Дело о похищенных туфельках

ГЛАВА 39, в которой Флайминг Лид снимает штаны

Не надо безупречно. Танцуй просто как дышишь, как живешь. Твоя жизнь прекрасна не потому, что идеальна — а потому, что складывается из разных деталек. Не все они достаточно хорошо подогнаны друг к другу, но вместе это — чудесный и неповторимый узор.

Не надо безупречно.

Надо — так, как ступают ноги и так, как велит сердце. Слушай, как дышит и как живет твоя партнерша и веди ее в такт своему дыханию. Танцуй как любишь, лети на свет.

Каждый урок Ары Деннитсон, данный Флаю просто из любви к искусству, проклюнулся ростком и вырос — и, встав напротив Тони так, как показывала девушка на репетиции всего несколько минут назад, он не думал, что будет сложно. Ведь не сложно жить, дышать и любить?

Он встал напротив Тони, ожидая, когда зазвучит музыка — по правилам, на индивидуальном выступлении звучала подобранная танцорами мелодия, а не та, которую выберут организаторы. И первые же аккорды заставили вздрогнуть и откатиться назад, во вчера, в душное помещение склада, кое-как оборудованное под танцевальный зал.

Эту песню явно выбирала не Тони. Она терпеть не могла «Вспышку».

Моя любовь как терпкое вино,

От года год все слаще и хмельней…

Флай на секунду едва не потерял сознание. Что-то черное и страшное застило взгляд, и он перестал видеть, слышать и чувствовать. Только и смог, что протянуть руку. Тони коснулась его пальцев кончиками своих, и Флай обрел ориентир. Что с того, что он ослеп? Он продолжал дышать и любить наперекор страшной музыке, пытавшейся раздавить его… как муху. Он не даст плечам согнуться под этим давлением и не даст своему полету прерваться.

Не надо безупречно.

Надо просто — идти, повинуясь зову души, лететь на свет, даже зная, что там ждет смертельный огонь, и самому не погаснуть, не опасть кучкой пепла.

— Что с тобой? — сквозь музыку пробился тихий голосок Тони, когда в танце он прижал ее к груди.

— Все хорошо.

— Попросить прервать выступление? Тебе плохо? — через секунду, когда новый виток заставил девушку прильнуть к нему.

— Танцуем, Тони.

Он не помнил и не видел ни ее, ни себя. Не знал, сколько сделал ошибок и сделал ли вообще. Он только видел огонек, навстречу которому летел отчаянно и слепо. Мелодия взлетала под потолок, кружила их обоих в смертельно опасном танце, и под конец Флай понял: если не ударит, не погасит его крылом — то сгорит. Но если ударит — тогда погаснет манящий, красивый, легкий огонек, на который его несли крылья. И он не ударил — он обнял, чтобы сохранить, пусть ценой собственной жизни. Они упали оба, упали красиво, словно сорванные ветром кленовые листья, и музыка, наконец, закончилась. Как раз вовремя. Зайди она на второй круг, как на складе — и Флай бы точно сошел с ума.

А так он только лежал, дышал и радовался, что живет, а вместе с ним живет под его грудью маленький, но неугасимый огонек.

Зрение вернулось вместе с оглушающими аплодисментами и голосом Тони. Перед глазами все плыло, и только сияющие глаза девушки были отражением того самого потаенного огня, который вел его в темноте.

— Флай, все уже, отпусти меня, балда! Ты не должен был падать сверху, я должна была целовать твои туфли.

— Еще чего, — вставая с пола, буркнул он.

И пошатнулся — в ногах жила скрипичная боль, в голове тяжело пульсировали ударные, по всему телу кряхтели расшатанные фортепианные клавиши.

— Ох, — сказал Флай. — Кажется, все-таки перестарался.

— Скажи честно: от врача ты попросту удрал, не закончив сеанса, — сквозь улыбку, не забывая кланяться зрителям и посылать воздушные поцелуи жюри, сказала Тони.

— Ага, — тоже улыбаясь, кивнул Лид. — Ты же позвала меня сама. Помнишь?

