Горгона и генерал

43

Гиацинта обожала эти мгновения, когда неторопливая нежность Бенедикта вдруг разлеталась в лоскуты и в нем проступало то завораживающее её неистовство, которое всякий раз отзывалось трепетом во всем её теле.

Сейчас, после такой долгой разлуки, Трапп, кажется, исчерпал все запасы своего терпения, пока медленно раздевал её и любовался ею. Заполучив же Гиацинту в свое полное распоряжение, он уже не в состоянии был проявлять хоть сколько-нибудь сдержанности.

Она повсюду ощущала его руки, ласкающие её поспешно и жадно. Горячий рот то приникал к её губам, то обжигал шею, плечи или грудь.

В такие минуты Гиацинта полностью утрачивала свою обычную энергичность, становясь покорной и позволяя ему все, чего он хочет. Никто не мог бы противостоять этому напору, да и не было такого желания.

Хотелось тихо растаять в этих руках, как воску на огне.

Бедра Траппа плотно прижимались к её бедрам, и она ощущала, как пульсирует от возбуждения его член.

Ладонь Траппа легла между её ног, и он что-то простонал ей прямо в рот от удовлетворения, ощутив, какой влажной она была.

Правда состояла в том, что она стала такой с той минуты, как закрыла за ними дверь в спальню.

Гиацинта потянула Бенедикта ближе, смертельно мечтая ощутить его внутри себя, и когда он вошел в неё, едва удержала ликующий крик, который рвался из её груди.

Только теперь она поняла, какой одинокой была все эти месяцы.

Трапп двигался быстро и сильно, и совсем скоро крупная дрожь пронзила все его тело. Гиацинта не успела даже отреагировать, как он стремительно скользнул вниз, разводя её бедра еще шире, и его язык затанцевал на изнывающем от жажды наслаждения холмике.

Она запустила пальцы в его волосы, вся раскрываясь навстречу его рту и пальцам, и волны удовольствия накатывали одна за другой, пока она не ослепла и не оглохла, бессильно разметавшись на простынях.

— Прости, — улыбаясь, сказал Трапп, когда к Гиацинте вернулось относительно ровное дыхание. Он положил голову ей на живот и лениво очерчивал указательным пальцем круги на её груди. — Я слишком сильно соскучился по тебе. Но я искуплю свою поспешность совсем скоро.

— Маркитантки нынче не те? — спросила она все еще немного прерывающимся голосом. — В жизни не поверю, что все это время ты жил праведником. Мужчины на войне не отказывают себе в плотских удовольствиях.

— Никаких маркитанток, — Трапп бережно прикусил зубами её кожу.

— Неужели? — она и сама поразилась тому, сколько глупой радости принесли его слова. А ведь ей казалось, что возможные похождения генерала, известного своими любовными подвигами, ей безразличны.

— Продажные женщины меня нынче не интересуют.

— Тогда что ты делаешь в моей постели?

Трапп засмеялся и сел. Она залюбовалась его плечами атлета и поджарым животом. Он не был красивым в привычном значении этого слова, но в нем присутствовал животный магнетизм и притягательная властность.

— Ты, я слышал, теперь очень богатая женщина, — заметил он, склоняя голову и лукаво прищуриваясь. — Так что с репутацией продажной женщины придется расстаться, дорогая. Нельзя иметь все на свете.

— Что же, эта потеря весьма досадна, — согласилась она. — Я столько сил потратила на то, чтобы запятнать свою репутацию, но теперь все мои усилия будут похоронены под золотыми горами Бронксов.

Тень легла на лицо Траппа, но Гиацинту это нисколько не взволновало.

— Как так получилось, — спросил генерал, — что ты, женщина, способная написать сорок писем за ночь, не написала мне ни строчки за всё это время?

— Чтобы эти письма попали в чужие руки и меня опять кто-то принялся шантажировать? Нет уж, уволь. К тому же, тебе и так докладывали о каждом моем шаге — Питер и Чарли глаз с меня не спускали.

— Возможно, я нуждался в нескольких ласковых словах?

Она хмыкнула.

— С чего это ты вдруг стал ждать от меня ласковых слов? Кажется, я не давала для таких надежд ни малейшего повода.

— Послушай, я ведь тебе писал о том, что… — Трапп осекся, пристальнее вглядываясь в её лицо. — Ты же читала мои письма, правда? — неуверенно уточнил он.

Гиацинта встала и взяла со столика стопку конвертов.

— Вот все твои послания, — с гордостью продемонстрировала она их. — В целости и сохранности!

Он вырвал их у неё из рук, нахмурился.

— Они же даже не распечатаны… Ты издеваешься надо мной?

— Думаешь, я так и горела желанием читать, как ты ругаешься? — вспылила она. — Нет уж, у меня и без твоего занудства было полно поводов для расстройства.

— А! Вот мы и заговорили о твоем замужестве!

— Я имею право выходить замуж, когда пожелаю, — немедленно ощетинилась она. — Ты женатый человек, и у тебя нет никакого права отчитывать меня за мои поступки.

Трапп быстро перебрал письма, и выбрал то, на котором стояла цифра «три», выведенная безупречным почерком Гиацинты.

Именно в этом конверте, по её прикидкам, хранилась реакция генерала на бракосочетание с Найджелом.

— Прочти его, — велел Трапп.

— Ну вот еще!

— Гиацинта, никогда не замечал за тобой столь позорной трусости.

Разозлившись, она вырвала из его рук послание, быстро вскрыла его и бросила опасливый взгляд на неровные строчки. Трапп безобразно писал, хуже полуобразованной горничной.

