Игры Бессмертных

Глава 20. Дом стаи

Эверетт был на ежедневных учебных занятиях молодых волков, когда почуял приближение Жана. Рутина эта должна была быть в ведении Хельстрома, но тот провинившийся очередной пьянкой, зализывал душевные раны своей жены длинными прогулками в Императорском саду. Как обычно работа свалилась на Эверетта и ни он ни волчата этому были не рады.

Он не привык жаловаться и увиливать от службы, но Хел в последнее время совсем распоясался. Доносить матери, что тот все больше опускается было бессмысленно. Она и так все прекрасно знала не хуже Ретта.

— Прекрасно, Жан. Будь любезен, посмотри с чем мы имеем дело. — сказал Ретт раньше чем друг успел открыть рот. Тот смущенно остался смотреть, стоя рядом.

— Строй-ся! — гаркнул Ретт. Сегодняшняя его команда состояла из двадцати молодых волчат, еще не нюхавших пороху. Ретт, в отличии от Хела, который отдавал предпочтение сабельному бою и бою в волчьем облике, мучил волков армейской муштрой.

Выстраивал их в две шеренги, за спинами ставил стрелков — как все и происходит в настоящем бою. Оборотней всегда ставили прикрывать стрелков, так делали в их армии, так же и в других. Обменявшись первыми залпами, шло сближение войск. Снова залпы, и дальше уже рукопашная свалка. Хельстром все что до рукопашной считал скучной ерундой, не стоящей внимания. Ретт — нет.

Делил молодняк на команды и учил основам. Время между залпами, уход с линии огня и своего чужого. Хел верил, что нужно просто загрызть вражеских оборотней, а с людьми можно разобраться и потом. Ретт мыслил иначе. Учил стрелять из мушкетов, уходить от тяжелой артиллерии, беречь свою шкуру от пуль сильнее, чем от клыков.

Пули жалили глубже и хоть одна и не причиняла большого вреда, но все они застревали в мышцах, лишали подвижности. Простеленные лапы не такие гибкие и шустрые, глаза не такие зоркие, а если четырьмя-пятью выстрелами перебьют хребет, добить саблей ничего не стоит.

Ретт хотел бы собрать статистику сколько пуль ловят оборотни, пока добираются друг до друга, но никто не считал. Он опирался только на свой опыт.

В Батурской компании ему пару раз удалось не поймать ни одной и он собирался развить успех. Экспериментировал, придумывал трюки и обучал мелких дураков, которые учиться стрелять из мушкета и замерять время между залпами не желали. Они желали оборачиваться в волков и грызть глотки и ничего больше. И уроки Хельстрома по этому предмету нравились им куда больше, чем унылая «людская» муштра Эверетта. Сегодня были совсем мальчишки, так что Ретт обучал их стрельбе и никакой свалки в оборотническом облике не предполагалось. Естественно, как только вместо Хела они увидели Ретта и его помощников, несущих мушкеты и обмундирование, все приуныли.

— Заряжай!

Волки, что сегодня играли стрелков, стали возиться с патронной сумкой. Мушкеты в армии священной империи Галивар были ужасные на взгляд Ретта, но Жан работать над оружием отказался наотрез, а другие алхимики, что придумали, то придумали. Вот и пусть посмотрит с чем ему тут приходится иметь дело.

— На руку! — продолжал отдавать Ретт полные учебные команды. Оборотни с обоих «противоборствующих» сторон опустили ружья к животу.

— Патрон куси! — зашарили в сумках, достали муляжи патронов, сделали вид, что надкусили бумажные упаковки. В настоящей стрельбе пуля оставалась во рту, а в самом патроне ждал порох.

— Полку открыть!

Щелкнули металлические защелки на основании дула мушкетов, оборотни сделали вид, что засыпают часть пороха.

— Мушкет опустить! — мушкеты шаркнули прикладами по сапогам. — Порох сыпь!

В дуло «засыпали» оставшийся порох.

— Пуля! — Ретт видел, что трое из двадцати «стрелков» уже замешкались и отстали.