— Я тебя прибью, — пообещала Тони, делая книксен.

Осталось лишь дождаться результатов. И, едва жюри выставило по пять баллов каждый, Флай прикрыл горящими веками усталые глаза.

— Победа?

— Возможно, — шепнула Тони.

Они удалились с площадки и до самого окончания соревнований сидели в кладовке за гримеркой, обнявшись и не желая никого видеть. Они прятались. Флай бы не выдержал, если бы к ним понабежали какие-то люди со своими чувствами, мыслями, восторгами или неприязнью. С Тони ему было хорошо: ее только беспокоило, в каком состоянии он оттанцевал индивидуальное выступление.

А с другими он бы, наверное, сломался.

«Не ожидал, что услышать эту музыку будет настолько тяжело, — подумалось Флаю. — Надеюсь, это вскоре пройдет!»

Когда настал момент всем парам-участникам собраться в зале для объявления финалистов, Лид уже немного пришел в себя, оправился — настолько, что собственный страх перед музыкой стал казаться смешным. В самом деле, чего он испугался? Всего лишь арзала, королева танца, страстная и кипучая. Если уж и падать в обморок, подобно чувствительной и хрупкой барышне, то от «Обнимай меня» — ведь именно под эту мелодию он был в плену. Пусть и недолго, не то, что другие жертвы, но ведь был! И то не стал бы поддаваться панике. Нет, убедил себя Флай, дело совершенно точно в том, что он слишком рано ушел от доктора. Тони оказалась права: ему пришлось прервать сеанс исцеления, чтобы успеть, вот и результат. Вот и хорошо, все валим на ушибленную голову. Это пройдет! Завтра финал, есть время заняться здоровьем.

Его размышления прервал наглый голос Стина Фоджина.

— Я прошу проверить конкурсанта Лида. Есть мнение, что он нарушил правило.

— Какое же? — спросил председатель жюри, в прошлом — известный танцор и хореограф.

Сейчас ему было около девяноста лет, и он с палочкой входил в танцевальные классы и продолжал учить молодежь парным танцам.

— В конкурсе могут участвовать лишь пары, состоящие из мужчины и женщины, — сказал Фоджин. — Вчера я имел удовольствие прикоснуться к женской груди, когда случайно задел конкурсанта, и имею основание заявить: Флайминг Лид — женщина. Это противоречит правилам конкурса.

Зрительный зал сначала притих, а затем разразился криками.

— Надо уметь проигрывать! Пятый номер — позор вашей студии! Вы просто завидуете! Не может он быть бабой! Стащить с нее штаны — там и увидим!

Зрители все громче и увереннее требовали проверить заявление Стина Фоджина. Флай сжал руку Тони.

— Так и знал, что надо было вовремя остановиться, — сказал он.

— Зачем ты вообще сегодня пришел в облике Лидии?

— Как зачем? Чтобы ни у кого не возник вопрос о том, что ты второй раз заменила партнера, — ответил Флай.

— И что теперь делать? — простонала Тони.

— Ничего, — сказал Лид. — Просто пойду с тем, кого выберут для проверки, и сниму штаны. На этот раз визуалист постарался только над лицом и немного над голосом.

— А, вот почему твой голос так странно звучит, — чуть не плача, сказала Тони.

Он чувствовал, что нервы девушки уже совсем на взводе. И потому громко сказал:

— Я готов к проверке!

— Снимай штаны прямо перед всеми! — завопило сразу несколько человек, и в зале захохотали.

— Боюсь, что за непристойное поведение тоже могут дисквалифицировать, — отшутился Флай.

— Пройдемте, — кто-то решительно взял его под локоть.

Один из членов жюри, а также дежуривший на мероприятии врач отвели Флая в гримерку, где никого, кроме них, не было. И уже спустя пару минут вышли вместе с ним к зрителям и судьям.

— Ваши подозрения не оправдались, Фоджин, — сказал врач.

— Просим прощения у пары номер семь, Флайминг Лид и Антония Бреннер, — объявил председатель жюри. — Никто больше не оспаривает ваше первенство.

