Мия

Личный кабинет госпожи Рэнкот

Наутро бабушка велела одеться с особой тщательностью, даже выдала Мии перчатки, что было очень кстати, потому что дул сильный ветер и было холодно.

– В марте в Рионеле всегда так, – сказала бабушка, надевая теплый плащ. – Не самый приятный месяц.

«А в Хотталаре в марте уже тепло и цветут крокусы», – мелькнуло в голове у Мии, но она не стала говорить об этом бабушке, та явно была взволнована чем-то важным, предстоящим им сегодня.

Они вышли из гостиницы и даже наняли экипаж, который провез их через весь город, и Мия вдруг увидела, что город этот по-своему красивый, хоть и непривычно было, что в нем одинаковые дома и палисадники.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Туда, где ты слова не проронишь, если я тебя не попрошу, поняла? Это серьезно. Мы рискуем сейчас лишиться свободы и даже головы… но, как знать, может, обретем куда больше, чем я надеюсь.

Бабушка опять говорила загадками.

Экипаж остановился у огромного особняка, у дверей которого стоял важный человек в черно-золотом костюме. Бабушка хмыкнула и поднялась по ступенькам прямо к нему.

– Вам назначено? – спросил ее человек в черно-золотом.

– Нет, но передайте госпоже Катрине, что я пришла вернуть ей куклу.

Черно-золотой человек невозмутимо кивнул и ушел в дом, оставив их перед закрытой дверью.

– Глупость, Трусость, Равнодушие, – пробормотала бабушка, покачав головой, и обратилась к Мии: – Помни: ни слова.

– Да.

– Даже если тебя будет разрывать изнутри.

– Да. Я поняла, бабушка, я не болтушка, ты же знаешь!

– Да уж, – улыбнулась бабушка, но улыбка вышла нервной.

Дверь открылась, и их пригласили внутрь. Огромный холл и великолепная лестница, устланная коврами, хрустальные люстры, цветы в напольных вазах, окна во всю стену. Бабушка улыбалась.

– Узнаю ее мечты.

Их пригласили подняться по лестнице:

– Госпожа Рэнкот примет вас в личном кабинете.

– Какая честь, – поклонилась бабушка, не скрывая насмешки. Впрочем, черно-золотой человек не заметил ее или не подал вида.

Личный кабинет госпожи Рэнкот был на удивление маленьким и скромно обставленным, но очень уютным. Письменный стол, диванчик, пара кресел, арфа. И окно во всю стену. На диванчике сидела худая невысокая женщина, уже старая, но очень красивая, в роскошном платье и с замысловатой прической. Они с бабушкой не сводили друг с друга глаз.

– Госпожа Рэнкот, простите, что побеспокоила вас в столь ранний час, – с улыбкой сказала бабушка, и Мия с ужасом вдруг увидела, как по щеке госпожи Рэнкот ползет слеза. Бабушка закусила губу. Казалось, она тоже сейчас заплачет.

Мия начала понимать, куда они пришли.

– Элоис… погоди, дай мне собраться с силами, а потом я задушу тебя собственными руками на глазах этой милой девочки, вытряхну твои внутренности и дам их склевать воронам!

– Ну-ну, моя дорогая, не надо так остро реагировать! Тем более при детях! И вдруг слуги подслушивают?

– Ты думаешь, я идиотка? Услышав про куклу, я просто так пригласила тебя в свой личный кабинет? Да никто, кроме мужа, сюда вообще не заходит! Еще придется придумать, почему я пустила вас! Вечно ты задаешь мне невыполнимые задачи!

– О, для тебя нет невыполнимых задач, Катрина, уж я-то знаю!

С этими словами бабушка села на диванчик рядом с Катриной, взяла ее за руки и заговорила так проникновенно, что Мии показалось, что это сон. Никогда в жизни она не слышала, чтобы бабушка так разговаривала… Разве что с тетей Абелин.

– У меня к тебе важная просьба. Моя внучка, вот эта, что застыла у дверей, попала в ваш приют. Даже не спрашивай меня, как эта бестия проникла в Рионелу, я тут ни при чем. Она сбежала с агибами, шлялась по всему… в общем, по всему миру, и поверь, если бы не один добрый человек, написавший мне письмо, в котором рассказал, куда она направилась, мы бы с тобой никогда и не встретились. Но зов крови сильнее любых границ, ты же знаешь… У тебя есть дети?

