Мия

Мама

– Где это случилось?

– В Хотталаре.

– Хотталаре? Где это?

– Старый южный городок на… далеко отсюда. Ваша мама отдыхала там. Но в ее завещании сказано, что ее следует похоронить на родине, в Рионеле. Поэтому ее привезут сюда. Я представитель госпожи Эверин Току по неразрешимым вопросам.

– Привезут? Кто привезет?

– Сторожевая служба города, госпожа Абелин. Все грузы проверяют, Рионела хорошо охраняется и…

– Моя сестра не груз! – вспыхнула тетя.

– Простите, госпожа Абелин, я крайне неудачно выразился и прошу вас простить меня. Дальняя дорога, нервотрепка на воротах…

Он был очень вежлив, этот господин Люк. Застегнутый на все пуговицы сюртук, приглаженные волосы, ровная щеточка усов. Говорил он тихим ровным голосом, и было видно, что ему не все равно. Он пришел утром, сразу после завтрака. Представился, попросил разрешения войти. Я увидела, что тетя почему-то сразу испугалась, будто почувствовала неладное. Может, это из-за сюртука. Такие носят представители разных министерств.

– Имущество вашего отца, госпожа Элоис, конфисковано, вы знаете, возможно? Его недвижимость, счета… Мы оспариваем это решение, и я уверен, что в скором будущем оспорим.

Я кивнула. Мне было все равно.

– Но кроме того, у вашей матери было независимое состояние. Которое полностью переходит к вам, как только вам исполнится семнадцать лет…

– Мне уже исполнилось. Месяц назад. – У меня почему-то в носу защипало и стало душно.

– Ну… в таком случае поздравляю вас, госпожа Элоис, вы богаты. Я перешлю вам все необходимые бумаги.

– А те… те, кто убил ее? Их ищут? – спросила я.

– Господин Джозеф… кхе… друг вашей матушки, подал заявление…

– Но вы не верите, что их найдут, да?

– Время сейчас очень неспокойное, госпожа Элоис.

Мы молчали.

– Кха-кхе-кх-кх, – вдруг закашлялся господин Люк.

Тетя Абелин и я посмотрели на него, и он, этот наглухо застегнутый маленький человечек, смутился. Я видела, что он усилием воли берет себя в руки, чтобы сказать нам то, что должен.

– Есть одна сложность, госпожа Абелин, госпожа Элоис. Довольно затруднительное обстоятельство. После смерти госпожи Эверин я, как доверенное лицо, разбирал ее бумаги. Завещание относительно наследства было составлено ею давно и хранилось у меня, и с ним не было никаких проблем, конечно. Однако в ее бумагах я нашел еще один документ. Весьма неожиданного содержания, если можно так выразиться. В каком-то смысле это и не документ вовсе, а записка… мне. Пожелание. Просьба. Я мог бы и вовсе не говорить вам о ней, учитывая обстоятельства. Но мы все очень любили Эверин, ее смерть потрясла весь город. Мне бы очень хотелось уважить ее, хоть это и связано с определенными рисками и вообще довольно странно, однако, учитывая ее характер…

Как занудно он говорил! Даже тетя не выдержала, прервала его:

– Где же эта записка, просьба или что там еще?

– Она со мной, – невозмутимо продолжил он. – Вам необходимо прочитать ее, но будет целесообразнее не брать вам в руки эту бумагу. Из соображений вашей безопасности. Все-таки мы в Рионеле.

Он достал из папки небольшой листок тонкой папиросной бумаги, весь исписанный мелким летящим почерком.

– В доме нет посторонних? Тогда я вам зачитаю.

Он откашлялся и начал читать:

– «Мой милый Люк». – Тут он смущенно кашлянул и глянул на меня. – Нас с вашей матушкой связывает многолетняя искренняя дружба.

И я, и тетя промолчали.

