Превзойти себя самого. Том 1

Глава 29. Изнанка светлого образа оказалась ужасающе грязной

Чэньсин, всё это время наблюдавший за боем, незаметно подошёл к просветлённой. Клинки учителя и ученицы оставались скрещёнными, когда юноша, будто случайно задев пальцы Лу Цайхуа, перехватил рукоять своего меча.

Прикосновение длилось мгновение. И девушке хотелось бы верить, что оно ей почудилось, вот только чувства подтверждали обратное. Сердце, обернувшись огненной бабочкой, взволнованно затрепетало в груди, лицо обдало лихорадочным жаром. Словно обжёгшись, Цайхуа резко отдёрнула руку и отошла от Чэньсина на безопасное для неё расстояние.

То, что она начинала испытывать к юноше, всерьёз её обеспокоило. Прежде девушка не сильно задумывалась об их отношениях, так как они просто не складывались. Казалось, Цайхуа и Чэньсина разделяет непреодолимая пропасть. Ей, импульсивной и прямолинейной, было трудно понять просветлённого, чьи помыслы являлись загадкой. Но чем дольше он рядом с ней оставался, тем сильнее Цайхуа сомневалась: так ли уж много между ними различий? Пусть Чэньсин замкнутый и молчаливый, его действия говорят красноречивее слов. В душе юноши полыхает огонь, и Цайхуа, ощущая в нём нечто родное, больше не может его игнорировать

— Вы оба, — нарушил неловкую паузу сереброволосый бессмертный. — Зайдите-ка в дом. Надо поговорить.

Жилище учителя Чжао в полной мере отражало царивший в его душе хаос. На полу, устланном увядшей травой и засохшими листьям, на уставленных склянками полках и даже на его измятой постели лежали коты. Всех возможных цветов и размеров они мирно дремали под пение птиц. Солнечный свет, пробиваясь сквозь щели в бамбуковых стенах, тёплой пыльцой оседал на разбросанных всюду листах писчей бумаги. Вела на крышу деревянная лестница, прямо под ней располагалось рабочее место бессмертного.

— А вот и чай, — радостно потирая ладони, Чжао уселся за стол.

Привыкшая к странностям учителя Цайхуа безучастно наблюдала за тем, как тот сгребает со стола гору ненужной посуды, а затем ловко разливает по чашкам ароматный напиток. Окружающий беспорядок ничуть не беспокоил мужчину. Более того, Чжао находил его очень уютным и вдохновляющим. Лишь здесь, среди десятка котов и поражающей своим разнообразием утвари, он мог расслабиться полностью.

— Ифэю приспичило отправить меня на обход, — начал бессмертный, когда ученики сели напротив. — Вернусь я только к завтрашнему вечеру. Но это не значит, что теперь вы можете делать всё, что захочется. У меня есть для вас пара заданий.

Залпом опрокинув в себя содержимое чашки, Чжао принялся шарить рукой под столом.

Пока учитель что-то искал, Цайхуа тоже решила выпить свой чай. Однако сразу же пожалела об этом: напиток, остывший и перезаваренный, обволок язык вяжущей горечью.

Тем временем Чжао протянул ученице потрёпанный свиток:

— Эту технику я написал вместе с кем-то из школы Каймин. Думаю, тебе она будет очень полезна. Как вернусь, покажешь мне, чему научился. И учти, замечу ошибку — побью. А ты, — обратился мужчина к Чэньсину, — продолжай работать над мантрой усмирения чувств. И повтори по сто раз все свои техники. Если завтра сможешь стоять на ногах, я тебя тоже побью, даю честное слово.

Чжао потянулся за чашкой Чэньсина, к которой тот благоразумно решил не притрагиваться, и с наслаждением её осушил.

— Ах, да, мальчик мой, — спохватился мужчина, когда его взгляд зацепился за рваный порез на рубахе Лу Цайхуа. — Сходи к ответственному за снабжение нашей горы, пусть подберёт тебе одеяния. Негоже ученику этой школы в чём попало расхаживать.

