Горгона и генерал

11

— Расскажите мне о своем детстве, Гиацинта.

— О детстве? — она рассеянно гоняла горошек по тарелке, думая о чем-то своем, и откликнулась не сразу.

Горгона так мало ела, что Трапп начал всерьез опасаться, как бы ненароком не обрести здесь труп умершей от голода красавицы.

— Я выросла в Брене.

— О, — ответил генерал без всякого выражения. — Это вроде где-то на севере?

Этим утром он встал так рано, что даже успевал позавтракать вместе с горгульей. Что-то беспокойное толкалось в груди Траппа, лишая его обычно безмятежного сна. Подспудное ощущение тревоги и подступающей опасности.

Своим предчувствиям Трапп научился доверять, но источника беспокойства обнаружить пока никак не удавалось.

— Да, — так же рассеянно ответила Гиацинта, — далеко на севере.

Когда принцу Джонни исполнилось тринадцать, старый король Ричард отправил их с Траппом в большое путешествие по стране. Предполагалось, что будущий король должен знать, чем именно он будет править. В ту поездку они добрались до самых отдаленных уголков, и Трапп смутно помнил замызганный городишко, о котором говорила гематома.

Крохотное селение с жалкими хижинами и унылостью нищеты.

— Это большой промышленный город, — Гиацинта потянулась и налила себе вина.

Трапп начал пить по утрам куда позже, чем эта женщина. Что с ней такое происходило?

— У моего отца рудники, — продолжала она меланхолично. — Лет двести назад моя семья получила титул за то, что снабжала корону железом и серебром. У меня было довольно скучное и до ужаса добропорядочное детство. Отец мечтал вырастить меня как настоящую леди… И я выскочила замуж за первого попавшегося маршала, чтобы сбежать от этих бесконечных нравоучений.

Гиацинта слабо улыбнулась.

— Хорошие девочки должны ходить медленно, говорить тихо, двигаться плавно… Они должны уметь танцевать, рисовать и музицировать. Ну и все такое.

— А молодые поклонники вас не привлекали? Наверняка за вами ходили толпы.

— Толпы поклонников из Брена, — Гиацинта дернула плечом. — А я не собиралась оставаться там до конца своих дней. Отец и слышать не хотел о том, чтобы отвезти меня в столицу.

— Где вы раскопали Стетфилда?

— Он приехал на охоту и остановился в нашем доме, потому что это самый большой и удобный дом в округе. Только у нас у он мог получить столичный комфорт.

Трапп молча разглядывал её нежное, затуманенное дымкой сентментальных воспоминаний лицо. Ни одна черточка не выдавала в этом лице вранья, а уж обманщиков он повидал достаточно.

Маршалу Стетфилду было наплевать на комфорт — это раз.

Он никогда не уезжал на охоту дальше, чем на расстояние двух дней от столицы — это два.

И только безумец мог бы отправиться охотиться так далеко на север, до того скудной была тамошняя земля, а в лесах днем с огнем не сыскать было даже самого завалящего зайца.

— Как мило, — наконец сказал он. — Полагаю, что старика Стетфилда пронзила любовь с первого взгляда?

— Ничего подобного, — Гиацинта рассмеялась. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы очаровать его. Меньше всего в своем почтенном возрасте Стетфилд был расположен думать о женщинах.

— И ваш отец согласился на этот брак?

— Неа. Мы сбежали, — беззаботно отозвалась горгона. — С тех пор я отца так и не видела. Вероятно, он все еще полон негодования.

Трапп очень старался представить старика Стетфилда, умыкающего невинных девиц из отчего дома, но его воображения не хватало.

— Джонни всегда уговаривал меня помириться с отцом, — горгулья налила себе еще вина, — он говорил о том, что надо быть благодарным за все, что он мне дал.

То есть щенку она тоже скормила историю про богатого и титулованного промышленника из крупного города Брен?

Трапп вспомнил, как тринадцатилетний Джонни вопил из окна кареты, призывая их побыстрее покинуть эту дыру, а они с Розвеллом смеялись, передавая друг другу фляжку с коньяком.