– «Не знаю, что со мной, но какая-то вдруг навалилась тоска, и кажется, что я скоро умру. Это, конечно, глупо, но я рада, что завещание мое составлено и хранится у тебя, самого надежного человека всех земель. У меня к тебе еще одна просьба, которую я не могу оформить официально, но которая очень важна для меня. Пожалуйста, дорогой Люк, когда я умру, сделай так, чтобы меня, мое тело, доставили в Рионелу. Ты знаешь, где искать наш дивный город. Если будешь жив, сделай это сам, проводи меня, как провожал домой после школьных танцев, когда мы были детьми, как проводил тайком в самую важную для меня дорогу, рискуя собственной жизнью… После смерти я хочу быть поближе к моей маленькой Элоис. Я не смогла сделать этого при жизни, так хоть после… Люк! Ты знаешь, что больше всего на свете я не хочу лежать в земле, спеленатой черным саваном по обычаям Рионелы. Предайте мое тело огню, а пепел развейте над Северными холмами. Хочу вечно быть с ним. Моя строгая сестренка Абелин, конечно, не согласится и приведет кучу доводов, которые покажутся тебе очень правильными. Тогда, прошу, отдай ей «Книгу северных песен» (ты найдешь ее у меня под подушкой). Нет, не чтобы убедить. Просто эту книгу нам читала в детстве мама, отдай ее Абелин в любом случае. Со словами моей бесконечной любви и признательности. Я, как всегда, не успела сказать ей этого. А может, я просто не умею.

Глупое получилось письмо, и я спрячу его подальше. Если предчувствие меня не обманывает, ты найдешь его, когда будешь разбирать мои документы (сожги весь архив, он никому не интересен, библиотеку передай в Театральную школу). Если же я наконец ошибаюсь, то посмеюсь над ним сама через много лет.

Твоя мартышка Эверин».

Люк закончил читать, опустил письмо. Мы молчали. Не знаю, о чем думала тетя, а у меня перед глазами стояли Северные холмы, синеглазый старик и погром в лавке Олы. Интересно, как скоро нас повесят, если мы решимся выполнить эту мамину просьбу? Со дня ареста Олы прошло почти два года. Я ничего не знаю о ней.

– Я понимаю, все это… – начал ее «милый Люк», но тетя перебила:

– Где книга, которую она передала?

Книга была маленькая, в темно-вишневом переплете с сине-белым орнаментом на обложке. Орнамент был похож на тот, что выжигал Этьен на шкатулке. Тетя нежно погладила книгу, как ручную птицу. Потом снова тихо заплакала, слезы беззвучно падали на обложку. «Книга северных песен», – было написано на ней.

– С кем она хочет быть вечно? – спросила я, но тетя перебила, излишне поспешно, как мне показалось:

– Нам надо подумать, господин Люк. Подумать и все обсудить с племянницей. Вы же понимаете, насколько ее просьба сложна и… опасна. Как вы верно заметили: мы в Рионеле.

– Да-да! – Он поднялся и снова надел маску официального представителя Эверин Току. – Я пойму, если вы сочтете просьбу моей клиентки чрезмерной. Тело госпожи Эверин привезут сюда примерно через час. Я остановился в гостинице «Бравый солдат», вы сможете найти меня там.

У меня не было сил встать, чтобы проводить его, но он кивнул с самым понимающим видом. Тетя сказала:

– Я благодарю вас, господин Люк. И я хотела бы, чтобы вы передали мою благодарность господину Джозефу за то, что он взвалил на себя заботу о поимке преступников…

– Я обязательно ему передам.

Как только он вышел, мы с тетей придвинулись друг к другу, одновременно, как по команде. Я положила голову ей на колени, и мы обе тихо плакали. Я не знаю, о чем думала тетя, может быть, вспоминала, как они с мамой были маленькими, во что играли и о чем спорили. А мне в голову лезли всякие глупости, например, о том, что мама всю жизнь боролась со старением, боялась морщин и седых волос, а умерла молодой и красивой. И еще крутилась в голове дурацкая, совсем ненужная мысль: она была старше господина Этьена на десять лет, а я младше его на десять. И я не увижу его больше никогда в жизни. Как и маму с папой.

– Ты знала его? – пришла мне в голову вдруг простая мысль.

