Мия

Дома

День был солнечный, но не жаркий. С моря шел ровный ветер, холодил воздух. Весной тут, в Хотталаре, особенно хорошо. Еще зелена трава, еще цветут лесные фиалки на каждом клочке земли, еще море чистое и прозрачное. Мия стояла на берегу, под ногами у нее скрипели обломки ракушек; точно такая же висела у нее на шее. Только эта ракушка и осталась у нее после всех странствий. Ракушка – и все, что внутри. Мия потеребила ракушку, улыбнулась морю и посмотрела на маяк и свой дом. Она видела, что мама уже развесила белье: простыни и ее любимая клетчатая скатерть хлопали на ветру. Она узнала рубашку Санди, фартучки сестер и даже свое старое платье. Наверное, его носит сейчас Лиза…

Мия взбежала по тропинке, толкнула калитку. Мама возилась в огородике, пропалывала грядку с пряными травами, а девочки сидели на крылечке.

– Мия! – закричали они хором и бросились к ней.

Мамины руки замерли среди стеблей, а потом она разогнулась и посмотрела на нее. Мия моргнула, чтобы сбросить слезу. Солнце било маме в затылок, и она никак не могла разглядеть ее лица. Дверь дома открылась, и под тяжелыми шагами отца скрипнуло крылечко. «А братья, наверное, в море», – подумала Мия, а потом папа обнял ее поверх сестричкиных рук и крепко прижал к себе.

Перед обедом Мия отпросилась к бабушке.

– Зови ее к нам на обед, – сказала мама, и Мия кивнула.

Она постучала в дверь и зашла, не дожидаясь ответа.

– Я вернулась, – сказала она.

– Я рада.

Они обнялись.

– Как вы доплыли?

– Все целы и невредимы. Как отдохнешь от своих путешествий и снова потянет в дорогу, скажи мне, съездим в Алекту, навестим их. Как твое… дело?

– Ну… я познакомилась с ним. С Гаррэтом. Я видела его, и мы много разговаривали. Тебе надо простить его, бабушка. Иначе он никогда не вернется домой. Твоя гордыня закрывает все дороги.

– Гордыня? – Она поджала губы и покачала головой. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Гордыня! Я ждала его всю жизнь! Ждала, когда он ушел в первый раз, ждала и училась рисовать. Ждала, когда он ушел потом, ждала и растила нашего сына…

– Он хотел разобраться, он верил, что все это – только книга.

– И что? – в ярости закричала бабушка. – И что? Ведра с водой стали легче от этого или хлеб посыпался на меня с неба?

Она выкрикнула это и сразу успокоилась.

– Нет, Мия, птичка, это не гордыня. Это боль, которую не залечишь словами и просьбами. Я не хочу идти туда, где он. Если хочет вернуться, пусть возвращается сюда, ко мне, в нашу с ним книгу. А я посмотрю.

– Да? Это хорошо. Потому что он пришел.

И Мия открыла дверь.