Дело о похищенных туфельках

ГЛАВА 35, в которой все молодцы

— «Вспышка», — сказала девушка. — Все время она! Уверена, что и самая первая девушка села к нему в машину из-за музыки этого бэнда. Я и сама не поехала с Эдвеллом только потому, что в его авто ныл этот противный голос. Ненавижу «Вспышку» и особенно «Обнимай меня».

— Да? — огорчился Нельви, — а мне нравится.

— И мне, — кивнула Ара, — только теперь с этой песней связаны плохие воспоминания.

— Ну и что? — спросила Ода, которой явно не терпелось хоть что-то сделать. — Поехали в отдел хотя бы, а? Я так не могу — бездействовать.

— Нет! Мы не бездействуем! — отчаянно возразила Антония. — Послушайте, кроме того, что он безумный поклонник Ары, он к тому же фанат «Вспышки»!

— Но у «Вспышки» миллионы фанатов по всей Ригордии и за ее пределами, — с коротким смешком сказал Нельви. — Я сам состою в фанатском клубе этой группы, так вот, по Мантизору таких, как мы — сотни тысяч.

— А клуб этот где-то собирается? — осторожно спросила Ода.

— Это не одна организация, у клуба по городу несколько мест, где можно собраться, — пожал плечами Нельви. — К тому же я не слишком хорошо знаком с другими членами общества — очень много работы. Да я и не больно-то рвусь тереться в таких толпах!

— Жаль, а то бы вы были знакомы с Эдвеллом, может, знали бы что-то полезное, — вздохнула Ода.

— А кто занимается олганизацией концелтов? — спросил учитель Бато. — Встлечами глупп фанатов с алтистами? Может быть, они что-то знают?

— Эта группа часто выступает на конкурсах, входит в программу фестиваля, — заметила Ара, — а значит, с кем-то из Ассоциации «Вспышка» точно сотрудничает. Они даже на открытии были.

— Но что это даст? — спросила Антония.

— Сложно сказать, — ответила Ода Гартон. — Знать бы, о чем спрашивать.

— О том, нет ли в означенном квадрате какого-нибудь помещения, связанного со «Вспышкой»? — спросил патрульный.

Учитель Бато заинтересованно посмотрел на него.

— Я могу позвонить олганизатолам фестиваля по этому воплосу, — сказал он. — У меня только длугой воплос, почему вы ланьше не плидали значения этой «Вспышке»?

— Мы только вчера узнали, что девушку мучали под песню группы, — проворчала Ода.

— И не плидали значения, — обвиняюще сказал Бато, крутя диск телефона. — Господин Виллеми! Плостите, лади всех двенадцати богов, что тлевожу, а можно сплосить, кто у вас занимается общением с Клистином Семи и глуппой «Вспышка». Да, Клистин Семи. Я так и сказал. Клис-тин!

Тони навострила ушки. Но телефон — не рация, и слышался только чей-то густой низкий голос.

— Виллеми — секретарь главного организатора, председателя танцевальной ассоциации, — тем временем пояснила Ара, обращаясь к агенту Гартон. — Проще было бы вызвонить самого председателя, конечно — я бы так и сделала.

— Секретаря лучше, — возразила Ода. — Он сразу назовет и имена, и номера, и адреса — а то и сам сориентирует. Председатель небось к нему и послал бы.

— По-моему, нет, — заспорила Ара, но, как подумалось Тони, совершенно напрасно.

Ода была права.

— Вот спасибо, — поблагодарил Бато и тут же набрал новый номер. — Плостите, Клистин, я Бато Кея, наставник из танцевальной студии. Да, понимаю, что вы заняты, но дело важное. Именно жизни и смерти! Нет, я не ваш поклонник, ваша музыка мне интересна только как задающая новое танцевальное наплавление. Господин Семи, это важно!

Бато нахмурился и сделал вид, что сердито отдувается. И тут Ода не выдержала и выхватила у него телефонную трубку.