— Шомпол!

Кто-то успел прибить пулю шомполом вовремя, кто-то безнадежно отставал, но работал правильно, двое один раз изобразили движение и плюнув от спешки, вставили шомпол обратно в пазы на дуле. Вот эти самые опасные дураки.

— Да я четверых за это время загрызу! — заворчал один из учеников, но ослушаться второго сына альфы конечно не смел.

Ретт не стал останавливать упражнение, пускай учатся на собственном опыте.

— Прикладывай! — ружья уперлись в сильные плечи. — Взводи.

Защелкали взводимые курки. — Пли!

Раздались громкие щелчки, но без выстрелов. Настоящего пороха этим юнцам Ретт пока не давал.

Он пошел вдоль первого ряда.

— Не прибил пулю, потерял ружье — сказал первому. — Остался без глаз, — второму. Тот не отвернулся от выстрела, в горящий порох дело опасное. — Опустил ствол, пуля в земле. — четвертому.

Все они слушали насупившись, злились и не желали этому учиться. Стрелки! ПФ! Да разве оборотни будут стрелками? Зачем им эта наука? Но волчата постарше, которые тренировались с настоящим порохом и настоящими пулями, науку Ретта ценили больше. Когда в тебя попадает шесть пуль одновременно не важно в учениях или в настоящем бою — боль одинаковая. И умение сократить это количество попаданий быстро становилось очень ценным, как только в стволы закладываются настоящий порох и настоящие пули.

— Заряжай! — Ретт кивнул Вильгельму и тот подхватил команды. Он подошел к Ла Росси.

— Ты видишь это убожество? — он кивнул на мушкеты. — Если бы ты придумал что-то получше, мы бы не теряли столько времени на эту ерунду.

— Я не буду работать над оружием, Ретт. Это мое окончательное решение.

Ретт бессильно вздохнул. Иногда идеализм и гуманизм Жана восхищал его безмерно, но иногда злил. Потому что Ретт верил, что войны заканчивает не отсутствие оружия, а его заметное технологическое превосходство у одной из сторон. Жан верил в другое.

— Мы можем поговорить с глазу на глаз? — алхимик показался ему чем-то встревоженным.

— Хорошо.

Ретт кивнул, они отошли от мальчишек подальше. Территория поместья была большой и в дальней части сада оборудовали площадки для обучения. На одной из них спаринговали взрослые оборотни, на второй старый волк учил малышню частичному обороту, на третьей его малышня возилась с незаряженными мушкетами. Стрельбу на территории усадьбы матушка категорически запретила. Настоящие учения проходили за пределами города и Ретт должен был отправиться туда на днях, но теперь… Он не знал как оставить в доме Терезу Доплер без присмотра. Мало ли каких дел натворит.

— Ретт, это по поводу Терезы, — начал Жан смущенно. Эверетт насторожился.

— Что она уже натворила?

— Ретт, она сказала мне, что ты купил ее право. Это правда?

Ретт пожал плечами.

— Ну да, и что?

— Ретт… Помнишь мы как-то говорили о природе волчьего нюха и возникающей на его основе… привязанности или влечения?

Ретт уже понял куда Жан клонил. Его друг был слишком умен, проницателен, а еще обладал отличной памятью. Однажды, подогретые вином и красивыми женщинами на одном из приемов в высшем свете, они сели с Реттом в уголок и стали болтать о природе любви. Жан живо заинтересовался волчьей тягой, и стал строить безумные теории и предположения. Придумывал, как исследовать и что бы можно было открыть. Дофантазировался до эликсира вечной любви за пять минут. Тогда Ретт не удержался и спросил его как бы между делом, а что он подумал, если бы тяга возникла не к волчице, а к обычной женщине. У Жана загорелись глаза как и всегда, когда его ставили в тупик какие-то изыскания. Он задал кучу уточняющих вопросов — степень близости пары, сколько они были знакомы, вступали ли в половые отношения. Ретт и выдал ему «выдуманную» историю. Например, оборотень купил право и вдруг почувствовал себя странно…

Жан выдал кучу предположений, основной частью которых было или болезнь оборотня и деформация чутья, или наличие в девушке волчьей крови в незначительной степени.

