Повести о Куликовской битве

Князь же великий приехал на Коломну в суботу, на память святаго отца Моисея Мурина. Туто же быша мнози ратницы и воеводы стретоша его на речке на Северке. Епископ же Герасим стрете его во вратех градных со живоносными кресты и с чюдотворными иконами и со всеми клиросы, и оградив его крестом и молитву сотворив: «Спаси, боже, люди своя». Во утрия же день повеле князь великий выехати всем воеводам на поле Дебиче и всем людем сниматися во святую неделю по заутрени. И начата мнози гласы ратных труб трубити и варганы степути и стези ревут наволоченыя в саду Панфилове. Сынове Рустии наступиша поля Колсцменския, яко не мощно их никому же презрети. Князь же великий выеха з братом своим и виде множество людей и возрадоватися и уряди коемуждо полку воеводу. А к себе приим князи белозерския, храбри бо бяше, а брату своему дал князи ярославские. А правую руку себе уряди, а левую руку брата своего князя Володимера. А князя Глеба дрютцкого передовой полкъ, Дмитрей Всеволожь, да брат его князь Володимер, коломенского же полку воевода Микула Васильевич, володимерского же полку воевода Тимофей Волуевич, костромского же полку воевода Иван Родивонович Квашня. Переславской же воевода Ондрей Серкизов. У князя же у Володимера воевода Данило Белеут, Констянтин Конанович, князь Федор елетцкой и воевода мещерской. Князь Юрьи да князь Ондрей с своими полки приидоша.

Князь же великий урядив полки и повеле им Оку реку возится. Заповеда же всякому человеку, хто пойдет по Рязанской земле, по вотчине их, да никто же не прикоснетца ни единому власу земле их. Сам же взем благословение от епископа Коломенского и перевезеся Оку реку. И ту ставше послаша третью сторожу избранных витязей и рече им: «Нолни своима очима видитеся с татарскими полки». А посла Семена Мелика, Игнатья Креня, Фому Тынину, Петра Горского, Карпа Олексина, Петрушу Чюрикова, и иных многих посла с ними. И рече князь великий Дмитрей брату своему князю Володимеру: «Поспешим, брате, противу безбожных сих печенег и не отовратим лица своего от безстудных сих. Аще нам случится смерть, то дома живучи умрети же, а от смерти не избыти нигде же». И рече: «Всяк идый путем призывает родители своя и сродник Бориса и Глеба».

Слышев же то князь Олег рязанский, яко князь великий Дмитрей Иванович собрал воя многа з братом своим со князем Володимером Ондреевичем и идет противу безбожному Момаю, а сердцем своим не упал, но твердою своею верою крепко хощет с печенеги битися и имеет упование на единаго бога, князь же Олег нача с места на место преходити и нача глаголати ко своим бояром: «Не качаемому делу неудобь разумети. Аще бы ми мощно послати ко многоразумному Ягайлу таковаго вестника, како мыслити нам, уже бо застал пути наши, но аз убо чаях по правилом, яко не подобает великому князю противу безбожнаго царя стояти. Ныне убо что се здумал, откуду сей хощет помощи, противу безбожнаго царя стояти. И рекоша ему бояре его: «Мы слышахом за 15 дни до сего дни, но тебе того не смели поведати, сказывают в вотчине его калугер имянем Сергей свят и прозорлив велми, но тот де и благословил его и вооружил противу нам, но еще и от своих калугер дал ему пособников». И слышав то Олег нача боятися и нача ратовати на свои бояре: «Почто ми есте преже сего дни не сказали, дабы шед умолил царя, да ничто б зла сотворил, но горе мне, изгубих си ум. Но паче не аз един оскудех умом, но и боле мене разумел Ягайло литовски, но и тот оскудех умом, не оного же взыщет бог, но мене. Он имеет закон гугниваго Петра, аз же имех правый закон, но что ради зло сотворих. Того бо ради о мне рече: «Аще раб не сохранит закона господина своего, то бьен будет много». Ныне убо что сотворю и которому вдамся, что ми здумал мои худый ум, чтоб ныне приложился к великому князю Дмитрею и поработал бы ему, но он не приимет мя, ведает бо измену мою. Аще ли приложуся к поганому Момаю, то поистине буду враг на веру христьянску, яко оного новаго Святополка земля мя пожрет. Не токмо княжениа лишен буду, но и живота гоньзнуся. Аще бо господь по них, то никто же им может зла сотворити, но и еще об них молитва прозорливаго старца к богу. Аще ли ни единому от них помощи не сотворю, то в прок ото обоих, како могу прожити. А ныне которому присягу имею.