– Нет. Но продолжай, я могу представить, о чем ты, поверь, мне тоже знакомы родственные чувства.

– Она попала в ваш приют, где, по ее рассказам, их жизнь состоит из сплошных унижений и скорби. Ее я, конечно, забираю домой, но что делать с остальными несчастными детьми?

– И что же?

– Им даже не разрешают выходить на воздух, Катрина! Даже малышам! Надо дать им свободу!

– И куда мы их денем? Запишешь своими внуками? – Госпожа Рэнкот неприятно засмеялась.

– Ты забыла, что я страшно, просто неприлично богата. Куда, как ты думаешь, мы дели всех детей Северных холмов?

– Я не знаю! – взорвалась госпожа Рэнкот, оттолкнула бабушкины руки и вскочила с диванчика. – Не знаю и знать не хочу! Мне хватило тогда! Я страху натерпелась такого, что за всю жизнь отойти не могу! Каждый день мне казалось, что вот-вот меня арестуют! Я и замуж-то за прокурора вышла, потому что думала, что так безопаснее, так меня не тронут… И вот опять являешься ты! И почему за сорок пять лет твои просьбы не стали разнообразнее?

Она рухнула на диван и стукнула кулачком бабушку в плечо.

– Хоть бы весточку! Хоть бы дохлую открыточку! За все эти годы! Ни слова! Я думала, вы утонули, думала, вас поймали и убили на месте!

– Я хотела! Катрина, я правда хотела! Я отправила вам с тетей кучу открыток, писем и подарков! Но это же Рионела! Все до одного вернулись назад с пометкой: «Такого адреса не существует».

Мия метнула в бабушку быстрый взгляд, и бабушка поймала его. Она снова взяла руку своей подруги, нежно похлопала по ней.

– Мне повезло лишь однажды. У моего дома на берегу моря, там, в Хотталаре, разбилась лодка. Все выжили, попросились переночевать. Моему сыну было тогда уже лет восемь, кажется… Я их пустила. Они оказались контрабандистами, торгующими с вольными островами. Я продала им новую лодку с условием, что они отвезут в Рионелу открытку. Выплыть они должны были до рассвета, а открытка у меня была только одна. Я написала адрес тети, прости.

– Да знаю я. Твоя тетушка примчалась ко мне на следующий же день после того, как получила эту твою распрекрасную открытку! Ты совсем безумная, Элоис! Отправила ей открытку с морским пейзажем! Да за одну фразу «Из моего окна видно море» ее могли сгноить в тюрьме! И меня вместе с ней: «передай мой привет и горячую благодарность Катрине»!

– Я вижу, ты помнишь ее наизусть, – усмехнулась бабушка.

Катрина покачала головой.

– Ну, и что ты опять от меня хочешь? И где твой красавчик художник?

Бабушка свела темные брови.

– Даже не спрашивай. При упоминании о нем я свирепею быстрее, чем при виде вареного лука.

– Ясно.

Катрина позвонила в серебряный колокольчик, пришла служанка.

– Тануса, накрой нам чай на моем балконе. И попроси господина Диго зайти ко мне, как только он вернется со службы.

– Да, госпожа.

Стало сразу понятно, кто в этом доме главный.

Балкончик в комнате Катрины был небольшой, с него ступеньки вели вниз, во внутренний дворик.

– Сейчас другие времена, дорогие вы мои. Все стало гораздо проще и спокойнее.

Мия поперхнулась чаем. Элоис хмыкнула.

– Правда. Сейчас я спокойно могу сказать слово «море», не боясь, что завтра меня повесят. Я могу прогуляться в голубом платье под зонтиком цвета морской волны. Носить одежду этих цветов разрешили всего-то пять лет назад! И во многом благодаря Диго, моему мужу. Сейчас я могу даже отправить слугу за глиной в Северные холмы, если вдруг мне вздумается вылепить на досуге горшок. Да и приюты стали намного более комфортными и…

– Комфортными? – У Мии стремительно намокли глаза. Бабушка посмотрела на нее свирепо, и Мия закусила губу.

