Превзойти себя самого. Том 1

Глава 22. Будто апрельское солнце растопило остатки прочного льда

Цайхуа невольно затаила дыхание. Мир вокруг стал расплывчатым, зыбким, как поверхность зеркального озера. Сделаешь неосторожный выдох, и звёзды начнут колебаться, дрожать. Размажут по небу свой призрачный свет, а затем, не удержавшись на нём, сорвутся вниз в неизвестность.

Миг длиной в бесконечность. Тёплые руки Чэньсина сжимают её в крепких объятиях. Глаза непроизвольно зажмуриваются, когда она окончательно теряет под ногами опору. В ушах свистит ветер, и всё, что ей остаётся, — вдыхать запах цветов, уткнувшись лицом в шею юноши.

Они падают вниз, но у Лу Цайхуа нет сил думать об этом. Тело размякло, сердце отбивает в груди стремительный ритм, а в голове, подобно весеннему пуху, хаотично парят обрывки воспоминаний. Девушка в белом и юноша в алом падают в озеро, но в какой-то момент обоим начинает казаться, что они летят в никуда.

Она поскользнулась по собственной глупости. Год назад, когда она чуть не свалилась в тихую заводь, её спас Лунху Чжао. Теперь же её спасает его ученик. В чём заключается это спасение, она сказать не могла, — ведь они оба вот-вот окажутся в холодной воде — но по крайней мере он крепко её прижимает к себе, и это внушает доверие. На душе отчего-то теплеет. Будто апрельское солнце растопило остатки прочного льда.

— Не дыши.

Голос Чэньсина спокойный. Уверенно проникая в сознание, он окружает его защитным непроницаемым коконом, и девушка окончательно теряет связь с настоящим. Прямо сейчас существует тепло этого парня, и она, Лу Цайхуа, полностью в нём растворяется.

Ощущая, как Чэньсин чуть сильнее её прижимает к себе, Цайхуа в последний раз успевает вдохнуть.

Раздаётся оглушительный всплеск. Юноша в алом и девушка в белом, рухнув в зеркальное озеро, оставляют после себя высокий столб брызг. Хрустальные капли разлетаются в разные стороны, равнодушно блестят в свете звёзд и луны.

Над головой смыкаются тяжёлые воды, и Цайхуа, наконец, понимает, в чём именно заключается это спасение. Она ведь совершенно не умеет плавать!

Обжигающий холод проникает под кожу вместе со страхом. Она открывает глаза лишь затем, чтобы, увидев перед собой беспроглядную тьму, снова закрыть их. Биение чужого сердца — единственный ориентир в этой пугающей бездне, и Лу Цайхуа сама обнимает Чэньсина. Так крепко, как только возможно, и так же отчаянно, как утопающий, схватившийся за протянутую ему руку помощи.

Кажется, подобное когда-то случалось. Стоит об этом задуматься, и в памяти тотчас вспыхивают события прошлого. Как наяву Лу Цайхуа наблюдает усмешку женщины в чёрном плаще. Демоническая техника не позволяет ей шевельнуться, отвратительно вязкая ци струится по духовным каналам, а затем наступает та самая тьма, которую Цайхуа боится больше всего. Эта тьма напоминает ей одиночество, что ещё долго преследовало её после смерти родителей. Но в тот день, на обходе, ей не было страшно. Ведь перед тем, как провалиться в холодную бездну безвременья, она успела почувствовать поймавшие её теплые руки.

Она снова в долгу у Чэньсина. Цайхуа не хочет быть слабой или, по крайней мере, не желает таковой казаться. Тем не менее парень, которого она привыкла ругать по каждому поводу, снова ей помогает. Это задевает Лу Цайхуа, но, вопреки желанию от него отстраниться, её продрогшее тело прижимается к нему с новой силой. На сотни ли вокруг простирается мрак, Чэньсин же — её последний лучик надежды.

— Может, уже отпустишь меня?

Приглушённый голос Чэньсина вернул её в реальность. Девушка незамедлительно распахнула глаза, и сразу пожалела об этом: надо было прикинуться мёртвой! Может тогда бы удалось избежать того позорного положения, в котором она очутилась. Дрожащая не то холода, не то от подступившей паники Цайхуа лихорадочно пыталась придумать, каким образом ей лучше слезть с Чэньсина. Желательно так, чтобы не растерять остатки достоинства. И как она вообще умудрилась повиснуть на нём?