Ягайло же, по прежереченному уроку своему, совокупи Литвы много, и Варяг, и Жомоти, поиде на помощь к Момаю. И прииде Ягайло в. Одоев и слыша, яко Олег рязанский убояся, и пребысть Ягайло оттолева, не подвизался из Одоева, и нача разумети суетнаго своего помысла, и виде совокупление свое раздно, и нача рватися и сердитовати, и нача имати паны своя: «Егда не достало мудрости человечи, николи же бо Литва от Резани не приимаше разума, иже изведени есмя от ума от князя Олга рязанского, сам бо ныне погибл есть: пребудем убо зде, донде же услышим Московского победу».

В то же время услышели князь Ондрей полотцкий и князь Дмитрей брянский Олгердовичи, что велика туга належит великому князю Дмитрею Ивановичи) московскому и всем православным христьяном от безбожнаго царя Момая. И рекоша: «Отъидем мы к великому князю московскому на помощь, беста бо есми отцем и братом ненавидими, но богом возлюблени, бе бо есмя едино крещение, от мачехи своея княгини Анны, яко клас доброплодный тернием подавляеми». Не свещаста бо ся промежи собою князи, и посла князь Ондрей к брату своему ко князю Дмитрею тайно грамоту, в ней же писано: «Веси ли, брате мои милый, яко отец наш отверзе нас от себе. Но паче отец небесный присвой ны к себе и дав нам закон свой ходити по нему и отрешитися нам пустошные суеты. Но скончаем подвиг добрый Христу, начальнику христьянскому. Пойдем, брате, к великому князю на помощь. Ныне, брате, великому князю московскому велика туга належит от поганых измалтян, но еще и брат наш Ягайло поработает [279] ему, но Олег рязанский приводит их. Нам же подобает апостольское слово скончати: «Братиа, в бедах пособники бывайте». И помыслив, что нам родителем противитися. И евангелист Лука рече, усты спасителя нашего: «Предани будете родители ваши и братьею, умрети имате имяни моего ради, претерпевый до конца той спасен будет». Но излезем, брате, от подавляющаго сего терния и присадимся к истинному винограду крестьянскому, делателю нам рукою христовою. Ныне, брате, подвигнемся не земнаго ради живота, но небеснаго, еже даст господь творящим волю его». Прочет же грамоту князь Дмитрей нача плакатися от радости, рече: «Владыко человеколюбче, дай же рабом своим хотение совершити и сего почесть добраго подвига показати, его же открыл еси брату своему старишему. Днесь, господине, по твоему изволению, готов есми, колко моего войска готови суть со мною вкупе, божиею благодатию совокуплении быхом иныя деля брани иалежащих от дунайских варяг. Но ныне, брате, слышах, яко приидоша ко мне медокормци из Северы, а кажут: князь великий на Дону туто хощет ждати поганого Момая. И подобает нам итти на Северу и туто совокупитися. И коим путем утаимся брата своего Ягайла, дабы нам не бранил.

По малех же днех снидошася желанно два брата со всеми своими силами. И видевше и возрадовашася, яко же иногда Иосиф с Беньямином, изглядавше свое многое войско и возвеселишася сердцем. Бяше бо вооружени нарочитый воини и ратници. И приспев борзо на Дон и наехавше великого князя еще об сю сторону Дону, на месте нареченном Березуй. И ту совокупилися великие полкы. Князь же великий Дмитрей Иванович з братом своим со князем Володимером Ондреевичем возрадовашася велми велице их силе, яко неудобь видети таковому востанию, яко братия оставивша брата поругана, яко же иногда поругашеся волсви Ироду, приидоша сии в помощь нам. Князь же великий почти их великими дары, тако же в путь идоша. радуяся о святем дусе, земнаго же всего отвергшеся, чающе небеснаго живота, часа смертнаго. Рече же князь великий: «Братия моя милая, коея ради потребы приидоста семо. Но господь посла вас в путь свой, воистину естя ревнители праотца нашего Аврама, яко от племени воскорми Лота. Яко аще подобии естя доблестьвенному великому князю Ярославу, яко той отомсти обиду братии своей». Скоро же весть посла ко преовященному митрополиту Кипреяну и рече: «Яко Олгердовичи приидоша ко мне со многими силами, а брата своего Ягайла оставиша». Вскоре же весть прииде к митрополиту Кипреяну. Митрополит же востав и прослезися, слышев таковое чюдо, и нача молитву творити: «Господи, владыко человеколюбие, яко супротивний наши ветри на тихость предлагаются». Посла во вся зборы церковныя и во обители святыя повеле молитвы творити день и нощь ко вседержителю богу. Но вборзе посла во обитель ко преподобному старцу Сергею. Княгини же великая Овдотья, слышев то великое божие милосердие, многи милости сотвори убогим, сама же непрестанно ходи ко церкви день и нощь. Но на предлежащее возратимся.