Спустя три года Розвелл пришел в дом Траппа среди ночи и сообщил о том, что сопроводит его в Изумрудный замок, куда король Джон сослал его на веки веков.

— Отчего вы так печальны сегодня, Гиацинта?

— Я получила письмо. Свадьба короля назначена на середину осени. Наверное, он не позволит мне вернуться раньше этого срока.

— Осенью здесь очень красиво, — утешил её Трапп. — Знаете, разноцветные листочки радуют глаз. А вот зимой — холодно и грустно.

— Зимой… — вскинулась она.

— Вы будете все еще здесь, — безжалостно перебил её генерал.

— Да как вы смеете!

— Дорогая, — как можно мягче произнес Трапп, — давайте посмотрим на ситуацию с точки зрения здравого смысла.

— О каком здравом смысле вы говорите? Джонни пылает ко мне пылкой страстью!

— Охотно верю, но он все еще король.

— И значит, может делать все, что захочет! — упрямо ответила она. — И любить, кого хочет.

Она нервно вскочила и прошлась по столовой.

— Беда в том, — воскликнула Гиацинта, — что чем дальше я от столицы, тем быстрее угаснет пыл короля!

— Король, — с нажимом сказал Трапп, — обручился с первой из дочерей Бронксов, которая достигла своего совершеннолетия, — в день её восемнадцатилетняя. Он очень спешил, правда?

Она нахмурилась.

— О чем вы толкуете?

— О том, что Бронксы изрядные лизоблюды, но не такие уж и важные шишки, чтобы породниться с королевской фамилией. А это значит, что Джонни чем-то обязан Бронксам, и обязан так сильно, что сразу после помолвки выставил свою любовницу…

— Я возлюбленная!

— Куда подальше, чтобы не нервировать невесту, — спокойно закончил генерал. — Невесту и её родственников.

Горгона остановилась, широко распахнутыми глазами глядя на Траппа. На её лице была мрачная сосредоточенность, будто она холодно и расчетливо прикидывала свои шансы.

— И это значит?..

— Что король не вернет вас обратно, даже если очень захочет этого. И неважно, травили вы там кого-то или нет.

— Не травила, — медленно сказала она, — а вы не предавали страну и не заключали никаких тайных сговоров с послом.

Она села рядом с Траппом и подперла щеку рукой, продолжая сверлить его своими темными глазами.

— Бенедикт, — спросила она очень серьезно и взяла его руку в свои ладони. Они было горячими и сухими. — Что мы будем теперь делать?

— Мы?! — изумился он.

Какой-то нарастающий гул голосов со стороны кухни не дал ей ответить.

Трапп вскинул брови и высвободил свою руку.

Ему очень не нравилось то, что секунду назад он почти был готов, не раздумывая, согласиться со всеми планами горгульи, которые наверняка были безумными и ужасно хлопотными.

С другой стороны — что ему вообще терять?

На кухне одна из служанок Гиацинты спорила с лохматым мальчишкой, младший братом юной пастушки Лорелеи.

— Привет, большой Боб, — сказал ему генерал. — Как мило с твоей стороны навестить меня.

Эухения молча поставила на стол тарелку с кашей.

Служанка горгульи моментально выхватила её.

— Мы не кормим на своей кухне бродяг!

— Это мой гость, — вежливо сообщил Трапп.

Она окинула его пренебрежительным взглядом.

— Вы тоже бродяга, — заявила Пэгги. — Эта еда, как и всякая другая, оплачена моей госпожой. А вы даже ржавой монетки на хозяйственные расходы нам не…

— Довольно, Пэгги, — раздался голос горгульи, — половина этого замка принадлежит генералу Траппу. И он волен принимать своих гостей где угодно.

— Ха, — удовлетворенно воскликнул Боб и сосредоточился на каше.

Эухения поставила рядом с ним стакан молока и пододвинула булочку.

— Лрлрл, — с набитым ртом сказал он, — скзл, чтб ты прхдл вчрм в крвнк.

