Горгона и генерал

5

Сидя на заборе в лучах яркого солнца, опальный, но все еще великий генерал припомнил свой первый год в ссылке.

Тогда он каждое утро выходил к дороге и до рези в глазах вглядывался в даль, ожидая курьера. Но один день сменял другой, а щенок на троне не спешил посылать за Траппом.

Когда король Джон еще не был королем, а генерал Трапп еще не был генералом, они, в целом, неплохо ладили.

Джонни был слабым и болезненным ребенком, слишком робким и застенчивым, и Трапп частенько таскал его по всему дворцу на своих плечах.

Шумный, беспокойный и энергичный, он появлялся при дворе, принося с собой запах костров и лошадей. Горничные и фрейлины, собаки и дети — все следовали за ним по пятам, как за ярмарочным зазывалой, а маленький Джонни смеялся в голос и превращался в такого же непоседу, как и сам Трапп.

Отец не одобрял его стремления к воинской службе. Советник короля, мудрейший и хитроумный политик, он считал, что оружие — удел дураков. Умники воюют головой.

Иногда Траппу становилось интересно, какое занятие выбрал для себя его младший брат, Чарльз. Ему было пятнадцать, когда они виделись в последний раз.

Ни одного гостя, кроме деревенских жителей, за десять лет не появилось на этой дороге.

Траппа однажды как будто стерли ластиком, и никто: ни верные боевые друзья, ни родственники, ни любовницы — никто не написал за эти годы ни единого письма и не решился на визит.

Иногда Трапп брался за бумагу сам, но все его письма летели в камин.

А потом он перестал и пытаться их написать.

Стук копыт застал генерала врасплох.

Возможно, где-то в глубине души он надеялся, что живет на заколдованном острове, куда его друзья не могут найти дороги.

Но вот он, всадник в темном плаще, который мчался так быстро, что его лошадь была очень уставшей.

Еще чуть-чуть — и всадник загнал бы её.

Спрыгнув с забора, Трапп открыл ворота, позволяя гостю заехать во двор.

— До чего вы лошадь-то довели, — возмутился он, как только тот спешился.

Взяв животное под уздцы, он прошел с ним несколько кругов, потом принес ведро воды и только после этого повернулся к человеку.

— Кто вы такой? — спросил он.

Пшеничные пышные волосы, молодость и задор, пылкий взгляд и пухлые, чувственные губы.

Брат или любовник?

— Шарль. Шарль Стетфилд.

— О, пасынок, — весело удивился генерал. — Я хорошо знал вашего отца. Маршал был великим человеком.

— А вы?..

— Трапп. Генерал Трапп, — юноша недоверчиво усмехнулся. — О, да бросьте вы!

— Любой дурак может назвать себя великим генералом. Я хочу видеть Гиацинту, — твердо сказал Стетфилд.

— Она примет вас чуть позже. Прихорашивается. Вы же знаете этих женщин. Подождите, я дам овса вашей лошади, а потом угощу и вас чем-нибудь.

— Я не понимаю, — растерянно сказал мальчишка, — вы что, тут живете?

— Конечно.

— А Гиацинта?

— И она тоже. Всё просто — это моя половина замка, а вон та — её. Эухения!

— Но вы не можете жить вместе, — совершенно сбитый с толку, Стетфилд следовал за Траппом и лошадью по пятам.

— Вы чертовски правы, юноша, — согласился с ним генерал. — Кто знает, что происходит в голове этого щенка, верно?

— Щенка? — непонимающе переспросил Стетфилд.

— Вы называете его королем Джоном.

— Как вы смеете! — вспыхнул гость.

— Очень даже смею. Джонни — неблагодарный щенок. Да и вы не умнее, раз последовали в ссылку за женщиной, которая пыталась убить будущую королеву.

— Это неправда.

— Что вы собираетесь делать, Шарль? Выкрасть свою драгоценную мачеху и скрываться с ней до скончания веков?

— Ну… — Стетфилд покраснел. — В общем, да.

— Отлично, — обрадовался генерал. — Забирайте её. Она дрыхнет в комнатке рядом с кухней.

— Дрыхнет? — потрясенно переспросил Стетфилд.

— С утра уже в стельку, — доверительно сообщил ему Трапп.

— Как?!

Однако к тому времени горничные успели привести горгону в чувство. Все еще очень сонная, она, слегка покачиваясь и опираясь на руки своих соучастниц, вышла в гостиную.

— Шарль, мой мальчик, — слабым голосом произнесла Гиацинта и, рыдая, упала ему на грудь.

Всерьез обеспокоенный тем, как бы во время этого представления с неё не облетели все мушки, Трапп аккуратно пристроил себя на какую-то козетку в углу и с интересом принялся наблюдать за происходящим.

— О, моя дорогая, — с величайшей нежностью произнес Стетфилд, — я спасу вас.

— Правда? — она подняла к нему светящееся надеждой лицо.

— Я увезу вас отсюда!

— Что? — гематома отпрянула. — Нет, Шарль, нет! — дрожащим голоском прошептала она. — Я не могу… Мне надо быть здесь, когда Его Величество пошлет за мной. Вы должны уговорить его, объяснить ему, что я не хотела никому причинить вреда. Рассказать, что мое сердце полно любви к Его Величеству!