— Тогда зачем он так намазал лицо? — возмутился Фоджин. — Как баба!

— Это не воспрещается ни одним правилом, — как можно спокойнее ответил Флай.

— И вообще, мы честно играли! — а вот Антония вовсе не пыталась сохранять невозмутимость, — а не так, как вы. Думаете, я не знаю, что вы нам музыку подменили?

— Просто мы знаем, что ты терпеть не можешь «Вспышку»! — ехидно сказала Полин Антейс. — Как тебе наш сюрприз?

— Пара Стин Фоджин и Полин Антейс дисквалифицируются, — заявил председатель жюри. — Вы лишаетесь права участия в творческом состязании и любительском конкурсе даже по отдельности, с другими партнерами. И в последующих соревнованиях вас будут иметь в виду как неблагонадежных!

Так закончился предпоследний день профессионального конкурса. В фойе Тони и Флая окружила целая группа поддержки: тут были наставники Бато Кея и Ара Деннитсон, коллеги по службе, юные ученики Антонии… Последнюю в итоге отделили от Флая ее родители, и он только и успел услышать, что восторженное:

— Мы думали, что это все несерьезно, но…

А самого Лида, потихоньку жалеющего, что его мать не посетила соревнование, в это время взяли в клещи Миллс и Тидо.

— Что это были за фокусы, агент? — спросил шеф.

— Ка-а-акие фокусы? — заикнулся Флайминг.

— С Лидией и визуалистом. Разве лейтенант Пай имеет право подменять вас? В конце концов, это не ее ведомство.

— Но ей же тоже надо было присутствовать на совещании, — слабо ответил Флай. — И потом, ничего же страшного…

— Мне только хочется знать, — бесстрашно влезла в их беседу настоящая Лидия Пай, — на чем именно я прокололась. Мне казалось, я очень хорошо срисовала ментальный фон Флая и его манеру общения.

Шеф Миллс тяжело вздохнул.

— Вы слишком хорошо срисовали, но при этом, лейтенант, вы — не он! Что за самодеятельность? Назовите основания для такого обмана. Вы представляете последствия?

— Я готов к выговору, — сказал Флай, — или к штрафу.

— А с вами, лейтенант Пай, поговорю уже я, — приветливо улыбнулась капитан Тидо, и от нее отчетливо повеяло недовольным холодком.

— Основания были, — вытянулась во фрунт Лидия. — И очень даже были! К тому же, в отличие от меня, агент Лид сегодня числится как пациент военного госпиталя и не обязан присутствовать на службе. Если бы он поехал на совещание, то не успел бы закончить сеанс у лекаря вовремя, чтобы попасть на соревнование. Поэтому мы с Бейлином и вступили в этот сговор.

— Танцы! — рассердился Миллс. — Разве танцы важнее службы?

— Никак нет, — ответила Лидия, — но сегодня у него есть право на службе не присутствовать. Менталист, получивший физическую и психологическую травму, к службе не пригоден. Вы, агент Миллс, извините, указали нам сегодня на массу ошибок, но сделали свою. Вы не имели право вызывать Лида сегодня на совещание. Единственное, за что вы можете нас порицать — так это за то, что мы обменялись внешностью.

— Бейлин, — пробормотал Миллс, — это вот кто?

— Это ее муж, — хмыкнула капитан Тидо.

— Это наш визуалист, — улыбнулась Лидия.

— Ха, — сказал шеф Миллс, — ха-ха. Вот почему он не сделал сходство с вами полным, Лидия.

Лейтенант Пай заулыбалась.

— Еще бы он это сделал, — сказала она, — зная, какие у вас в отделе похотливые кадры!

Обстановка заметно разрядилась, и не только благодаря словам Лидии, но и ее незаметному, теплому, словно прикосновение солнечного лучика ментальному вмешательству. Флай благодарно поклонился ей.

— И все же я готов понести наказание, — сказал он шефу.

— Я уже жалею, что поспешил произвести тебя в агенты, — буркнул тот.

— Отчего же? — огорчился Флай.