Цайхуа, с головы до ног мокрая и ощутимо замерзшая, обрадовалась возможности переодеться сильнее, чем наконец-то сбывшейся мечте. Да, теперь ей дозволено носить алые одежды школы Ли, но какой в этом прок, если она заболеет? Ей стоит как можно скорее найти человека, о котором сказал Лунху Чжао, но перед этим Цайхуа должна кое с чем разобраться.

— Учитель. А где я буду жить?

— Что за глупый вопрос? С Чэньсином, конечно.

— …

Сердце пропустило удар. А затем, одолеваемое противоречивыми чувствами, забилось с неистовой силой. Тело будто облили кипящей смолой, мысли смешались в липкую кашу, но Лу Цайхуа не забыла: она всё ещё зла на Чэньсина.

— Учитель, Вы меня извините, но с ним я не хочу иметь ничего общего, — уверенно отчеканила просветлённая.

Лунху Чжао от удивления перелил чай через край. Жидкость растеклась по столу тёмной лужицей, намочив рукав просветлённого, несколько капель упало на пол.

— Думай хоть, прежде чем говорить подобные вещи. Не знаю, что вы не поделили, но этот мальчишка из-за тебя вчера подрался со мной. В том, что он оказался побитым, есть и твоя вина. И вообще, забыл уже, сколько всего он для тебя сделал? Ай-я, да ты благодарить меня должен за то, что я вас вместе поселил!

Не желая верить услышанному, девушка перевела взгляд на Чэньсина. До этого момента она избегала смотреть в его сторону, но теперь, увидев ссадины на неприкрытых одеждой частях тела парня, Цайхуа не смогла отвести от него глаз. Выходит, она была не права. Чэньсин не бросал её, а просто решил заступиться, и эта мысль вдруг вызвала в ней жгучее чувство стыда.

Смущённая девушка и иронично приподнявший бровь юноша продолжали смотреть друг на друга, пока не раздался голос бессмертного:

— Всё, мои драгоценные мальчики, выметайтесь отсюда. И не забудьте о тренировках!

После того, как они покинули хижину, Чэньсин достал меч и, указав на него, поинтересовался у соученицы:

— На этот раз не будешь отвергать мою помощь?

Щёки покраснели сильнее. Стараясь не думать, как глупо она сейчас выглядит, Цайхуа спрятала в ладонях лицо и позволила юноше поднять себя на руки. А когда ноги коснулись меча, поспешно шагнула вперёд. Лишь освободившись от объятий Чэньсина, она могла спокойно вздохнуть и привести мысли в порядок.

— Ты не против, что я с тобой буду жить? — решилась спросить просветлённая.

— А у меня есть выбор?

Голос Чэньсина звучит слишком ровно, чтобы понять, что он чувствует. И это заставляет девушку забеспокоиться вновь.

Меч стремительно летит над рекой. В её зеркальной поверхности Лу Цайхуа видит события, о которых предпочла бы забыть. Юноша в алом прижимается к девушке в чёрном, и та, не в силах справиться с охватившим её пламенем чувств, полностью им отдаётся.

Воспоминания настолько отчётливы, что Цайхуа теряет связь с реальностью. Наваждение длится мгновение, но этого достаточно, чтобы девушка, потеряв равновесие, неловко качнулась и…

Чэньсин не даёт ей упасть. Снова оказавшись в плену его жарких объятий, просветлённая испуганно замечает, как её тело начинает гореть. Цайхуа не обращает внимания на смех просветлённого. Всё, чего она хочет, — поскорее спуститься с меча и убежать от этого парня и связанных с ним переживаний.

К счастью, долго ждать не пришлось. Преодолев ещё несколько чжанов, оружие медленно спланировало к расположенному на холме домику. Со всех сторон окружённый густым хвойным лесом он напоминал одинокого странника, что утратил надежду отыскать нужный путь. Покатая крыша его сплошь поросла мхом, у крыльца примостился самодельный очаг.

Хотя внешний вид хижины не вызвал ничего, кроме жалости, внутри она оказалась довольно уютной и чистой. Единственная комната была разделена ширмой на зоны: большую, предназначенную для работы и отдыха, и маленькую, где стояла огромная деревянная бочка.