Лицо Стетфилда потемнело.

— Не говорите так, — воскликнул он, страстно сжимая её руки, — вы не можете… Он отправил вас в ссылку! Он не давал даже возможности объясниться! Я единственный, кто остался всецело преданным вам!

«И что мне с того?» — отчетливо вопросили обе брови гангрены, но ослепленный своими чувствами ребенок не замечал этого.

— Вы должны быть благоразумны, Шарль, — холодея голосом, произнесла Гиацинта. — Я не собираюсь в бега. Мне нужно вернуться ко двору.

— Но я не могу оставить вас здесь… с этим…

Головы всех трех женщин медленно повернулись к Траппу, который попытался слиться со стеной.

— Вы! — преисполненная презрением глаукома ткнула в генерала пальцем. — Вы! Отравитель!

— Нет, это вы, — открестился он.

— Убирайтесь отсюда вон!

— Я нахожусь на своей половине замка!

— И где же тут граница?

— Да вот здесь и проходит, — Трапп ткнул пальцем в расщелину на каменном полу.

— Шарль, — Гиацинта обратила к нему свое очаровательное, полное страдания лицо, — умоляю вас, набейте этому грубияну морду!

— Ого, — восхитился Трапп, с готовностью вскакивая, — какое заманчивое предложение! Я готов!

Стетфилд посмотрел на него с неприязнью, а потом снова повернулся к Гиацинте.

— Послушайте, — сказал он, — я прошу вас поехать со мной.

— А я прошу вас отправиться к королю и просить для меня снисхождения.

— Вы же знаете, что это бесполезно, — с отчаянием простонал Стетфилд. — Вспомните, что случилось с Чарли!

— Каким еще Чарли, — брезгливо дернула плечом горгона, и тут её лицо осветилось воспоминанием. — Ты говоришь о Чарльзе Траппе, который просил за своего старшего брата Бенедикта! — воскликнула она, зловредно поглядывая на генерала.

— Что случилось с Чарли? — быстро спросил генерал, ощущая, как холодеет в груди.

Гиацинта поспешно закрыла рот Стетфилда ладонью.

— Не говорите ему, — велела она мстительно. — Пусть он страдает!

— О, он скажет, — пообещал Трапп, наступая. — Эухения! Тащи мою саблю!

— Что? Что происходит? — спросил Стетфилд, отступая.

— Я выкину его в окно, Де Ла Кру Кра, — предупредил генерал, хватая мальчишку за ворот его плаща.

— Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч! — прошипела горгулья. — Ради бога, здесь первый этаж.

— Я подниму его наверх, в башню, и оттуда выброшу, — сказал генерал.

— Что? Что?! — глаза Стетфилда вращались, а его ноги отчаянно дергались, пытаясь нащупать пол.

— Чарли Трапп! — рявкнул генерал.

— Не скажу ни слова, — дрожащими губами промямлил Стетфилд.

— Как знаете, — согласился генерал и потащил его прочь из гостиной.

В холле стояла Эухения с саблей в руках.

— Вы моя прелестная девчушка, — сказал Трапп старухе, взял у неё саблю и поволок упирающегося Стетфилда дальше, во двор.

Из гостиной донесся невозмутимый голосок горгоны:

— Аврора, я бы выпила чая.

Когда Шарль Стетфилд тумаками и добрым словом был выставлен прочь, Трапп вернулся в замок.

Горгона стояла посреди холла.

— Вы, — закричала она, тыча пальцем в генерала, — испортили мое любимое платье! Вы залили вином все мои кружева! Вы испортили мне прическу!

— Зато ни одна мушка не пострадала, — отозвался он. — Расскажите мне про моего брата. Пожалуйста.

Гиацинта некоторое время молчала, разглядывая его.

— Он трижды просил милости для вас у короля. Первый раз его лишили титула. Второй раз — запретили жениться в течение десяти лет. В третий раз — заставили жениться на старухе. Теперь он живет с какой-то древней вдовой, которой лет сорок, не меньше. В нищете и унынии. А он подавал такие надежды!

— А мой отец?

— Советник Трапп? Давно подал в отставку, и про него уже сто лет ничего не слышно.

— Понятно, — сказал генерал. — Спасибо.

Он вышел во двор и без всяких сил опустился на крыльцо.

Уж лучше бы его семья действительно отвернулась от него, как он много лет и думал.

Горгона выскользнула следом и села на ступеньку рядом с ним.

— Да ладно вам, — сказала она. — Хотите, я велю приготовить что-нибудь вкусное на ужин?

Он повернул к ней голову.

Лицо Гиацинты было высокомерным, как обычно.

Но в глубине темных матовых глаз мерцала крохотная искорка.

— Ваши фирменные угощения, — улыбнулся Трапп. — Думаете, завтрака мне не хватило?

Она вздернула нос.

— Как вам угодно.

— Я бы хотел ягодного пирога, горгона.

— Сколько прозвищ вы для меня придумали? — заинтересовалась она неожиданно.

— Я все еще в процессе. Как насчет гадюки?

— Слишком грубо, — сморщила она носик.

— Пожалуй, — кивнул Трапп. — Может быть, грымза?

Гиацинта встала, мазнув его по щеке своими юбками.

— Пойду распоряжусь насчет ягодного пирога, — сказала она.