— Магический сыск, агент Ода Гартон, — рявкнула она. — Прошу ответить на пару вопросов, и будете свободны. Итак, господин Кристин Семи, нас интересует, как с вашим творчеством или с организацией ваших мероприятий может быть связан Заречный район. Три угла, так. Эээ… Спасибо, господин Семи. Напротив? А сейчас? Нет? Давно? Благодарю. Что? Да. Вы, возможно, спасли чью-то жизнь. Всех благ!

Вместо пояснений и не глядя на ждущие лица, обращенные к ней, Ода схватила рацию, которую Нельви положил на стол несколькими минутами раньше.

— Капитан Тидо!

— На связи.

— Капитан, мы нашли! Линия складов от перекрестка Трех углов, ряд под литерой Л, здания от семидесятого до семьдесят второго! — закричала Гартон так, что из рации засвистело и затрещало в десять раз сильнее, чем прежде. — Капитан? Прием?

— Да, агент Гартон. Конец связи.

Ода еще некоторое время смотрела на рацию, пока Тони не тронула женщину за плечо.

— Что сказал Кристин?

— Группа держала аппаратуру на складском помещении номер семьдесят, а в соседнем, семьдесят втором, у них проходили репетиции. Несколько фанатов устроились напротив, сняли семьдесят первый склад, фотографировали и пытались записать пару новых песен на пленку, после чего «Вспышка» перебралась оттуда в другое место. Семидесятый до сих пор используется как свалка для старых инструментов и аппаратуры, оплачен до конца следующего месяца. Если и искать, то там.

Ода обвела всех победным взглядом.

— Мы все молодцы. Патрульный, танцмейстер… Госпожа Деннитсон… Тони.

Тони сжала руки на груди:

— Только бы Эдвелл не убил Флая сразу, как узнает, что он парень.

Ара только вздохнула.

— Ох, детка…

— Нам остается только ждать, — сказал Бато.

Тони обняла Оду, потому что та стояла ближе, и разрыдалась.

Рано, ох, рано было радоваться, но внутри словно отпустило. У девушки даже потеплели, наконец, заледеневшие руки и ноги. Как будто она пришла с мороза и выпила чашку горячего бульона, который разлил внутри свое целительное тепло!

Надежда — такая вещь, которая держит до последнего, не дает сломаться. И сейчас, когда она распахнула крылья, Тони действительно стало легче. Теперь она уже могла надеяться, опираясь на то, что агентам там известно, где может быть Флайминг Лид. О том, что помощь может прийти слишком поздно или о том, что надежда может оказаться ложной, или даже о том, что место солист популярной группы назвал неверное, девушка сейчас не думала. Такие думы могут обломать самые крепкие крылья и испепелить самую несгораемую надежду! Но так уж была устроена Антония Бреннер, что мозг ее в негодовании отметал дурные мысли и не давал им укорениться.

Бато Кея взял Ару Деннитсон за руку и увел в кухню под предлогом, что всем им не мешает выпить чаю. Там, невысокий, серьезный, узкоглазый, он спросил у женщины, что она думает делать дальше.

— В каком смысле? — удивилась Ара.

Взволнованная и взбудораженная сверх меры, она не сразу сумела даже понять, что танцмейстер Бато от нее хочет.

— Вы помните, что месяц назад, когда Эдвелл плосил вашей луки, вы в свою очеледь плосили меня подтвелдить, что я ухаживаю за вами?

— Помню, — ответила Ара. — Жаль только, что мне не пришлось ему об этом рассказать. Это было на всякий случай, и я так и не воспользовалась…

— Я хочу пледложить вам луку, селдце и объединение студий, — сказал Бато. — Во мне нет к вам безумной любви, Ала. Но мы отлично танцуем вместе, так что почему бы не дотанцевать вместе до конца?

— Это самое неожиданно предложение, какое мне делали, — удивленно сказала Ара, — хотя бы потому, что все остальные претенденты клялись в вечной и не проходящей любви.

— Я влюблен каждый день, и всякий лаз — в лазных женщин, — суховато ответил Бато. — Девушки, особенно совсем молодые. От них огонь по всему телу, они будят во мне длевних длаконов. Вы не плобуждаете во мне ни единого длакона, но с вами действительно интелесно танцевать. Ваш талант выше любви. Я пледлагаю вам подумать.