— Здесь живёт тот, кто отвечает за снабжение школы? — осведомилась Лу Цайхуа.

— Здесь живу я.

Просветлённая потеряла дар речи. Беспомощно оглянувшись по сторонам, она на всякий случай отступила к двери.

— Тогда зачем ты меня сюда притащил? Мне же нужно сходить за одеждой.

Чэньсин не торопился с ответом. Открыв дверцы шкафа, он достал из него стопку алых одежд и только затем произнёс:

— Нет необходимости.

Глаза просветлённого лучились особенным светом, когда он отдавал одеяния девушке. Уголки его губ приподнялись в смущённой улыбке, во взгляде промелькнула робкая радость.

— Я носил их, когда мне было пятнадцать. Думаю, тебе будут как раз. Не беспокойся, они чистые.

Оставив растерянную Лу Цайхуа наедине с её сумбурными мыслями, парень вышел из дома.

И что это было?

В последнее время Чэньсин вёл себя, как её близкий друг. И хотя Цайхуа успела привыкнуть к тому, что в нужный момент он всегда приходит на помощь, чрезмерная забота с его стороны сбила девушку с толку. В прочем, это ей не помешало обрадоваться. Ещё в школе Чэнсянь она поняла, насколько приятно носить одежды Чэньсина. Теперь же Лу Цайхуа сможет ходить в них всегда.

Переодевшись, она осмотрелась в поисках зеркала. Увы, кроме кровати, стола, размещённого у резного окна, расписанного хризантемами шкафа и стеллажа в помещении ничего больше не было.

Внимание просветлённой вдруг привлёк портрет незнакомого юноши, притаившийся на полке за палочками благовоний. Вьющаяся длинная чёлка обрамляла лицо, изящное и одухотворённое, серые глаза полнились нежностью. Окружённый ореолом любви и печали, он напоминал божество. Слишком светлое для мира, который успел причинить ему боль.

Завороженная его красотой Лу Цайхуа не сразу заметила покоившиеся рядом с портретом письмо и осколки меча. Пожелтевший конверт был запечатан при помощи незнакомой ей техники, а один из осколков ржавым налётом покрывала засохшая кровь. Когда она потянула к ним руку, фрагменты клинка вспыхнули мягким мерцающим светом.

В тот же миг чьи-то пальцы перехватили запястье. Чэньсин снова подобрался к ней незаметно.

— Не трогай.

Любопытство Лу Цайхуа мгновенно угасло, стоило ей уловить в голосе юноши болезненные нотки. Возможно, этот меч для него многое значил, поэтому она не решилась спросить, почему он вдруг засиял. И хотя девушка не хотела бередить душевные раны Чэньсина, она не могла не указать на портрет:

— Это…?

— Это Лао Тяньшу.

Пребывание у лика наставника, казалось, причиняло ему невыносимую боль. Словно не желая её больше испытывать, он потянул просветлённую к выходу:

— Идём, ты голодная со вчерашнего дня.

Все эти годы Чэньсин жил ради Лао Тяньшу. Обучение в Ли, визиты на соседние горы и даже развитие навыков приготовления пищи — всё это было нужно ему, чтобы научиться защищать и заботиться о Лао Тяньшу, когда тот вернётся.

Восемнадцать лет пролетели, как миг, а наставник по-прежнему не напоминал о себе. И пусть Чэньсин верил в его возвращение, в душе, точно колючий сорняк, проросло ощущение собственной бесполезности. Без Тяньшу всё становилось бессмысленным. Никому не было дела, насколько искусный воин Чэньсин и хорошо ли он умеет готовить.

С тех пор как наставник погиб, в нём никто не нуждался. И только рядом с Лу Цайхуа он вновь смог почувствовать себя нужным и значимым.

Усадив просветлённую на крыльцо, парень поставил ей на колени поднос с довольно внушительной миской лапши. В его алых одеждах, взъерошенная и немного растерянная, она вызывала в Чэньсине желание спрятать её от целого мира, защитить от всех возможных опасностей.