Полихромный ноктюрн

Вязкий гул и трескотня влились в читальный зал без покоя, как водка в горло, что пошла совсем не мягко; она, как по щелчку, лишила зрительный нерв питания. Далее наступила долгожданная тишина; и наступила прямо на уши. Огни начали гаснуть даже внутри фонарей. Только Грегору удалось уберечь жар на конце палки с просмоленной паклей. Подняв одинокий факел, заметил: многоконечные замерли на своих местах, выгнулись, устремили взоры к потолку. Спустя мгновения сверху упал тот самый замок, а потом его погреб под собой большой ком пережёванной плоти.

Сердцеподобный кокон раскрылся. Из утробы шагнул бескожий великан с гротескным клювообразным наростом на лице. Невозможные существа оттаяли, отошли от сонного паралича и сразу поковыляли к переростку. Стекались и стекались, облепляли и облепляли, пока у того не выросли крылья со множеством физиономий.

— Не колдун, не чародей. Так был рождён…Хор! — прогудел новорождённый четверным голосом, что принадлежал самому террору. Его звучание причинило нестерпимую боль выжившим. Рёбра каждого, будто бы рвались наружу, чтобы изобразить подобие таких крыльев.

— Ага, мечтай, недоросль. Мелковат, — прошипел Грегор, вынув из кармана сломанную маленькую свечу. — А теперь…смотри, — добавил он и поджёг обломком комок сушеной травы.

Ощутив некоторое притяжение, что предположительно поможет реализовать замысел, оставшийся на ногах дунул на ладонь, запустил веер угольков, они полетели прямиком к Хору.

Выходец из сердца сделал всего один вздох, и подлинные муки поцеловали содержимое шкатулки в форме безобразного черепа. Роговой клюв пополз с морды отсохшей болячкой, нарост разваливался на крошечные частички. Крылья тянули свои лапы, пытались удержать его форму. Когда великан пал на колени, чужак воспользовался удобным случаем. Сноровисто забирался на крылатого. Ему пытались помешать, лапы глазочеев тянулись к нему, жаждали вовсе не приветственного рукопожатия. И вот вскарабкался на плечо, удерживая равновесие, махнул по шее. Этого оказалось недостаточно, а повторить не успел, потому белкой проскочил под рукой, дабы приняться за растущие из лопаток отростки. Серия чавканий и крыло с хрустом отвалилось. Великан широко раскрыл пасть, ошеломляюще заверещал. Рыдание смердело слабостью. Орган летания, в том числе и отрубленный, обволакивал «Хора», укутывал в гнилое одеяло. По всей видимости, получавшийся кокон кусал тело не пигмея. Грегор с помощью топора вновь забрался на плечо, ещё раз всадил лезвие в то же самое место. Просунул руку в открывшуюся рану, оно абсолютно точно не было радо этому. Крылья вывернулись к спине, замахали, жаждали прихлопнуть наглеца. Теперь короткий путь для бегства открыт — Грегор моментально спустился до уровня живота, как по шторе. Вспоров грудину, намеривался напоследок вспороть и брюхо. Однако этого не случилось: нечто отшвырнуло его в сторону. Приземлившись возле кресла, смотрел в далёкий бездонный потолок. Несмотря на тяжёлое дыхание, был спокоен, разве что не плевал.

Что-то щёлкнуло, и из шеи великана пыхнула кровавая мгла.

— О, моя спина. Нельзя было откинуть меня на мягкое? — совсем не нежно проворчал джентльмен, поднимаясь.

Великан обзавелся большим числом неуместных ног, должно быть, играли роль волосяной покров. Получившаяся стоконечная окрошка поползла оползнем на своего мучителя. Из разрыва у подножия головы смотрел покрытый мутной плёнкой глаз. Относительно маленький зрачок вдруг ярко засветился пунцовыми огнями. В этот момент один из исполнителей Оренктонской гвардии, оттаскивая раненого, случайно заглянул в самые глубины невозможного ока, наставил однозарядное огневое оружие к виску и нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало.

— Повезло. Вот так пользоваться подделками, — посмеявшись, сказал тому любитель высоких шляп. — Не смотрите на него! Закройте глаза!

— Закрывайте, живо! — отдал всем приказ Бургомистр.

— Ну, давай-давай. А то думал, у меня от ожиданий борода отрастёт, — прозвучало из-под цилиндра.

Он выставил ладонь, чтобы видеть только нижнюю часть туловища единого культиста. Определив центр источающего опасность ока, выхватил украшенный узором огор. Выстрел. По зрачку побежала трещина. До того, как повреждение достигло края, обременённое собственной формой создание бездыханно распласталось. Вроде бы победа, но ничего ещё не закончилось. Из огромного хребта вырвался монолитный штырь. Разъединившись на части, распустился наипрекраснейшим цветком со множеством волнообразных лепестков. Ему точно не было места в этой обители всего противоположенного красоте. В воздух поднялись зелёные огоньки, живыми каплями кружили над стеллажами да столами. Пока вспышки не отпускали взгляд единственного смотрящего, из центральной части выпрыгнула молниеносная искра, что оставила аромат зелёного луга во время дождя.

Все центры пришли к общему началу. Цветок исчез так же быстро, как и появился, оставив вместо себя сутулого человека.