Катрина вздохнула:

– Я всего лишь сравниваю со временами нашего детства. Но я понимаю, конечно, что хорошо бы и вовсе без них. Только как это сделать? Мы же не можем упразднить приют. Куча беспризорных детишек, многие из которых дети пойманных контрабандистов и шпионов с островов, будут слоняться по нашим улицам. Нет, милые мои, это нереально. Если мы их освободим, забирай всех с собой.

– Всех? – воскликнула Мия.

– А сколько там детей? – спросила бабушка Элоис.

– Полагаю, чуть больше сотни, – пожала плечами Катрина. – Но многие из них местные и живут там при живых, но нищих родителях, которые не в состоянии кормить и одевать их. Или же сидят в тюрьме за долги или правонарушения.

– Надо узнать, сколько детей захотят покинуть Рионелу. Я заберу их с собой. В Алекте у меня есть частная школа, где они смогут жить и учиться.

– Тот же приют, – скривилась Катрина.

– Не совсем, – улыбнулась бабушка. – Он стоит в прекрасном саду, у каждого ребенка отдельная комната, кормят их вдоволь и учат лучшие учителя Алекты. Они могут в любой момент покинуть школу, если захотят.

– Вот теперь я понимаю, что значат твои слова о неприличном богатстве, – засмеялась Катрина.

– О да! – улыбнулась бабушка.

Мия смотрела на нее и не верила своим ушам. Ее бабушка настолько богата, чтобы содержать такую школу? Ее бабушка, всю жизнь мастерившая лодки и спокойно смотревшая, как она, Мия, носит платья, сшитые из старых отцовых рубашек? Да, однажды бабушка подарила ей шоколадку на день рождения, но…

– Обсудим это после, птичка, – сказала ей бабушка быстро.

«Почему же все так любят мне врать?» – с тоской подумала Мия.

– Знаешь… – сказала Катрина, – наверное, мы могли бы с Диго взять кого-то себе. У нас нет детей, пусть будут внуки. Есть там прелестные малыши? – спросила Катрина Мию. – Боюсь, с негодными подростками мне будет трудно сладить, у меня до сих пор детская травма от дружбы с твоей бабушкой.

Мия кивнула. Хорошо бы, они взяли себе Гету и Тиру, самых маленьких и слабых девочек.

Катрина вздохнула.

– Мне надо обсудить все с Диго. Это не так просто, но думаю, что возможно. От тебя всегда одни сложности, Элоис!

– Я знаю, что ты их любишь, моя дорогая, – улыбнулась бабушка и крепко обняла подругу.

И вдруг все сдвинулось с места, закрутилось и понеслось. Март зазвенел капелью, пришли могучие южные ветра, они пахли морем и звали в дорогу. Река поднялась и стала буро-коричневой, суровой. Горожане собирались на перекрестках и площадях, они обсуждали неслыханную новость, перебирая подробности, как бусины в четках.

– Закрыть приют? И весь этот сброд окажется на наших улицах? Да что они себе позволяют!

– Да нет, ты все не так понял! Просто «домашников» распустят, говорят, мол, родители живы, нечего содержать детишек за счет казны, пусть лучше дома пухнут от голода.

– Какие глупости вы говорите, господин Декер! «Домашников», наоборот, оставляют, увозят сирот!

– Куда это?

– Да кто ж его знает? Может, на острова?

– К этим варварам? Бедные детишки!

Две пожилые дамы, роскошно одетые, и по всему видно, что благородных кровей, вошли в приют и осмотрели выстроившихся в ряд воспитателей, директора, а потом детей. Рядом с одной из дам шла девочка-подросток, светловолосая и худенькая, то ли служанка, то ли родственница одной из них. Приютские дети смотрели на нее в таком удивлении, будто она была призраком.

Мия подумала, что со стороны, наверное, интересно за ними наблюдать. Она еле заметно кивнула Крошке Си, Ричу, улыбнулась Эльмару. Какое счастье, что у нее есть бабушка! И что у бабушки есть Катрина! И что эта Катрина – вот такая! Взяла и сделала совсем невозможное: уговорила городской совет отдать на воспитание госпоже Лесли всех приютских детей, кто сам захочет следовать за ней. Судя по лицам воспитанников первого этажа, захотят все. Но главное, чтобы захотел один-единственный.