Драматургия ГДР

5

Мельница. Утро. Чулан, где живет Мельник. Мешки с зерном, мучной ларь. М е л ь н и к спит на мешках в парадном платье, положив одну ногу на ларь и беспокойно ворочаясь во сне.

Соломенная подстилка за занавеской, место для Ловизы. В дверь стучат. Мельник вздрагивает, просыпается, выглядывает из окна.

М е л ь н и к. Это конец. (С трудом задвигает тяжелым ларем крышку люка.) Все в мире бренно. Куда ни кинь, все клин. Как только я уступил королю, я лишился мельницы. Но, не уступи я королю, я бы уж давно лишился головы.

Катт снизу стучит в люк.

Я и так был слишком смел.

Стук.

(Дрожа, встает в позу.) Арестуйте меня, злодеи. Я жертва деспотизма. (Отодвигает ларь.)

К а т т (заглядывает в отверстие люка). Де Катт.

М е л ь н и к. Я люблю короля.

Катт влезает наверх и произносит речь, обнаруживая недюжинные ораторские способности.

К а т т. Вы любите короля, господин мельник. Вы любите его сверх всякой меры и в нашу великую эпоху являете собой удручающее зрелище слабой, покорной натуры. Зачем вы позволили королю так запугать себя? Как вы смели позволить королю так запугать себя? Я вас спрашиваю. Вы должны были показать ему зубы. Ваше дело правое. Мир ожидал от вас смелого слова. Сказали бы: мельница не может не хлопать или: есть еще судьи в Бер… (Обрывает себя на полуслове.) Разве вам неизвестно, что король должен подчиняться закону — как вы, как я. Позвольте мне высказаться до конца. Прошу вас иметь в виду, что король не должен знать о моем визите. Я пришел к вам из сугубо личных побуждений, как друг всех мельников. Я прочту вам некоторые статьи закона. (Читает.) «Статья четырнадцатая. Нашим судьям мы передаем всю полноту права вершить, невзирая на лица, справедливый суд над всеми людьми — великими и малыми, богатыми и бедными, и пусть ответят они за это перед престолом божьим, дабы слезы вдов и сирот, и других притесняемых, не пали проклятьем на их головы и на их потомство». Вы это слышали — о великих и малых?

М е л ь н и к. Но о короле там ничего нет.

К а т т. Не перебивайте. «Статья пятнадцатая. Судьи не должны подчиняться никаким предписаниям, нарушающим строгое осуществление правосудия, даже если они исходят от короля».

М е л ь н и к. И где это написано?

К а т т. В «Codex Fridericanus». Что вы на это скажете?

М е л ь н и к. Скажу, что этот кодекс оскорбляет королевское достоинство.

К а т т. О, как вы наивны! Его написал сам король.

М е л ь н и к. Это в высшей степени непостижимо.

К а т т. Любезный, король не был бы королем без этого закона. Он может править лишь там, где царят мир и порядок, иными словами, где царит закон. Страна должна иметь закон. Поскольку закон по самой своей природе распространяется на всех, закон выше короля. Ясно?

М е л ь н и к. Нет. Страна принадлежит королю.

К а т т. Страна принадлежит государству.

М е л ь н и к. Пусть так, сударь. А кому принадлежит государство? Я вас сразу раскусил. Вы подстрекаете меня к неосмотрительным поступкам в отношении моего короля. Вам мало, что я буду томиться в заключении, вы хотите отправить меня на виселицу. Или вам и виселицы мало, и вы хотите, чтобы меня колесовали? Но вы заблуждаетесь. От меня вы услышите только одно: я люблю короля. Можете арестовать меня на месте.

К а т т. Господин мельник, вы вынуждаете меня раскрыть карты.

М е л ь н и к. Вот видите.

К а т т. Король…

М е л ь н и к. Ага, все ясно без лишних слов. Вы позволите мне захватить мою зубную щетку?

К а т т. Господин мельник, король имеет в виду уступить вам в спорном деле и не преследует никаких иных целей. Он отменит свое запрещение на определенных условиях. Вы получите право хлопать сколько душе угодно. Так-то. Я нахожусь здесь, чтобы сообщить о столь благоприятном для вас исходе дела. Однако решение вопроса несколько затягивается из-за ваших постоянных столь неуместных выходок.

М е л ь н и к (бьется головой об стену и кричит в глубочайшем отчаянии). Ох, горе, горе!