– Кого?

– Этого господина Люка. Раз он провожал маму домой после школьных танцев, значит, они дружили с детства, и ты должна его знать.

– Да, ты права. – Она задумалась, вспоминая. – Нет, не могу вспомнить. Вокруг нее всегда вилось столько людей, и мальчиков, и девочек… А я все-таки старше ее на семь лет, у меня были совсем другие заботы и интересы. Но друзья и правда звали ее мартышкой, она была такая… подвижная, такая верткая.

– А если это специально? – не отставала я. – Если нас так проверяют?

– Всевышний наместник, Элоис! Кому мы нужны, зачем нас проверять? Или… – Тетя подняла меня за плечи и посмотрела своим особенным взглядом. – Я чего-то не знаю? Тогда самое время мне узнать, Элоис.

Я помедлила. Карты Олы надежно спрятаны в мансарде. Как отнесется к ним тетя? Вдруг сожжет? А мне они очень нужны! Это мой путь на свободу, из Рионелы. Это моя ниточка к Оле. И, может быть, к Этьену.

– Элоис? Мы должны принять трудное решение, и мне правда важно знать все.

Иногда мне кажется, что тетя и так все знает, читает мысли, например. А меня просит рассказать просто потому, что хорошие девочки не лгут.

– Нет, ничего. Правда. Просто я вспомнила, что, когда я спросила тебя, что такое море, ты…

– Тсс! Ты что?! И в такой день! Забудем об этом, вряд ли это связано…

Маму привезли после обеда. Она была укутана в черный саван вместе с головой – по обычаям Рионелы родственникам нельзя видеть лица покойника. Она показалась мне маленькой, меньше меня.

– Почему нам нельзя посмотреть на нее в последний раз? – спросила я.

Тетя помолчала, потом сказала очень тихо:

– Если мы собираемся выполнить ее последнюю волю, нам придется посмотреть на нее, невзирая на условности. Она проклянет меня с того света, если я похороню ее в этом ужасном черном цвете.

Я слабо улыбнулась. Да уж, это точно! Мама не выносит черный.

– Тетя… но если мы никого не похороним, как полагается…

– Да, я думала об этом. И, видимо, без Люка нам не обойтись, увы. Надо достать чучело, что-нибудь вроде куклы, только большой, в человеческий рост. Понимаешь?

Я поняла ее сразу. Я сама именно об этом и думала, глядя на неподвижное мамино тело.

– Не надо Люка. Я знаю, где нам взять куклу.

Так мы стояли у диванчика, на котором лежал черный куль, ничего общего не имевший с моей мамой, и шептались, как нам обмануть всех, нарушить сто тысяч законов и не попасть в тюрьму. И помочь нам в этом могла только она – Катрина.

У Катрины было два старших брата. Два взрослых брата. Два богатых брата – один торговал табаком, другой состоял на службе у наместника. Два старших брата, обожавших свою маленькую сестренку. Три года назад они подарили Катрине огромную куклу. Куклу с нее ростом, одетую в роскошное платье, туфельки, шляпку, перчатки. У нее даже сумочка была, а в сумочке лежало настоящее зеркальце! Катрина была маленькой и худенькой, она часто надевала куклин наряд, и мы дурачились, будто она жена наместника, а я – ее служанка. Этот наряд очень шел Катрине, а куклу она терпеть не могла. Не знаю, наверное, если бы мне в четырнадцать лет подарили куклу, я бы тоже злилась. Ее братья что, всерьез думали, что она будет с ней играть? Катрина каждый день меняла кавалеров, целовалась с мальчишками в укромных уголках и ставила оценки за поцелуи в специальную тетрадку. Она умела курить, знала, как заставить самых отпетых негодяев идти за ней на цыпочках с ее портфелем в зубах, и пускала пыль в глаза родителям и учителям столь виртуозно, что все всерьез считали ее не очень способной, но невероятно усердной, а главное, скромной девочкой. Мы с ней покатывались со смеху, и втайне я ей завидовала. Получить в подарок куклу было обидно. Но потом она вздохнула: