Старовский раскоп

* * *

… Но Ульв заболел. Он хныкал всю ночь и до самого утра мать не смыкала глаз. Ингмар не спал тоже, не мог заснуть. К утру сын задремал, но потом проснулся и снова захныкал. Ингмар ушёл работать на поле. Жар не прошёл и к ночи. Загорелась занавеска за печью. Непостижимым образом. Гарью провоняла вся хата, но мать побоялась вынести ребенка на сквозняк. Обычный летний жар, говорила мать. Перегрелся на солнце, вот и прихворнул. Скоро пройдет. Через день или два. Не прошло. Женщины несли кто что мог — гусиный жир, медовый настой, хину, сбереженную с какого-то года — не помогало. Знахарка Лара шептала тайные слова и развешивала обереги.

— Я открою тебе источник. Я же обещал! Я же не отказывался! За что сына-то?!

— Это не я… — чуть удивленно прошелестело в комнате. Сама богиня не показывалась.

— В городе есть доктор, — сказала мать.

— До города ехать два дня. Ночевать в лесу. Доктору платить надо. И за еду, и за ночлег еще…

Валялся забытый без дела камешек Верхних. Не то чтобы Ингмар сильно на него рассчитывал. Но… целый день Ингмар ходил, лихорадочно теребя его, грея. Вечером, возвратившись с огорода, попробовал. Сделал, как нужно — потер, где надо, прошептал тайные слова… И снова потер и пошептал. И так много раз — сбился со счету. Ну, богиня, если у меня и сына не станет… Эй. Ну кто-нибудь! Когда вам от меня нужно, я ведь иду! Иду и подыхаю! Нет же…

Мальчик не плакал, а лежал молча, в полузабытьи, изредка постанывая.

Ну, жертву, может, принести нужно?! Саат меня не приняла, может, вы не побрезгуете? Или вам другого чего нужно? Что вам может быть от меня нужно?! Вообще хоть что-то…

Среди ночи камешек раскалился до белого сияния и выдрал Игмара из зыбкого полусна. Спросонья Ингмар перепугался и подскочил, роняя камень, но опомнился. За занавеской мать вполголоса спросила:

— Что там?

— Ничего. Привиделось.

Но нет, не привиделось — камешек светился ровно. Он не разбился и не думал гаснуть. Ингмар положил его на стол, сел, уперши подбородок в кулак, и принялся ждать. За окном медленно текла ночь. Сам не заметив, заснул.

Мужчина задел локтем миску и та стукнула, скатившись на пол.

— А. Черт! Что?!

— Не хотел вас напугать. Простите.

Мужчина стояла в шаге от Ингмара и смотрел на того черными, в темной опушке, глазами. Он был смугл и встревожен.

— Вы..?

— Я. Второй секретарь Координатора Игоря, Мигелино. Вы, если не ошибаюсь, глава клана и просили помощи. Меня отправили узнать, что у вас стряслось. К слову, мы не думали, что ваш клан еще существует. Так вы просили помощи?

— Да. Точно. Я просил, — Ингмар устало протер глаза. Часы сна за столом не принесли отдыха. Ломило спину. — Я просил помощи. Но я не думал… раньше вы не отвечали.

— Эпидемия была. Снова. Не слыхали?

— Нет. У меня сын умирает.

Мужчина серьезно кивнул.

— Где он?

За задергушей как раз зашуршали, зевнули…

— Кто там, Марек?

— Тут помощь пришла. Кажется.

Сын квело хлопал глазенками. Он лежал на мокрой от пота простынке и дышал ровно, спокойно — впервые за две недели. Он не плакал и не хныкал, у него ничего не болело и маленький лоб был прохладен. Секретарь Мигелино помог и теперь стоял над мальчиком, кусая губы.

— Я забрал горячку, однако… Я полагаю… вы не замечали никаких странностей за ребенком? — на миг задумался. — Э… пожары. Пожалуй, да, пожары. Не случались в доме?

— Было. В доме два раза. На дворе еще. Почему вы спрашиваете?

— Вот, гляньте…

Мама Наталька охнула — секретарь прищелкнул пальцами и на бледную ладонь выскочил крохотный костерок. Ребенок не испугался. Улыбнулся и протянул ручонку. Ингмар дернулся было отстранить ручонку, Мигелино зашипел. Как околдованный, Ингмар глядел: детская ладошка прикладывается к огню — и не отдергивается с ревом! — а тот льнет к ладошке и прилипает. Переползает на маленькие пальцы, как улитка. Огненный цветок распускается у нового хозяина еще привольней, мальчик в восторге смеется и лопочет на своем картавом языке.

— Видите?