Князю же великому бывше на месте Березуи, приспе же день сентября 5, на память святаго пророка Захарии, и еще приспе память сродника его святаго князя Глеба Владимеровича. И приехаша два от страж его, Петр Горьский да Карп Олексин, и приведоша язык нарочит, яже от велмож царевых. Той же язык поведает великому князю, яко царь уже на Кузмине гати, но не спешит того ради: ожидает Ягайла литовского и Олга рязанского, твоего же, царь, собрания не ведает. По преже писанному Ягайлову совету, на третий день имать быти на Дону. Князь же великий спроси его о силе его, он же рече: «Неисчетное множество исчести некому». Князь же великий нача думати з братом своим со князем Володимером Ондреевичем и с новонареченною братьею, со князи литовскими: «Зде ли нам ждати Мамая или итти за Дон». И рекоша ему Олгердовичи: «Аще ли, господине, хощеши крепкаго войска, то сего дни повели возитися за Дон, да не будет ни единаго мыслящего назад, да всяк бьется без лести. А велицей силе его не веруй, яко же не в силе бог, но в правде». Ярослав бо перевезеся реку Святополка победи, Александр реку перешед короля Свейского победи. И ты, бога нарек, тако же сотвори. Аще побьем поганых, то вси живи будем, аще ли нас побьют, то вси общею смертью умрем ото князя и до простых людей. Тем бо словесем крепится великое войско твоих витязей.

Князь же великий Дмитрей Иванович повеле успешно всему войску возитися за Дон, стражее же ускоряют, яко татарове ближают ужасно во ярости, возрадовашася радостию великою, зря своего желаннаго подвига, его же на Руси вожделеша за многи дни. Приидоша же на место то волци, по вся дни воюще непрестанно, гроза велика. Полком же храбрым сердце утвержается, уже вранове необычно слетошася, не умолкают, галицы своею речью говорят. Орли же мнози усть Дону налетеша, и ту клегчюще, ждуще дни грознаго и богом изволеннаго, в онь же день имуть стертися множеству трупу человечьчю и крови их пролитися. От таковыя страсти, аки морским водам, от великия грозы древа прекланяются, трава постилается. Мнози бо наполнишася духа храбра, уже земнаго не помышляюще ничто же, но видяще кождо пред очима. Уже бо поганин студом помрачаются, видяще погибель живота своего, поне же погибе память их с шюмом. Правовернии же человеци просвящаются, радующеся, чающе оного обетованиа и прекрасных венец от руки вседержителя, о них же поведа преподобный Сергей старец.

Вестницы же ускоряют яко царь ближает. Прибегоша же 7 стражей в 6 час дни, Семен Мелик со дружиною своею, а за ним гонишася много татар, мало его не угопиша, уже бо узреша полки русский, и возратишася ко царю, и поведаша ему, яко князи русския ополчишася при Дону, божиим промыслом, многое множество людей, но царю вчетверо того сказаша. Нечестивый же царь разумев и разжен диаволом на свою пагубу, крикнув и напрасно испусти глас свой и рече: «Се ли велика сила моя, аще сего не одолею, како возращуся восвояси» И повеле царь своим вооружатися. Семен же Мелик поведает великому князю, яко царь на Гусине броду, едина нощь промежи нами их, утре будут на Непрядву реку: «Тебе же подобает, великому князю, сего дни исполчитися, утре бо на нас ускорят татарове». Нача же князь великий з братом своим и с литовскими князи до 6-го часа полки уряжати. Некто же воевода приеде с литовскими князи, имянем Дмитрей Бобров, родом земли Волынския, нарочит бе воевода и полководец, и изряден во всем по ряду, сих велми по достоянию уставил полки, елико комуждо подобает, где стояти. Князь же великий поим брата своего князя Володимера и литовские князи и все князи и воеводы и выехаша на место высоко и видев образ спасов воображен во христьянских знаменних, аки некия светилницы солнечныя, луча испущающе и всюде светящеся, озаряюще все христолюбивое воинство. И стязи ревут наволоченыя, простирающеся, аки облаци, тихо трепещуще, хотят промолвити. А у богатырей горугови аки живи пашутся. Доспехи же русския, аки вода силная, во вся ветры колебашеся, и шеломы на главах их, аки утреняя заря во время солнца ведреного светящеся, еловци же шеломов их, аки поломя огняное пашетца. Мысленно бо видети и жалостно слышати таковое русских князей собрание и удалых витязей учрежение. И тако в себе равно единодушно друг за друга хотяще умрети и вси единогласно вопияху: «Боже святый, призри на ны, даруй нашему православному великому князю победу на поганых, яко и Констянтину, покори врази под нозе его, якоже Моисею на Амалика и кроткому Давыду на Голияда» И увидевше князи литовския и ркуще: «Ни есть достойно при нас и преже нас таковому востанию быти. Подобно суть македонскому войску, мужеством же подобии гедеоновым снузницы, господь бог своею силою вооружил их».