Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

«Ходоки», или Лоббизм снизу

Если «волюнтаризм» подразумевал право «большого» или среднего начальника решать так, как он считает нужным, а не так, как кем-то было запланировано на «научной» основе, то лоббизм был более систематическим явлением. Регионы и отрасли и отдельные группы и профессиональные кланы в этих отраслях стремились через своих представителей, попавших на работу в центральные органы власти, пролоббировать реализацию своих интересов. Это было несложно, поскольку, как говорилось выше, прием на работу в центральное ведомство (ЦК, Совмин, Госплан, Госснаб) осуществлялся из числа специалистов, принадлежащих к четко выраженным профессиональным и региональным сообществам. И у центральных органов было не так много возможностей оборвать эти отношения и сделать своих сотрудников «беспристрастными» к просьбам «ходоков».

Например, бывший министр Владилен Никитин так пишет о своем назначении:

В 1985 году меня назначили министром сельского хозяйства России. Тюмень покидал с тяжелым чувством, здесь все было мое. …Накопленный опыт помогал быть решительным. … Без ложного стыда и не боясь кривотолков объявил в министерстве о необходимости незамедлительно решать все вопросы Тюменской области[597].

Принципиально важным этот вопрос оказывался в ситуации, когда требовалось научно обосновать и рассчитать движение ресурсов в плановой экономике, однако оказывалось, что этим на всех уровнях тоже занимались лоббисты тех или иных групп.

Помощник Горбачева Владимир Милосердов так рассказывает о процессе своего приема на работу в аппарат ЦК КПСС в 1978 году, после 10 месяцев его работы в должности заместителя начальника сводного отдела агропромышленного комплекса Госплана СССР:

После короткой словесной разминки начались вопросы… разговор перешел на Госплан. Как я отношусь к этому ведомству? В чем вижу его недостатки? Правильно ли, что Госплан распределяет капиталовложения не только по отраслям, но и внутри отраслей, в частности внутри сельского хозяйства? Я говорил, что пока не работал в этом ведомстве, думал, что в стране есть единственный орган, который комплексно, с учетом народно-хозяйственных интересов формирует межотраслевые пропорции, исходя из эффективности определяет, куда и сколько направлять инвестиций… Считал, что только Госплан… формирует пропорции, каркас всей экономики…. Но когда непосредственно окунулся в работу, убедился, что … и здесь идет борьба между народно-хозяйственными комплексами, сферами, отраслями, которые представляют начальники отделов, их замы, начальники подотделов. Они борются за капиталовложения, материальные ресурсы, за строительство объектов в подведомственной им отрасли, регионе. Словом, каждый тянет одеяло на себя. У каждого подотдела свои интересы. Их работа оценивается по тому, сколько они выбьют ресурсов для сферы своего влияния. Все это ведет к разбалансированности экономики[598].

Присутствующий при этом разговоре заведующий Сельскохозяйственным отделом аппарата ЦК КПСС Владимир Карлов подтвердил, что та же ситуация в его отделе:

Когда решается вопрос о капитальных вложениях, материальных ресурсах, каждый руководитель сектора защищает свое курируемое министерство, свой регион. Руководители секторов выполняют роль полпредов министерств и ведомств, отделов и секторов Госплана, регионов[599].

Кстати, в Госплане специалисты по капитальным инвестициям составляли отдельную узкопрофессиональную группу и именовались «капитальщиками»[600].

Инструктор Отдела машиностроения ЦК КПСС, куратор атомной энергетики Владимир Марьин рассказал в интервью, что заведующий его отделом Василий Фролов специально послал его на непрофильную для него встречу Алексея Косыгина с руководством Министерства автомобильной промышленности. На ней премьер в жестких выражениях раскритиковал запрос министерства на выделение крупной суммы на модернизацию ВАЗа, поскольку предлагаемый проект не способствовал улучшению низкого качества производимых заводом автомобилей, которые он охарактеризовал как «консервные банки». По мнению Марьина, профильные сотрудники отдела из сектора автомобильной промышленности вряд ли бы объективно представили шефу ситуацию. А после его доклада Фролов одобрил действия премьера[601].

Помимо штатных сотрудников ведомств, выполняющих функции лоббистов региональных и профессиональных групп, лоббизмом занимались, разумеется, и сами представители отраслей и регионов. Приемные московских чиновников осаждали желающие согласовать или решить вопрос в свою пользу и в обход ранее утвержденных планов либо добиться внесения своих требований в план.

Начальник подотдела сводного отдела народно-хозяйственных планов Госплана СССР Олег Юнь вспоминает:

Умные руководители со своими предложениями всегда шли не к начальству, которое принимает решения, а к тем специалистам, которые эти решения готовят. Когда ко мне — тогда еще возглавлявшему подотдел — заходили Председатель Госплана Украины Виталий Андреевич Масол (имел обыкновение при этом садиться верхом на стул) или Председатель Госплана Латвии Миервалд Леонидович Раман и со мною обсуждали свои идеи, то после согласования позиций я, естественно, старался сделать все от меня возможное, чтобы эти идеи получили поддержку руководства. Лестно, конечно, что с тобой обращаются как со специалистом, а не как с простым исполнителем чужих решений[602].