«Любовь моя, — прочитала Гиацинта, — не знаю, за каким дьяволом тебе понадобилось выходить за Найджела, но на самом деле мне глубоко плевать на это. Ты можешь обвешаться мужьями с ног до головы, это никогда ничего не изменит»…

— Конечно, — фыркнула она, — с таким мужем, как Найджел, тебе не о чем волноваться. А вот если бы я…

Трапп кивком попросил её дочитать. Его глаза искрились весельем.

«Сейчас ты скажешь, что с таким мужем, как Найджел, мне не о чем волноваться. Но я прекрасно знаю, что ты собой представляешь, дорогая, и я знаю, на что ты способна. И ничто в тебе не позволит мне отдалиться от тебя хоть на шаг».

Гиацинта аккуратно сложила письмо и убрала его вместе с остальными.

— Ты не голоден? — спросила она. — Может, попросить накрыть стол?

Трапп, мягко ступая, подошел к ней и обнял сзади, заключая в кольцо своих рук.

Теплое дыхание коснулось её шеи.

— Значит, ты уговорила Свона и Войла сунуться в засаду Варкса. Ну, я этим деятелям позже головы оторву. Там Найджел попытался тебя убить, а ты в ответ вышла за него. Меня терзает страшное подозрение, дорогая, что ты себя в качестве чьей-то жены считаешь за наказание.

Гиацинта развернулась к нему.

— Из тебя, между прочим, тоже отвратительный муж получился. Ты врываешься в монастырь, к женщине, которой однажды уже разбил сердце, похищаешь её, немедленно на ней женишься, в тот же день покидаешь дом, чтобы провести трое суток с любовницей, а потом с этой же любовницей уезжаешь на юг. Ты с Маргаритой хоть попрощался, прежде, чем отправиться на войну? Несчастная прекрасно обо мне осведомлена, между прочим. А тут еще выясняется, что какая-то крестьянка рожает от тебя ребенка! Лично я бы на её месте просто убила тебя, чтобы не мучиться.

— Велика новость! Ты со всеми своими мужьями так поступаешь. Но к чему эта отповедь? — изумился Трапп.

— К тому, что верни мне моего чертова мужа! — повысила голос Гиацинта. — Ты взял этого мальчика под свое крыло, он обожал тебя! А ты подсунул ему меня в качестве невесты. И Найджел смотрел, как его генерал спит с его невестой, а меня считал злой ведьмой, которая лишила тебя разума! Ты понимаешь, что убивая меня, он пытался спасти тебя от меня?

— Мне все равно, — рявкнул Трапп. — Найджел сюда не вернется.

— Еще как вернется! Мне нужен хоть один Бронкс, который будет на моей стороне!

— С чего ты решила, что он будет на твоей стороне, а не придушит тебя во сне?

— Я сумею за себя постоять, я пережила Крауча.

— Ты была ранена! — от его крика звякнул об графин стакан. — В тебя стреляли! У тебя была сломана нога!

— Тише, — Гиацинта ухватила его за могучую шею, прижимаясь лбом к его лбу. — Тише. Я в полном порядке.

— У тебя решетки на окнах и револьверы под подушкой, — Трапп больше не кричал, но его голос был преисполнен горечи. — И я более чем уверен, что всё это из-за Бронксов. Если бы не Найджел, всего этого бы просто не происходило.

— Ну, он превратил меня в богатую женщину.

— Мертвым деньги ни к чему.

Она пнула его коленом по бедру, ойкнула и зашипела от боли.

— Иди к черту, Трапп. Я вовсе не собираюсь умирать.

— Ударилась?

Генерал подхватил её за талию и посадил на стол. Склонился ниже, подул на коленку.

Погладил её, и его руки медленно поползли выше, губы прокладывали дорожку к бедру. Гиацинта дернула его за волосы, ища поцелуя, скрестила ноги за его спиной, откинулась назад, опираясь на руки.

— Тебе не кажется, что нам надо каким-то образом привести в порядок наши жизни? — хрипло проговорил Трапп, обхватив ладонями её лицо.

— Что это значит? — спросила она.

— Пока не знаю, — ответил он, — но обязательно скоро пойму.

— Ты меня пугаешь, — пробормотала она, прячась за поцелуем от серьезных разговоров.

— Ты никогда не хотела ребенка? — спросил Трапп, аккуратно поливая теплую воду из кувшина на волосы Гиацинты.

От неожиданности она едва не утонула в своей мраморной ванне.

Крауч навсегда лишил её такой возможности, но она и прежде не рвалась к материнству. В тот день, когда Гиацинта посадила маленького Джереми в дилижанс, она пообещала себе, что никогда больше не возьмет на себя заботу о другом живом существе.

— Неа, — довольно беззаботно отозвалась она. — Ненавижу детей.

— Ты хорошо позаботилась о Катарине.

— Мне не пришлось её извергать из себя. Когда ты заберешь девочку?

— Может… она пока останется у тебя?

— Ни за что на свете, — выпалила Гиацинта.

Трапп засмеялся, плеснув водой ей на грудь.

— Ну сама подумай: официально меня вообще нет в этом городе. Я прибуду сюда завтра… — он посмотрел за окно, — сегодня утром в блеске славы и золота эполет. Если кто узнает, как я удрал от собственного войска в мундире одного из капитанов ради того, чтобы увидеть тебя хотя бы на день раньше, то над этим вся столица будет хохотать целый месяц.

— До завтра я подожду.

— Мне бы хотелось, чтобы ребенок остался с тобой, — серьезно сказал Трапп, и в его голосе прозвучали несвойственные ему просительные нотки. — Я был бы тебе очень признателен, правда.

— Для чего ты мне пытаешься навязать свою дочь?

— Потому что я доверяю тебе больше всех на свете?

Гиацинта вздохнула.

Ничему этого глупого генерала жизнь не учит.