Чэньсин, неизвестно когда успевший вылезти из озера, уже давно не обнимал Цайхуа, однако её собственные руки и ноги продолжали обхватывать его горячее тело. Несмотря на то, что вода была ледяная, кожа юноши не только не охладилась: она излучала настоящий жар! Неужели алкоголь и впрямь согревает?

В конце концов, ничего не придумав, девушка просто разомкнула конечности и медленно сползла вниз на песок. Стыд.

— Спасибо…

Чэньсин не ответил, продолжая молча стоять перед ней. В это мгновение Лу Цайхуа была готова поклясться, что внутри неё разгорелся настоящий костёр. Кровь прилила к голове, окрасив щёки в рубиново-алый, мысли сбились в невообразимый клубок. «Но я же не пила ничего алкогольного», — мелькнула запоздалая мысль, и тут же растаяла в лаве эмоций. Связь с настоящим начала истончаться, тело, охваченное внутренним пламенем, раскалялось сильнее. Подобное смущение она испытывала первый раз в жизни.

Девушка тихо сидела, уставившись на ноги парня, пока её, наконец, не посетила идея. Цайхуа уже не думала, что делает. Глупо улыбнувшись, она развязала поясной мешочек и вытащила из него белую склянку. Кто бы мог подумать, что ей так скоро пригодятся подаренные другом пилюли. Как там Шанъяо сказал, помогут успокоиться? Определённо это именно то, что ей нужно!

Опустошив одним махом пол пузырька, — чем больше, тем лучше, верно? — она убрала его обратно в мешочек и прислушалась к своим ощущениям. Словно прохладный бальзам пролился на разум. Прошло всего пару мгновений, и чувства безвозвратно угасли. На душе стало спокойно, как если бы в ней наступил зимний день. Тихий, морозный и ясный.

Пилюли оказались чудесными, за что она скажет Шанъяо большое спасибо. Но позже. Сейчас же ей стоит поблагодарить за спасение стоящего рядом с ней молодого человека в алых и чрезвычайно мокрых одеждах.

С той безразличной улыбкой, с какой едва знакомые люди друг друга приветствуют, просветлённая встала и в упор посмотрела на парня: слегка покрасневшего, с прилипшими к лицу волосами и старательно отводящего взгляд. В любой другой ситуации Цайхуа бы смутилась, или, возможно, даже рассердилась, но теперь ничто не могло нарушить воцарившееся внутри неё стойкое, непоколебимое умиротворение.

— Идём ко мне, буду возвращать тебе долг.

Фраза сорвалась с губ так же естественно, как птицы взмывают поутру в небо. Цайхуа не вложила в неё особого смысла, и поэтому ей было донельзя странно наблюдать за сменой оттенков на лице просветленного. От мертвенно бледного к синему, а затем почти к пурпурному. Интересно, чего он себе навыдумывал?

Не успел Чэньсин развернуться и уйти куда подальше от этой странной девчонки, как она крепко схватила его за руку и с той же безмятежной улыбкой произнесла:

— Уверена, у тебя нет запасной одежды. Я дам тебе свою, и мы будем в расчёте.

Опешившему Чэньсину оставалось лишь пойти за девушкой. К сожалению, он не имел под рукой волшебных пилюль, способных привести его в чувство, а потому в сознании его воцарился ещё больший бардак, чем у Лу Цайхуа немногим ранее. Мало того, что Чэньсин не мог понять себя самого, так ему ещё нужно осмыслить намерения просветлённой, с которой он смог пообщаться нормально только сегодня. О, небожители, что вообще происходит?!

— Ты, главное, не переживай, — участливо похлопала его по плечу Цайхуа. — Моя одежда мужская. Тебе подойдёт.

К счастью, девушка выбрала самую короткую дорогу к своей бамбуковой хижине. Поднявшись по тропе через лесную чащу, они остались незамеченными. В прочем, если б кто-то их и увидел, мокрыми с головы до ног и держащимися за руки, вряд ли бы это вызвало удивление. В ночь Цисицзе и не такое бывало.