— Да, — почему-то шепотом ответил Ингмар. Осторожно тронул пальцем цветок. Он был уверен, что цветок окажется подделкой, волшебным мороком Верхнего. Палец ожгло. Ругнувшись, поглядел на мигом вздувшийся волдырь.

— Ваш сын маг. Волшебник. Ведун. Как у вас тут говорят? Хозяин огня. Будущий. У них всегда эта способность показывается еще во младенчестве. И всегда открывается горячка. Огонь пожирает плоть.

— И что теперь?

— Таких, как он, учат. В специальном месте Наверху. А иначе…

— Умрет.

— Огонь убьет его изнутри. Горячка сегодня же начнется снова. Нужно в специальное место и учить.

Гость с видимым удовольствием отведал соленых грибочков и печеной утятины. Не отказался от брусничного чая. Мимоходом "поправил" Натальке больную спину. Обещался пройтись по деревне и поглядеть всех немощных и бесплодных.

— Так вот, насчет мальчика. Если вы позволите забрать его к нам, он будет жить. Он не будет ни в чем нуждаться, не будет голодать. Станет учиться с такими же, как он. Вырастет и будет получат хорошее жалование, станет уважаемым человеком.

— Я… не могу оплатить его учение. У Клана совсем нет денег.

— Денег мы не берем. Это всё без платы. Но есть одно условие. Он не сможет быть главой клана. Если вы отдадите его в учебу, то никогда больше с ним не увидитесь.

— Почему? — одними губами прошептала Наталька. Она подалась вперед, во все глаза глядя на гостя и стремительно бледнея.

— Причин много. Первая — он будет воспитываться очень далеко. В специальном месте, где его дар не принесет никому вреда. Вторая — учение очень долгое. Не год и не два. Много. Столько, сколько нужно. Пока он в учении, ему нельзя бывать среди обычных людей, он опасен для себя и для них. Так что он просто забудет про вас. Ну и третья причина — после учения он будет принят на службу. На службе запрещено иметь семью, родных и вообще всякие душевные привязанности. Таковы условия…

— Несправедливо.

— Вы отец и вам решать. Я могу сколь угодно долго забирать горячку, но она возвратится, как только я уйду. Тут Ульву не место. Он здесь погибнет. Маги не приспособлены для обычной жизни.

— Он Кот.

— Он прежде всего маг, а потом уже Кот. Решайте.

— Отказаться от сына…

— Чтобы спасти его…

— Наследник…

— У вас будут еще дети.

Нелепая, гадкая догадка обожгла. Жертвы. Всем нужны жертвы. А если Верхним тоже?! Саат взяла себе жену Ингмара, а эти возьмут сына?!

— Как я могу вам верить?

Мигелино бросил быстрый, цепкий взгляд на Ингмара. У того сердце ушло в пятки. Он думал раньше, что ничего уже в жизни не боится. Теперь понял, что этого "ничего" как раз и боится. До смерти. Взгляд секретаря на одно биение сердца окунул в пустоту и черноту — в "ничего". Тут же закончилось, но Ингмар сидел, хватая воздух, как снулая рыбина. Секретарь тоже сидел, раздумчиво постукивая ногтем по столешнице.

— Значит, думаешь, мы людоеды. Слопаем твоего мальчишку. Свет, как же мне надоели ваши дикие, грубые суеверия! Я всего лишь хочу спасти ребенка. Мне жаль детей. Вас, идиотов, не жалко уже, а детей жалко. Ты можешь оставить его здесь, ты отец, мы не имеем права забрать его силой. И я не знаю, как тебя убедить. Поклясться? Что тебе моя клятва? Не знаю…

Ульв сидел на смятом одеяле и сосредоточенно перекидывал огненный ошметок с одной ладошки на другую. Ингмару явственно представилось, как ветреная Настёна оставляет Ульва одного в доме, а сама убегает играть с подружками. Как мальчик сидит, зевая. Скучая, выхватывает из воздуха огонек, принимается перекидывать его с руки на руку. Как, наигравшись, роняет огонек на постель. Горят перины, подушки…

— Как мне быть уверенным…

Мигелино ушёл из деревни на следующее утро, поколдовав над лошадками, отчего у тощих старых кляч вновь залоснились бока и заблестели глаза, пошептавшись с девками и бабами. На руках он унёс одетого в лучшее Ульва. Котомку с остальными вещичками не взял, сказал, что Наверху у Ульва будет всё необходимое. Ребенок не плакал. Улыбался, крепко прижимаясь щекой к рубашке Верхнего. Мама Наталька проревела всю ночь, но утром тоже улыбалась. У Инмара закаменело лицо.