Империй. Люструм. Диктатор

Сначала Аттик узнал за ужином от своей приятельницы Сервилии, единоутробной сестры Катона, о том, что аристократы действительно проталкивают Антония Гибриду в консулы. Через несколько недель Аттик передал Цицерону слова Гортензия, с которым он тоже водил знакомство: тот проговорился, что на консульских выборах Гибрида и Катилина будут выдвигаться вместе. Цицерон попытался обратить все в шутку, заявив: «Двойная мишень в два раза больше обычной, значит в нее в два раза легче попасть». Но на самом деле это был серьезный удар, и я видел, что Цицерон потрясен. Ведь у него самого еще не было сотоварища, и найти такого человека было очень непросто.

Но по-настоящему скверные новости ожидали нас поздней весной, после сенатских каникул. Аттик сообщил, что должен срочно увидеться с обоими братьями Цицеронами, поэтому сразу же после закрытия суда мы втроем отправились к нему. Его дом, расположенный неподалеку от храма Стрении, был образцовым жилищем холостяка — небольшой, но с прекрасными видами на город, открывавшимися из всех окон, особенно из библиотеки, которую Аттик сделал украшением своего обиталища. Вдоль ее стен стояли бюсты великих мыслителей и много мягких кушеток. Это было сделано с умыслом. У Аттика имелось железное правило: он не давал книги с собой никому, даже самым близким друзьям, но любой мог прийти к нему в библиотеку и, удобно устроившись на кушетке, читать свитки или даже делать копии. Именно здесь, рядом с мраморной головой Аристотеля, мы обнаружили Аттика, одетого в свободную греческую тунику. Он читал, если мне не изменяет память, «Kuriai doxai» — «Главные мысли» Эпикура.

Не теряя времени даром, он сразу перешел к сути дела:

— Вчера вечером я был на ужине в доме Метелла Целера и дамы Клодии, и среди прочих гостей присутствовал не кто иной, как… Ту-ту-ту-ту-у-у!!! — Он изобразил звук фанфар. — Публий Корнелий Лентул Сура!

— Святые небеса! — улыбнулся Цицерон. — Ну и общество!

— Известно ли тебе, что Лентул пытается вернуться во власть, участвуя этим летом в преторских выборах?

— Правда? — Цицерон задумчиво нахмурил брови и почесал лоб. — Они с Катилиной — не разлей вода и, вероятно, вступили в сговор. Видишь, шайка проходимцев увеличивается день ото дня.

— О да, это уже целое движение: он, Катилина, Гибрида и, кажется, другие, но имен он мне не назвал. Кстати, Лентул показал мне клочок бумаги с пророчеством какого-то оракула. Тот якобы предрек, что Лентул будет третьим из Корнелиев, кто станет править Римом как диктатор.

— Старая Сонная Башка — диктатор? Ха-ха! Надеюсь, ты рассмеялся ему в лицо?

— Нет, — ответил Аттик, — я отнесся к его словам вполне серьезно и тебе советую время от времени делать то же самое, вместо того чтобы веселить слушателей своими убийственными шуточками. Я постарался разговорить его, и чем больше он пил прекрасного вина Целера, тем больше болтал, и тем внимательнее я его слушал. Под конец он заставил меня дать обет молчания и раскрыл самую страшную тайну.

— И что же это? — нетерпеливо спросил Цицерон, подавшись вперед. Он знал, что Аттик не позвал бы нас из-за какой-нибудь чепухи.

— Их поддерживает Красс.

Повисло долгое молчание.

— Красс будет за них голосовать? — спросил наконец Цицерон. Это был первый и последний раз, когда я услышал от него откровенную глупость. Видимо, он был слишком сильно потрясен, и в голове у него помутилось.

— Нет, — раздраженно ответил Аттик. — Он оказывает им поддержку! Дает им деньги и собирается купить для них все выборы. По крайней мере, так сказал Лентул.

Казалось, Цицерон утратил дар речи. После очередного долгого молчания заговорил Квинт:

— Я в это не верю. Лентул, должно быть, напился до зеленых чертей, если нес подобную чушь. Зачем Крассу отдавать власть в руки таких людей?

— Чтобы досадить мне, — ответил Цицерон, к которому вернулся голос.

— Бред! — со злостью воскликнул Квинт.

Почему он злился? Я думаю, от страха, что услышанное нами — правда. Это поставило бы его в дурацкое положение, ведь он столько раз уверял брата в том, что выборы у них в кармане.

— Полный бред! — повторил он, хотя и с меньшей уверенностью. — Нам уже известно, что Красс вкладывает большие деньги в будущее Цезаря. Только подумайте, во сколько ему обойдутся должности двух консулов и одного претора! Здесь уже речь идет не об одном миллионе, а о трех или даже пяти. Да, он ненавидит тебя, Марк, и это ни для кого не тайна. Но неужели ненависть к тебе перевешивает любовь к деньгам? Лично я в этом сомневаюсь.

— Нет, — твердо проговорил Цицерон, — боюсь, ты ошибаешься, Квинт. Это похоже на правду, и я корю себя за то, что не предусмотрел подобную угрозу с самого начала. — Цицерон встал и принялся мерить комнату шагами, как делал всегда, когда думал. — Все началось с Аполлоновых игр, устроенных Гибридой. Красс, вероятно, оплатил и их. Именно эти игры воскресили Гибриду как государственного деятеля. И разве мог бы Катилина подкупить судей, продав несколько статуй и картин? Конечно нет. Но даже если мог бы, кто, скажи на милость, сегодня оплачивает его подготовку к выборам? Я был в его доме и могу с уверенностью утверждать: этот человек разорен.

Цицерон описывал круги по комнате, его взгляд — чистый и невидящий — метался из стороны в сторону. Было понятно, что его голова работает на пределе возможностей.

— Я сразу же понял, почувствовал кожей, что с этими выборами что-то не так. Я ощущал за своей спиной присутствие третьей силы. Гибрида и Катилина! В обычных обстоятельствах эти жалкие существа вообще не должны допускаться к выборам, не говоря уж о выборах высших магистратов. Для меня ясно одно: они всего лишь орудие в чьих-то руках.

— Значит, мы вступили в войну с Крассом? — спросил Квинт, судя по всему смирившийся с действительностью.

— Да, с Крассом. Или с Цезарем, который тратит деньги Красса? Каждый раз, оборачиваясь, я будто вижу промелькнувший за углом край плаща Цезаря. Он считает себя умнее всех остальных, и, возможно, он прав. Но только не в этом случае. Аттик, — Цицерон остановился перед ним и взял его ладонь обеими руками, — мой старый друг, у меня не хватает слов благодарности!

— За что? Я всего лишь напоил этого зануду и выслушал его болтовню. Невелик труд!

— Наоборот, умение слушать зануд требует огромной выдержки, и эта выдержка — главное в государственных делах. Именно от зануд обычно узнаешь все самое важное. — Цицерон крепко сжал руку Аттика, а потом резко повернулся к брату: — Мы должны раздобыть доказательства, Квинт. Ранункул и Филум вполне могут что-нибудь разнюхать. Они знают все, что делается в городе накануне выборов.

Квинт согласился. Так закончилась закулисная возня перед консульскими выборами и началась настоящая схватка.