Дело о похищенных туфельках

ГЛАВА 40, в которой Ода делает предложение, а остальные просто счастливы

Их компания потянулась на выход — и уже на крыльце ассоциации танцев Ода Гартон звонко провозгласила:

— А теперь не расходимся, приглашаю всех в кафе «Улица»! Оно большое, все поместимся!

— В честь чего это? — удивился Андор Миллс, оглядывая всю свою команду и сопутствующих ей отдельных индивидов.

Их тоже оказалось немало: тут и родители Бреннер, и наставники по танцам, и полицейские чуть ли не в полном составе участка капитана Тидо. И даже маг-визуалист под ручку с настоящей Лидией Пай. И Флай наконец-то принял свой обычный облик, который странно смотрелся с не стертым с лица макияжем. Антония уже подсовывала ему крем и салфетки, так что это было ненадолго.

— В честь выхода в финал, да? — спросил Руис Орлео.

— Увидите, — ничуть не смутилась Ода и повела всех за собой — ни дать ни взять, гусыня впереди гусиного стада.

Миллс ее просто не узнавал. Нет, Ода всегда была задорной и немного озорной женщиной, но что-то переменилось.

Следом за нею, словно привязанный, шел Кокус Медоед Винфи. А дальше — под ручку! — Рести и Талангер. Просто удивительно, сколько неположенных правилами служебных связей. Отношения на службе, ай-ай-ай! Словно подслушав его мысли, капитан Тидо оперлась на руку Андора и сказала:

— По-моему, правила пора пересмотреть. Это ведь не самый строгий устав — это просто правила внутри отдела. Устарели — можно и отменить!

— Легко отменить правила, — укоризненно сказал Миллс, — а потом как за порядком следить? Нет, подожду пока с этим…

В кафе, как оказалось, Ода успела когда-то забронировать целый длиннющий стол. Он ничем не напоминал скучный рабочий стол в конференц-зале отдела магических правонарушений! Здесь было множество красивых и аппетитных закусок, вина в высоких кувшинах с узкими горлышками, белоснежный фарфор спорил блеском с тонким стеклом и столовым серебром.

— У нас много поводов праздновать, — сказала агент Гартон, когда все уселись и притихли в ожидании речи. — Первый — поимка преступника. Но это так, рутина. Второй — это сегодняшняя победа Мухи и его прекрасной партнерши, которая все это время его терпела.

Все засмеялись, но Ода постучала вилкой по бокалу, наполненному рубиновым вином.

— Но самый главный повод все равно мой, — заявила она, — поэтому сперва, пока вы все еще трезвые, выслушайте и поднимите за это свои бокалы. Вчера, находясь в сознании, без давления со стороны и всякое такое, я при свидетелях кое-что обещала. Свидетелиии! Помашите Оде ручкой!

Первой помахала Антония Бреннер. Агент Миллс с интересом ждал, кто еще ответит на призыв Оды. Ара и Бато Кея тоже помахали рукам в знак того что они действительно свидетели чего-то таинственного и важного, и последним, привстав, махнул патрульный Нельви.

— Итак, — агент Гартон кашлянула и обвела всех долгим взглядом. — Вчера я поклялась: если Флайминга Лида спасет именно Медоед, я сделаю ему предложение руки и сердца. В общем, так оно и было, я считаю — ведь именно Кокус застрелил мерзавца. Поэтому, слушайте все. Кокус Винфи, согласен ли ты стать моим мужем?

— Только если это не сказано сгоряча, — пробасил рыжий здоровяк. — Я б хотел, чтоб меня любили, а не жалели о напрасно сделанной клятве.

— Ой дурак, — сказала Ода, — да кто ж в таком признается. Ты себя в зеркало видел?

— Ну, — хмыкнул Медоед, — приходилось пару раз. В общем, чего уж там, я согласен, — добавил он кокетливо, словно юная девица, и даже хихикнул. — Потому что это… Я тут кое-что купил для тебя. Вот как чувствовал.

