляла себе, каково это — чувствовать пенис. Или, может быть, она просто считала само собой разумеющимся, что он будет ощущаться как любая другая часть тела. Но этого не произошло. Он был горячим под ее пальцами, кожа шелковистой, но лежащий под ней орган — невероятно твердым. Гермиона пошевелила рукой, и Люциус напрягся. Он просунул руку между ними и положил свои теплые пальцы на ее руку, демонстрируя, как ему нравится, когда его гладят. Гермиона неуверенно подчинилась, и он снова напрягся, приподнимая бедра и упираясь в ее руку. Она смотрела, как его глаза по-животному прищурились, а губы приоткрылись показав оскал. Затем он снова накрыл ее руку своей, но на этот раз, чтобы успокоить.

— Как бы меня ни волновало, что я могу излиться на твою руку, но у меня есть план получше.