К а т т. Почему вы так убиваетесь — ведь вам повезло?

М е л ь н и к. Это слишком неожиданно. Я ненавижу сюрпризы, даже приятные. Как я могу радоваться случаю, если он сразу же напоминает мне о нищете и слабости человеческого духа? Я думал, вы хотите меня колесовать, сударь.

К а т т (смеется). Нет, разумеется.

М е л ь н и к (смеется, потом становится серьезным). Что — разумеется?

К а т т. Я вам сейчас объясню. Королю был нужен смелый и честный человек. Все считали вас таковым. Смелый и честный человек был нужен королю для того, чтобы опровергнуть несправедливое мнение некоторых особ о внутренней обстановке в королевстве. Должна была быть доказана законность данной формы власти. Поймите же, в чем заключалась идея. Вы должны были выступить защитником свободы, явить собой образец гражданского мужества. Вам была гарантирована высокая милость короля.

Мельник вздыхает.

Ну, зачем же вы упали?

М е л ь н и к. А он посмотрел на меня своими большими, нечеловечески блестящими глазами. Разве вам незнаком этот взгляд?

К а т т. Верно, он на старости лет разыгрывает Нерона.

М е л ь н и к. И вы говорите так о своем начальстве?

К а т т. А как прикажете? Заметили, как он потом взъелся на меня? «Это была ваша идея, дурак вы этакий». Буквально — дурак.

М е л ь н и к. А это была ваша идея?

К а т т. Ни в малейшей степени.

М е л ь н и к. А почему вы не возражали?

К а т т. Мне не положено по штату. Король сказал, что план был хорош, но в нем допущена ошибка. В предлагаемых обстоятельствах мельник не мог быть смелым и честным человеком.

М е л ь н и к. Почему?

К а т т. Таков был смысл и моего молчаливого вопроса. Почему бы ему не быть смелым и честным?

М е л ь н и к. И что ответил король?

К а т т. Король ответил: «Он ведь не знал, что я этого хочу».

М е л ь н и к. Верно.

К а т т. Что?

М е л ь н и к. Я не знал, что король этого хочет, вот и сел в лужу. И никакой я не защитник свободы. Я только и думаю, как бы выпутаться из этой истории.

К а т т. Тяжелый вы человек, с вами не договоришься. Я доставляю вам ценную информацию и делаю предложение величайшей важности, а вы начинаете разглагольствовать. Итак, я продолжу, с вашего разрешения. Король решил попробовать еще раз — при более благоприятных обстоятельствах, которые нам надлежит создать. Ибо теперь вы в курсе дела, не так ли? Короче. Сегодня после богослужения король отправится на площадь принимать присягу у новобранцев. Он вызовет вас с мельницы и запретит вам хлопать. В ответ вас просят произнести нижеследующую наивную фразу в народном духе: «Есть еще судьи в Берлине!»

М е л ь н и к. Ну и дела!

К а т т. Проявите стойкость, и вы войдете в историю!

М е л ь н и к. Королю угодно, чтобы я победил? Мое хлопанье ласкает его слух? Сударь, я начинаю совершенно иначе думать о короле, я его люблю. (Кричит.) Ловиза! Никель! (Катту.) Сударь, благодарю вас, какой сегодня прекрасный день! Мне еще надо отдать заказчику одну бумагу, контракт.

Входит Л о в и з а, она работала.

Где Никель?

Она не знает.

Оденься получше, я жду кое-кого в гости. А именно короля. Король собирается заглянуть ко мне в гости. (Выносит из чулана контракт и подписывает.) Пятого апреля тысяча семьсот восемьдесят седьмого года Брут Фюрхтеготт Блейх. (Катту.) Прошу вас, сударь.

Оба уходят. Вслед за ними хочет уйти и Ловиза. В это время открывается крышка ларя. Из него вылезает С и м о н, весь в муке. На рукаве его мундира — черная повязка.

С и м о н. Тсс…

Л о в и з а (узнает его). Симон. Что ты тут делаешь?

С и м о н. Жду тебя.

Л о в и з а. Со вчерашнего вечера, как начало смеркаться?

С и м о н. Я слышал, ты перебралась сюда. Ну, прокрался я на мельницу и стал тебя искать. В час ночи вваливается этот чертов мельник и прется на чердак, пришлось мне залезть в ларь и ждать, пока он заснет. Но этот старый осел прохрапел одиннадцать часов кряду прямо у меня на крышке. (Руками разгибает ногу.) Поверишь, нога совсем не желает двигаться, не слушается, и все.