— Эй, кто тут предложение делает, — возмутилась Ода, видя, что Кокус вытаскивает из кармана обтянутую красным бархатом коробчку, и достала из сумочки почти точно такую же.

— Ну просто у меня к тебе встречное предложение, — ухмыльнулся Медоед.

Тут и правда наступила пора выпить немного вина за обоюдное согласие жениха и невесты. Аплодисменты, поздравления звучали со всех сторон.

— Отличное решение проблемы, — сказала Тидо. — Вот об этом я и говорила! Личные и служебные отношения неплохо смешиваются, если они не тили-тили, а что-то серьезное. Ну что, кто следующий?

Шеф Миллс посмотрел на все парочки по очереди. Просто глаза разбегались! Конечно, необязательно каждый из создавшихся союзов обречен на длительное время. Не исключено, что кто-то пробудет вместе недолго. Возможно, кое-кто даже не решится сделать последний шаг — например, агент Рести. Но все равно, было приятно смотреть на счастливые лица.

— Следующие мы, — сказал шеф тихонько. — Хватит уже тянуть, капитан Тидо. И вообще, начинать было надо с нас — чтобы все думали, что мы подаем молодежи правильный пример.

— Пфф, — ответила Эстер. — Пример! От таких примеров, как мы с тобой, лучше уж держаться подальше.

— Тогда попрошу вас задержаться после банкета, капитан.

— Что, пойдем в бар? Тогда я стащу вон из той вазочки несколько карамелек, — оживилась Тидо.

— Нет, Эстер. В ювелирный магазин. Я плохой романтик, поэтому кольца будем выбирать вместе и по размеру.

Капитан Тидо поспешила заесть ответ сложной и красивой закуской в вычурной тарталетке.

— Прости за нецензурщину, — сказала она, проглотив еду, — не ожидала от тебя такой прыти.

— Я сам не ожидал, — махнул рукой Миллс.

Мама и папа ушли рано. Они чувствовали себя в этой компании чужими,

Тони потянула Флая за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Завтра вставать в шесть.

— В шееесть? — по-детски округлив глаза, удивился молодой человек.

— Ну да. Я не хочу второй раз испытать такой ужас, как на этом индивидуальном, когда не знаешь — импровизируешь ты или помирать вздумал, — с напускной сердитостью произнесла девушка. — Поэтому ты сейчас выспишься, с утра наведаешься к целителю, а потом — репетировать, репетировать!

Флай попрощался — как показалось Тони, ему не очень-то хотелось уходить. Но девушка была непреклонна: ему просто необходим отдых. В том числе и как магу, менталисту. Она прекрасно могла представить, каково это — постоянно чувствовать других людей. А на сегодняшний день их, людей, было предостаточно.

Но, невзирая на усталость и на то, что ноги после целого дня танцев у Тони гудели, они все-таки не поехали к Флаю на такси. Они не спеша пошли по улице, затерялись в толпе гуляющих в честь завтрашнего выходного прохожих, немного побродили вдоль ярко освещенных витрин, дыша вечерним воздухом. Отцветали сирень и шиповник, набирали бутоны жасмин и липа, нежный аромат ирисов на клумбах походил на запах конфет.

Тони и Флай держались за руки, словно влюбленные школьники, и ни о чем не говорили. К чему слова, как говорится? Слова стали совсем, абсолютно ни к чему.

В конце концов, оба оказались перед дверью скромной квартиры Лида.

И вдруг смутились.

Да так, словно уже стояли на пороге храма и не знали, а стоит ли заключать взаимный свадебный договор перед пантеоном Двенадцати богов, на всякий случай задобрив и Тринадцатого. Так, словно пути назад уже не существовало. Так, словно, войди они в квартиру — оказались бы одни на всем свете.

В конце концов, кто-то должен был сделать первый шаг, и Флай, взяв Тони за руку, поцеловал раскрытую ладонь.