Ни то ни другое не подходило Ретту как разгадка его маленькой проблемы. Его чутье было отличным, а оборотнической крови в семье Терезы Доплер отродясь не бывало. Оставался только один ответ, который ему дала мать — это была вовсе не волчья тяга. Не могла ею быть и точка. Жан всегда был деликатен в их разговорах и не лез Эверетту в душу, что и позволило им сдружиться. Вот и в тот раз он спросил.

— Но… мы же ведем эту беседу чисто гипотетически, верно?

— Да, гипотетически. — подтвердил Ретт и они забыли про тягу, потому что это был всего лишь глупый фантастический разговор двух молодых ученых.

И вот его друг шел, хмуро отсчитывая шаги и с тревогой смотрел на него.

— Ретт, твоя мать упоминала, что в Междуречье ты был…немного не в себе. Ты помнишь? Я готовил тебе кое-какие настои, чтобы нормализовать сон по ее просьбе.

Ретт тяжело вздохнул. Проклятая память Жана, а главное — какое ему вообще дело?! Было бы очень странно, если бы при их степени близости и дружбы, и собственном неординарном уме Жан не сопоставил кое-какие факты.

— Тереза из Междуречья и ты покупал ее право. И потом… у тебя были определенные проблемы со сном и нюхом, верно?

— Жан, хватит ходить вокруг да около, — Ретт остановился и посмотрел на него прямо. — Задавай свой вопрос, мне нужно идти и учить этих мальчишек стрелять.

— Ты испытывал к Терезе что-то, что принял за волчье влечение?

— Да. Это было недолго и давно в прошлом. Я тогда год не был с женщиной, после того случая, — Жан нахмурился еще больше. О нем он тоже знал. — Как ты понимаешь, это невозможно и необъяснимо, так что обсуждать тут нечего.

— А сейчас? Ты чувствуешь к ней что-то?

— Нет, — решительно отрезал Ретт.

— Тогда почему ты изменил свое решение о ее найме?

— Мне стало ее жаль. Для нее это шанс.

— Но ты подозревал ее в чем-то. В чем именно?

— Разумеется, в желании заполучить мою неотразимую персону, — хмыкнул Эверетт. Говорить Жану, что она возможно шпионка вампиров он не собирался. У того и так были не лучшие отношения с одной небезызвестной семейкой галиварских кровососов, от которых он собственно и прятался на территории Шефердов.

— Я чувствую себя дураком. Я не знал, что вас что-то связывает.

— Откуда тебе было… — Ретт осекся. Резко повернулся к дому. — Ты слышишь?

— Что? Нет, я…

— Ш! — Ретт прислушался уже осознанно. — Тереза кричит. Что-то случилось.

Жан бегом бросился к дому:

— Она должна была переливать Моравийскую Щелочь! — закричал он не останавливаясь. — Ретт, если они зальют ожоги водой…

Ретт перекинулся уже в прыжке. Плевать на сапоги и камзол. Он понесся к дому, обогнав алхимика через секунду. * * *

Тесс не помнила как оказалась в коридоре. Прошла несколько шагов, прислонилась к стене и медленно осела на пол. От вида собственных ладоней она закричала еще сильней, чем от боли — кожа трескалась на глазах, потекла кровь, а раны все росли.

В коридор забежала служанка, увидела Тесс и ахнула.

— Ла Росси! — простонала Тесс, заливаясь слезами. — Позовите…

— Миссис Дан! Миссис Дан! — заорала служанка и убежала по лестнице. Тесс сжала зубы и попыталась подняться. Кто-то топал по лестнице, торопился.

— Ах, Матерь Всемогущая, что с вами?! Что случилось?! — к Тесс подбежала еще одна служанка.

— Матерь, что у нее с руками?!

— Отойди, Одри! Не трогай!