Л о в и з а (стряхивает с него муку). Ты похож на мертвеца.

С и м о н. Сестрица, я убит.

Л о в и з а. То есть как, Симон?

С и м о н. Я участвовал в маневрах и получил приказ переправиться через реку у Сакрова. На той стороне стоял неприятель, то есть там было и несколько наших, но им было сказано, что они должны быть неприятелем, и они в нас стреляли. Мы таскали в реку понтоны для этого… как его Tête de Ponte, то бишь моста. Тут капрал и говорит мне и еще некоторым ребятам, что были со мной: «Шаг вперед, вы убиты». И повязывает черную ленту, вот с тех пор я и убит. Я вылез из камыша, а Хавель холодный и вода до пояса. Вот, думаю, где ты лежишь, Симон. Иду я по лесу, а солнце светит сквозь зеленую листву, и в голову лезут разные мысли. Никогда, думаю, не видать мне больше солнца. И тут меня укусила муха, я поймал ее и подумал: а кто, собственно, кого поймал? И мне вдруг стало страшно, Ловиза. Вот, думаю, каково человеку, когда он убит. Всякие у меня мысли в голове появились, я и не заметил, как отошел от расположения полка и очутился здесь.

Л о в и з а (срывает повязку). Убери ее.

С и м о н. Ее можно снять только вместе с мундиром. Ловиза, я хочу за границу.

Л о в и з а. Это очень далеко?

С и м о н. Бантамские и Молуккские острова, Ловиза.

Л о в и з а. И ты не сможешь больше присылать денег?

С и м о н. Это очень далеко, но, честно говоря, раз я убит, то для меня это райские кущи.

Л о в и з а. Тогда уезжай, Симон. У меня ведь есть Никель.

Н и к е л ь (снизу). Ловиза.

С и м о н. Кто-то идет.

Л о в и з а. Это Никель.

С и м о н. Я такого страху натерпелся, что стал осторожен.

Л о в и з а. Его ты не бойся. Это Никель — мой муж, за которого я теперь выйду замуж, потому что ты уезжаешь. И еще потому, что на мне уже не сходится передник. (Закрывает крышку ларя.) Да и ребенок-то будет от него.

Входит Н и к е л ь в мундире гренадера.

Н и к е л ь. Как я тебе нравлюсь?

Л о в и з а. Но ведь ты должен был остаться? Потому что мельник с королем теперь…

Н и к е л ь. Сейчас объясню, в чем дело. Приходит вчера мельник к королю и говорит: господин король, оставь мне Никеля. А король ему на это: Никеля я тебе не оставлю, он один стоит целой армии. Сегодня советник пришел ко мне и говорит: Никель, сбор в пять часов на площади перед ратушей. А завтра, дорогая Ловиза, я, может быть, взгляну в лицо большой пушке. Думаешь, у меня духу не хватит? (Грубо обнимает ее.) Поцелуете меня, барышня?

Л о в и з а. А ты не можешь убежать? На Молуккские острова или еще куда-нибудь?

Н и к е л ь. И не собираюсь. На кой черт мне это надо?

Л о в и з а. Но ведь это опасно — служить в солдатах.

Н и к е л ь. Одна баба сварила колбасный суп и поставила кастрюлю в постель, чтоб он не остыл. А ее муж залез в постель, да и ошпарил себе всю задницу. Значит, и в постель ложиться — тоже опасно.

Л о в и з а. Но не настолько.

Н и к е л ь. Теперь я свободный человек и отделался от мельника, и от мельницы, и от всего прочего.

Л о в и з а. А обо мне ты забыл?

Н и к е л ь. Я тебя никогда не забуду. А сейчас мне пора. Судьбе так было угодно, и я должен выполнить свой священный долг перед родиной, ведь я пруссак и мужчина. А ты не плачь, не растравляй себе сердце. (Плачет.) Может, мне дадут отпуск, и я приду и утешу тебя, моя девочка, на мешках с мукой в белом свете луны. (Он плачет и пытается ее обнять. Она не дается.) Что ж, дальние проводы — лишние слезы. Бой барабана призывает меня исполнить мой священный долг. Таких, как я, на свете много, согласись. (Уходит.)