— Я знаю, что ты хотела сказать по телефону этим утром, — сказал он, прижав ее ладошку к своей щеке.

— Что? — не сразу поняла Тони, занятая собственными внутренними ощущениями и переживаниями.

Флай повернул в замке ключ и распахнул дверь перед нею.

— Давай не будем вести важные разговоры по телефону, на лестнице или в танцевальном зале, — сказал он. — Для них есть более удобные места.

По мнению Тони, самой удобной была бы, конечно, кровать, причем вовсе не потому, что на ней они непременно занялись бы любовью. А просто она вымоталась и сегодня, и за последние дни. Что и говорить, а фестиваль выдался нервным и напряженным! Но и Флай не стал торопить событий.

— Есть вещи, в которых не нужна спешка и которые нельзя делать или говорить впопыхах, — мудро сказал он.

— И какие это?

Он взял Тони на руки, отнес в комнату, усадил в кресло и бережно разул, аккуратно снял с ног чулки и принялся массировать ее усталые ступни и лодыжки.

— Я просто хотел сказать это первым, поэтому бросил трубку сегодня утром, когда ты позвонила, — пояснил он. — И теперь скажу это — первым. Когда я впервые тебя увидел, то был ужасно занят, но все равно обратил внимание. Потом — потом я танцевал с тобой, неуклюжий, как теленок. Я помню каждую секунду того танца, помню, как был очарован и ошеломлен тобой. А когда какой-то хмырь полез к тебе, то клянусь, впервые ударил кого-либо с таким наслаждением. Я помню каждую встречу с тобой, даже самую мимолетную, помню даже те, которые не помнишь ты — мельком в толпе перед концертами или выступлениями, на сцене, и даже когда я просто проходил мимо студии Бато Кея и видел тебя ведущей детские занятия. Помню каждое твое движение в танце, завораживающее своей красотой и точностью. Не помню только одного: момента, когда понял, что полюбил.

Тони встрепенулась, но Флай лишь продолжил массировать ее ноги. Это немного смущало, девушка все порывалась сказать, что ей бы сначала принять душ — но она боялась прервать его речь. Вместе с плавными и приятными движениями его теплых сильных рук слова Флая будто окутывали Антонию уютным одеялом.

Это была не слепая страсть, которая когда-то бросила пылкую Тони в объятия негодяя Мэтта. Это чувство больше походило на величественную, ныне почти забытую и в то же время наполненную чувствами до краев оривану, где каждое движение исполнено значения. На танец.

И когда Флай закончил свою речь — Тони ответила.

— Я не знаю, когда поняла, что люблю тебя. Я просто люблю!

— Этого достаточно, — признался Флай и положил голову девушке на колени.

И тогда Тони поняла, что насчет страсти здорово ошибалась. Она вспыхнула моментально и тут же забылась в этом огне. Стало неважно, где и как расположены руки и ноги, где чьи губы и чьи тела, стало абсолютно все равно, что пол, на котором они оба вдруг оказались, твердый и неудобный. В любви, как и в танце, можно совершить множество ошибок, но совершенно не имеет значения, безупречен ли будет их союз.

Не надо безупречно! Люби как живешь, как дышишь, как танцуешь. Не существует идеальной влюбленности, как нет идеального танца. Дыши и слушай, как дышит он — и не надышится тобой. И все вокруг музыка, все вокруг жизнь, тоже вполне небезупречная.

И не надо, чтобы было безупречно — главное, чтобы просто было. Чтобы он целовал глубоко и бесконечно, чтобы дарил нежность и получал ее взамен.

Так много любви и нежности, что до крика, до боли, до счастливых всхлипов, так много нежности и любви, что, кажется, уже не бывает — больше.

— Это всего лишь начало, — сказал Флай, когда они оба, изнеможенные и потрясенные, обнимались на полу.

— Продолжения я бы точно хотела там, где помягче, — проворчала Тони.