Случайный посетитель, экономист Владимир Ефимов застал следующую поразившую его картину:

…посещая Госплан СССР, я увидел, что работа в нем происходит не только, и может быть не столько в кабинетах, сколько в коридорах, которые были в его здании… очень широкими и в которых были установлены длинные столы с многочисленными стульями. За этими столами периодически можно было увидеть массу людей, работавших с объемной документацией, разложенной на столах. Можно было догадаться, что это люди с мест, которые защищают в кабинетах планы для своих предприятий, а потом, получив замечания, выходят из кабинетов, чтобы их скорректировать[603].

Инструктор Отдела тяжелой промышленности ЦК КПСС в 1962–1978 годах Владимир Чугуев, куратор Министерства строительного, дорожного и коммунального машиностроения, рассказывал в интервью:

Заводов в одном министерстве 176 штук, по-моему. Конечно, не каждый завод к нам с какими-то вопросами, но много. И директора приезжали, приедут, позвонят, хотят встретиться — заходи[604].

Одного из сотрудников сводного отдела Госплана в начале 1980-х разоблачили как центральную фигуру в группе, которая тринадцать лет за крупные взятки занималась выделением оборудования для одного из предприятий. Они позволяли ему вести роскошную — по меркам госплановского работника, в среднем получавшего 120 рублей зарплаты, — жизнь на купленной на эти деньги даче и с автомобилем «Волга». Деньги для него предприятие выписывало рабочим в виде премий и пособий, а потом у них отбирало[605].

Раздраженный московской бюрократией, первый секретарь Ставропольского крайкома Михаил Горбачев писал в мемуарах:

В те годы пришлось лицом к лицу столкнуться с системой принятия решений в условиях командной экономики и бюрократически централизованного государства. Едва ли не по любому вопросу надо было идти в Госплан, заручаться согласием десятков министерств и ведомств, сотен должностных лиц. Бесконечные командировки в столицу, уговоры, брань с управленцами, когда обращение чиновников принимало хамские формы и нервы просто сдавали. Мало ли что приходилось делать, чтобы ублажить московских чинуш. Страна ходоков и толкачей, хотя, казалось бы, в рамках плановой системы все должно было делаться разумно. Да можно ли назвать ее плановой системой?[606]

Впрочем, Ставропольский край был местом, куда охотно ездили московские чиновники — как по деловым вопросам, так и (в значительно большей степени) для отдыха на курортах с целебными минеральными водами и свежим воздухом предгорий. Для приема «первых лиц» существовали различные форматы, начиная от домика приемов крайкома с тремя номерами и небольшим залом для «товарищеских встреч» и заканчивая «полевым» застольем с ухой из сома[607].

Провинциальные чиновники, не имеющие достаточно союзников в Москве, активно старались найти таковых и коррумпировали заехавших к ним в регион. Заведующий промышленно-транспортным отделом Иркутского обкома КПСС (1961–1972) Степан Карнаухов с гордостью рассказывал в интервью о своих усилиях построить в области побольше металлургических заводов:

Был разговор, что построить часть алюминиевых заводов, заводы машиностроительные, металлургический, электрометаллургии. Была же построена первая — Магнитка, вторая металлургическая база — Кузбасс и третья база — Тайшетский металлургический завод. Разработан проект Гипромеза[608], я ездил на его защиту. У нас приезжали, я по местам возил, дай бог, сколько выпоил этим комиссиям, приезжающим из Министерства черной металлургии, из Гипромеза и так далее. Выпили много, когда ездили. Потому что я хотел сделать их сторонниками нашими. Пили, помню, кубинский ром, почему-то в свое время оказался. Идея осуществлена только частично[609].

Вместе с тем, участвуя в составлении и исполнении планов, затем навязывая их своим подчиненным предприятиям и учреждениям, и сами центральные ведомства становились заложниками исполнителей. Яков Рябов, во второй половине 1960-х годов занимавший место первого секретаря Свердловского обкома партии, в интервью вспоминал, как в 1965 году пробил назначение «мягкого» и «обходительного» будущего советского премьера Николая Рыжкова на пост директора «Уралмаша». Это было крупнейшее предприятие региона и один из крупнейших заводов в СССР:

Тогда началась косыгинская реформа экономики, и предприятиям стали спускать планы не помесячно, а поквартально. А внутри директор мог распределять работы так, как считал нужным. И у Николая частенько оказывалось, что в самом тяжелом последнем квартале года половина квартального плана отнесена на декабрь. Он начинал ходить ко мне, жаловаться на поставщиков, смежников: мол, подвели. И просил помочь скорректировать план в сторону уменьшения. Я говорю: «А ты министру звонил?» — «Звонил, — говорит, — да он не соглашается». Мне это тоже было ни к чему: не выполнит план Уралмаш, значит, в отстающих окажутся и район, и город. Я уже был секретарем обкома. «Ну, приезжай, — говорю, — позвоним министру». Вызываю Москву, тот ни в какую. Я ему объясняю, что тогда не выполнит план и главк, и все твое министерство. Министр поупирается, да и согласится[610].

Однако лоббисты не зря ходили к московским чиновникам или ублажали их во время приездов к ним на место. Несмотря на всю «плановость» и массу контролирующих органов, в СССР процветала практика благотворительности за казенный счет, когда высокопоставленные чиновники или члены их ближайшего окружения просто распределяли государственное имущество (минимум на десятки тысяч, чаще на сотни, порой и на миллионы рублей) как свое — иногда в рамках так или иначе трактуемого «дела», иногда просто по собственной прихоти, например из «благодарности». Каждый мемуарист, входящий в партийно-государственную элиту или близкий к ней, приводит в своих мемуарах не один эпизод проявления подобной щедрости.