Когда они добрались до нужного домика, небесное полотно расцвело яркими всполохами. Разноцветные искры с весёлым потрескиванием осыпались на землю дождём, воздух, пропитанный запахом сладостей, тотчас заполнился клубами дыма и восторженным визгом девчонок. Праздничный фейерверк был потрясающим, и, хотя разум Лу Цайхуа был не подвластен эмоциям, она не могла не отметить:

— Красиво.

— А? — не расслышал Чэньсин.

Было действительно шумно. Грохотало так, словно в Небесном царстве разразилась война. Точно чей-то обратившийся в руины дворец ронял по одной колонны, ступени и крыши. Цайхуа не собиралась повторять уже сказанное, однако вразумительных доводов, почему этого делать не стоит, она не нашла. Вдохнув, просветлённая приподнялась на носочки и, случайно коснувшись губами уха Чэньсина, совершенно спокойно сказала:

— Кра-си-во.

Чэньсин отреагировал странно: резко дёрнулся в сторону и покраснел. Это слегка озадачило Лу Цайхуа, но вместо того, чтобы размышлять над причинами его поведения, она затолкала юношу в хижину и громко захлопнула дверь за собой.

Очень скоро Чэньсин, вконец растерявшийся, сидел на одной из кроватей со стопкой чёрных одежд на руках. Не будь в его крови алкоголя, он наверняка бы смутился или, быть может, разозлился на себя и всю ситуацию, глупую настолько, что хотелось смеяться и плакать одновременно. Но теперь все вспышки эмоций неизбежно сходили на нет, а происходящее постепенно начинало казаться нормальным. Он ведь и правда не раз спасал эту девушку, тогда почему бы в качестве оплаты труда не забрать у неё немного одежды? Тем более она сама предложила.

— Переодевайся давай, — ровным тоном приказала Лу Цайхуа. — В мокром я тебя отсюда не выпущу. Заболеешь ещё, а потом я виновата буду.

Просветлённая зажгла восковую свечу. Крохотное пламя озарило пространство вокруг мягким светом, таким же красновато-оранжевым, как поздний летний закат. Загустевшая тьма отступила, и на смену ей пришёл полумрак. Приятный глазу, с лёгким запахом мистики и согревающий душу.

Хотя большую часть комнаты укрыла размытая тень, света было достаточно, чтобы Лу Цайхуа смогла лучше разглядеть лицо Чэньсина. Прямая линия губ, плотно сжатых и тонких, выдаёт его сдержанность, брови, подобные изящным росчеркам туши, недоверчиво хмурятся. Кожа бледная, словно у божества: холодного и отрешённого от этого мира. И Цайхуа была готова поверить в холодность этого парня, в его безразличие к людям и жизни, если бы не огонь в этих серых глазах. Стоит в них заглянуть, и сердце вмиг охватит настоящий пожар. Во взгляде Чэньсина полыхает уверенность, но за стеной её безудержной мощи скрывается едва различимый оттенок отчаяния.

— Красивый, — вынесла вердикт Цайхуа.

И на всякий случай добавила:

— Красивый, как фейерверк.

Просветлённый вполне ожидал, что эта девчонка выдаст что-нибудь эдакое. Чэньсин не мог об этом судить однозначно, но её активные действия, которые в прошлом он успел ощутить на себе, вызывали подобные мысли.

Нет, он вовсе не считал Цайхуа ненормальной. Изначально, конечно, юноша думал, что у этой вспыльчивой девушки проблемы с головой. И если её удар кулаком на вступительном испытании он мог списать на своё неумение нормально общаться с людьми, то попытка нападения с мечом в рукопашном бою заставила его пожалеть, что он вообще с ней связался. Тогда ему было очень обидно, и он еле сдержался, чтобы не преподать ей урок. И только в столовой, когда Цайхуа нарочно забрала последнюю маньтоу, он неожиданно понял: она просто ребёнок. Резкий и грубый, но яркий, как огонёк, и живой. Чэньсин понял её, потому что и сам был таким: раненым мальчиком, недополучившим в детстве любви.