— Вечером в коровник? — переспросил Трапп. — Решила угостить меня теплым молоком?

Боб сглотнул.

— У нас новый теленок с двумя хвостами, — похвастался он. — Приходи посмотреть.

— Потрясающе, — ухмыльнулся Трапп. — Присоединитесь ко мне, Гиацинта?

— Коровник? — сморщилась она. — Фу! Ненавижу запах навоза.

— Удивительно, что вы вообще знакомы с этим запахом.

— Ну я же не на облаке родилась!

— Дашь поиграть с саблей? — спросил Боб с надеждой.

— Эухе… — начал было Трапп, но старуха уже взяла саблю с полки с кастрюлями и протирала её от пыли своим фартуком.

Вечером, когда Трапп пришел в коровник, Лорелея была занята дойкой.

— Привет, — сказала она, — после того, как у тебя появилась финтифлюшка, ты появляешься все реже. Любовь-морковь?

— Финтифлюшка ужасная врушка, — сообщил ей генерал.

— Все финтифлюшки ужасные врушки, — с умудренным видом согласилась Лорелея. — Иди в сарай, туда, где сено.

— А теленок с двумя хвостами? — разочарованно спросил Трапп.

— Ну что ты как маленький… Иди уже!

— Привет, — сказал Трапп. Ему пришлось низко склонить голову, чтобы войти в сарай.

— Генерал, — сказал голос из темного угла. — Глазам не верю!

И Паркер, камердинер Траппа, расплакался.

— К чему такая повышенная секретность? Сарай, Паркер!

— Я теперь женат, — сообщил тот, — и вообще не собираюсь рисковать своим благополучием из-за всяких ссыльных генералов, которых уже давно мысленно похоронил. И я больше не Паркер. Я Франстоун.

— А покороче имечка не нашлось? — проворчал Трапп. — Франстоун. Язык сломаешь, пока произнесешь!

— К счастью, вам не придется слишком часто это делать.

Сено было свежим и вкусно пахло.

Лежать на нем было приятно и мягко.

И почему он не завел свой собственный стог на заднем дворе замка?

— И с чего это вам, Паркер, пришло в голову менять имя?

— Ну давайте посмотрим, — тот начал загибать пальцы, — мы с вами жили, припеваючи, в блеске славы и богатства. Женщины нас любили, всякие жены посла сами собой прыгали в нашу клумбу, теряя чепчики. И тут среди ночи заявляется Розвелл, которого мы, между прочим, считали своим другом. Со всякими там солдатами и указом короля о вашей ссылке. Короля Джона, которого мы тоже считали своим другом. Вы хохотали так, что даже толком не оделись, когда уезжали. «Паркер, — сказали вы, — это всего лишь шутка. Я вернусь через несколько дней, наверняка мы просто едем на какую-то безумную вечеринку». И вы уехали, под конвоем и всякое такое. Я ждал несколько дней, а потом несколько недель, но ничего не происходило. Тогда я решил пойти за советом к старому Траппу, вашему отцу, но оказалось, что он уехал в какую-то глушь. И я направился к Беккету.

— К кому?

— Дворецкому Розвелла. И нашел его в полном расстройстве. Беккет сказал, что его хозяин уехал на неделю, но так и не вернулся.

— Паркер, — спросил Трапп, — сколько времени у тебя заняла дорога сюда из столицы?

— Четыре.

— Мы с Розвеллом не особо торопились и доехали сюда за пять дней. Как же он собирался обернуться за неделю?

— Вот-вот. Розвелл пропал, ваш отец сбежал, король болел.

— Оспой?

— Сначала простудой, а потом и оспой. Поехал на бал к Бронксам, и там ощутил недомогание. Так три месяца в их доме и провалялся между жизнью и смертью. А как выздоровел — сразу объявил вас предателем родины. И вдруг дом Розвелла сгорает весь напрочь, вместе со всей прислугой. Тогда-то я и дал деру, да и имя заодно поменял.

— Значит, Розвелл так и не объявился?