Ара прикрыла глаза.

— Вы талантливее всех, с кем я танцевал. Вы талантливее меня. Я готов отдать вам все. Вплочем, мое селдце и так плинадлежит вам. Вашему безуплечному стилю и класоте.

— Вы точно… не любите меня? — с легкой усмешкой бывалой красавицы и губительницы мужских сердец вопросила Ара. — Мне кажется, что хотя бы один дракон мог бы пробудиться.

Она даже забыла, что все еще не стерла до конца поплывшую косметику, что ее волосы растрепаны, а о чувствах и говорить нечего! Но важно ли это, если мужчина признается тебе в том, в чем никто доселе не признавался?

— Я хочу, чтобы ваше искусство хотя бы отчасти стало моим. Позвольте мне быть вашим мужем, Ала, — серьезно ответил Бато. — Не обещаю вам мужской велности — я ветленый, как бог Дио, что дует туда-сюда, из зимы в весну и обратно. Хотя лади вас готов посталаться усмилить всех длаконов… Кломе одного. Но самое главное, что я обещаю — это плеклонение пелед вашим талантом. Сейчас и всегда!

Ара польщенно кивнула.

Но их объяснение прервала Ода Гартон, которая заглянула в кухню с несколько смущенным видом.

— Мы ведь правда не слишком стесним вас, госпожа Деннитсон, если выпьем по чашке чая?

— Даже не знаю, я сегодня без помощницы, поэтому плохо представляю, есть ли что-то к чаю, — растерялась Ара. — Я плохая хозяйка.

Бато уже отыскал в кладовке передник, видимо, принадлежавший как раз помощнице, и принялся сновать по кухне, словно желая доказать, что он-то как раз хозяйственный.

Чай заварили. Нашлось к нему и печенье в жестяной банке, и конфеты в красивой коробке. Ода поджарила хлеб, из которого сделали вкусные сэндвичи с вареной курицей, сыром и зеленью. Тони сжимала горячую чашку обеими руками и завидовала тем, кто способен есть. Ей казалось, что ее вытошнит, едва она съест хоть кусочек.

Ода смотрела-смотрела на ее страдания, а потом спросила:

— Мне показалось, или ты в него сильно влюблена?

— Показалось, — дрожащим голосом ответила Тони. — Я на него обижена.

— Одно другому не мешает, — хмыкнула Ода. — Слушай! Я и сама очень привязалась к нашему стажеру, что и говорить. Он красивый и от других парней выгодно отличается тем, что мозги у него не в мошонке…

Тони возмущенно отвернулась.

— Да хоть бы и там, — сдавленно сказала она. — Но мне больше по душе была Лидия, чем Лид!

— Вон оно что, — сказала Ода в ответ. — А ты не думала, что, получив Флая, будешь счастлива вдвойне? У тебя будут и Флай, и Лидия — в одном теле. Разве не здорово? Я тебе даже завидую! Хочешь — подружка, хочешь — любовник, хочешь — партнер в танцах. Удобно.

— Можешь забрать его себе, — ответила Тони резко, хотя вовсе не думала, что людьми можно так походя разбрасываться, тем более стажерами мухами.

— Тони, — Ода аккуратненько увела девушку в одну из комнат и почти насильно усадила на стул. — Флай правда милый, но у вас же ничего еще не было, отчего ты так переживаешь? Ведь аж есть не можешь, стиснулась вся, сжалась. Ведь… не было же?

— Мы танцевали, а это куда важнее, чем постель, — ответила Тони. — Но я не жду, чтобы кто-то это понял. Мы танцевали… с Лидией. Не с Флаем. И я не смогу этого забыть. Как и того, что мне больше не позволят менять партнера… да и не на кого! Но разве ты можешь это понять?

Ода прыснула и сказала, как показалось Антонии, ужасно ядовито:

— Да где уж мне. Как будто я не работаю бок о бок с… партнером. Ну не по танцам, по службе — а так все то же самое.

— Танец — это для меня самое интимное, — возразила Тони.

— А что ты знаешь о нашей работе? Думаешь, в ней ничего интимного и сближающего нет, одни сухие факты? — обиделась Ода.