Дары джиннов

* * *

Шёл шестой день полёта над бескрайними песками, когда стрелка компаса в руках Жиня, которая с самого Ильяза смотрела точно на юг, внезапно дрогнула и поменяла направление на северное. Это означало, что мы только что пролетели над нашей целью.

Жинь подался вперёд, давая указания Маззу, и огромный рухх резко спикировал к барханам, а за ним полетел и его близнец Изз.

Я обернулась и различила сквозь полуденную дымку очертания городка. Во время полёта даже не заметила его с высоты, однако теперь сразу вспомнила даже название – Арча, самое крупное поселение Захолустья.

Здесь я год назад садилась на поезд, а потом Жинь нашёл меня, когда я пыталась пробраться на север по его компасу. Местные величали Арчу городом, да и я не встречала столько народу разом, пока не попала в столичный Изман.

Компас Жиня указывал точно на Арчу.

«Что-то не так», – подумала я.

Казалось бы, надо радоваться – мы достигли цели, где-то здесь наши друзья. Только вот к легендарному Эремоту захолустная Арча едва ли могла иметь отношение. Пускай Лейла и не заслуживала доверия, но я-то знала, что она не соврала.

Вместо надежды в моей душе поселился страх. Что, если весь наш поход – пустая трата времени? Откуда здесь могут взяться Ахмед с остальными? Однако проверить можно было только одним способом.

Мы молча шагали по пескам, поглядывая на стрелку компаса. Изз обратился небольшой птичкой и сновал туда-сюда впереди, а его брат грелся на солнце, усевшись у меня на плече синеголовой ящеркой.

Дорога тянулась долго из-за ноги Тамида. Он то и дело оглядывался через плечо – там, на юге, Пыль-Тропа. Я обещала доставить его как можно ближе, так и вышло. Завтра утром он может оказаться дома.

Как бы я ни ненавидела свою жизнь в Пыль-Тропе, но единственным, кто помог мне вынести тот год после казни матери, был мой друг детства Тамид. Пускай он теперь и ненавидит меня, ответной неприязни я в себе не нахожу. Жаль только, что он возвращается туда, что я теряю ещё одного человека: мы вряд ли когда-нибудь ещё увидимся.

В городские ворота мы вошли, когда уже смеркалось. Жинь с Сэмом подтянули куфии повыше, скрывая чужеземные черты лица, и вскоре нас окружила уличная толпа.

Война пока не добралась так далеко на юг, но первые признаки её уже виднелись. На рыночных лотках преобладали товары из окружающей пустыни и окрестных гор, а среди прохожих было куда больше вооружённых, чем я помнила с прошлого раза.

Стрелка магического компаса вела нас мимо расцвеченных всеми цветами радуги шатров базара, где матери оттаскивали ноющих детишек от лотков со сладостями, вдоль красивых расписных зданий с длинными навесами от солнца, по широким чистым улицам, совсем не похожим на запутанный лабиринт Измана. Арчу построили не так давно, и даже называлась она по-мираджийски, а не на древнем языке.

Завернув за угол ярко-синего дома, я увидела мальчика, сидевшего на корточках у порога. В руках он вертел что-то блестящее.

«Неужели?!»

Мы замерли, поражённые. Лет шести, не старше, ребёнок поворачивал игрушку и так и эдак – как обычно играют дети, сочиняя в уме захватывающую историю и воображая себя не замурзанным мальчишкой с игрушечным компасом или тощей девчонкой с револьвером и пустыми жестянками вместо мишеней, а великими путешественниками, авантюристами и Синеглазыми Бандитами.

Жинь опомнился первым и шагнул вперёд. Остальные растерянно смотрели, как он подошёл и склонился над ребёнком, упершись руками в колени.

Мальчик поднял на него свои большие чёрные глаза, в которых не было страха, лишь беспокойство.

– Привет! – начал Жинь, опуская с лица куфию. – Как тебя зовут?

– Оман.

Ну ещё бы, ведь половину новорождённых мужского пола у нас в Мирадже называют в честь султана.

– Хорошее имя, – улыбнулся Жинь, нагибаясь ещё ниже. – Так зовут и моего отца. – За всё время нашего знакомства я ни разу не слышала, чтобы он назвал султана отцом. – Скажи, Оман, а где ты достал такой компас?

– Нашёл. – Мальчик с тревогой прижал игрушку к груди. – Не украл, не думайте!

– Я тебе верю, – успокоительно кивнул Жинь, сам нервно сжимая пальцы. Как теперь найти Ахмеда? – А где нашёл?

– На станции, где поезда.

– Разве они ходят ещё? – Мы переглянулись, и я с недоумением пожала плечами. Движение по железной дороге остановилось ещё месяцы назад, с тех пор как мы освободили от султана западную пустыню.

– Они не едут отсюда, – хмыкнул мальчишка, удивляясь таким несведущим взрослым, – но иногда приезжают. Привозят людей.

– Наверное, солдат… или пленных? – предположил Жинь. Мальчик пожал плечами. – А куда потом деваются те люди?

– Не знаю. – Он махнул рукой. – Туда куда-то уходят, в горы.

«Всё ясно: султан переправляет узников на юг. Дальше Арчи железной дороги нет, дальше только пешком. Куда, в Эремот? Значит, жуткое подземелье не так далеко, наших друзей можно найти. Надо скорее отправляться на поиски. Нельзя терять ни единого дня».

– Видишь ли, Оман, – серьёзно начал Жинь, – этот компас принадлежит моему брату. – Он полез в карман и достал точно такой же, разве что более потёртый.

– Теперь он мой! – упрямо нахмурился мальчик.

– Знаешь что… Может, я у тебя его куплю?

Десять лаузи, появившиеся из кармана следом за компасом, были для маленького Омана целым состоянием, и он жадно схватил их, уронив свой компас в пыль у порога.

Жинь вернулся к нам с двумя компасами, костяшки его пальцев побелели от напряжения. Я взяла его за руку, но уверять, что всё будет хорошо, не стала. Демджи не могут лгать.

Он дёрнулся, будто хотел высвободить руку, но вместо этого вложил компас Ахмеда в мою.

– Нам нужен новый план, – вздохнул он.