Превзойти себя самого. Том 1

Глава 26. Прочный фундамент дал трещину, в глубины души закралась пустота

Остаток пути до горы Лунхушань Цайхуа провела в угрюмом молчании. Несмотря на то, что ночное происшествие близ города Иу обошлось без жертв, на сердце было тягостно.

Время от времени Цайхуа вспоминала битву в лесу. Тогда, окружённая жаждущей крови толпой, просветлённая была преисполнена непоколебимой решимости никому не вредить, однако сейчас она не могла объяснить своих действий. Внезапное чувство заботы о простых смертных, когда в первую очередь ей следовало думать о своей безопасности, не поддавалось здравому смыслу. В тот день Цайхуа впервые его ощутила, и когда всё закончилось, оно бесследно расселось, как предрассветная дымка.

И всё же Цайхуа не могла избавиться от мысли, что что-то в ней изменилось. Ей будто открылась какая-то новая, неизведанная грань её «Я», о которой раньше она не догадывалась. Сверкнув заманчивым светом и оставив после себя таинственный след, эта часть Цайхуа вмиг обесценила всё, чем та раньше жила.

В неподходящий момент прочный фундамент дал трещину, в глубины души закралась пустота. Оставалось двигаться дальше, но только куда, если прежние ориентиры потеряли значение?

— Эй, а побыстрее нельзя? У нас не так много времени.

Чэньсин дёрнул её за рукав. В серых глазах полыхал огонь нетерпения, однако Лу Цайхуа была слишком подавлена, чтобы обратить на это внимание.

Тем не менее, последняя фраза Чэньсина звучала разумно: времени у них действительно было немного. В поселение, в котором раньше жила Цайхуа, они въехали в полдень, а вернуться в Ли им предстояло до наступления сумерек. Учитель Чжао и так неохотно отпустил Цайхуа и Чэньсина, пригрозив удвоить обоим нагрузку за пропуск дневных тренировок. Поэтому не подлежало сомнению, что за опоздание их ждёт ещё более суровое наказание.

— Не волнуйся, мы уже пришли, — скрестив на груди руки, девушка кивнула в сторону до боли знакомой деревянной двери.

Вместо безудержной радости, которую Лу Цайхуа испытывала большую часть дороги домой, сердце вдруг охватил липкий страх. Подобно вьюнку он уверенно опутывал тело, сдавливал сильнее с каждым мгновением и высасывал последние силы.

Жизнь с наставником Чжуаньцзэ и Юньчжи вдруг показалась ей выцветшим бессмысленным сном. Всё вокруг напоминало иллюзию: и низкие домики с изогнутыми чёрными крышами, и чисто выметенные улочки, и даже знакомые лица селян, поздравлявших её с возвращением.

Цайхуа словно оказалась на границе двух разных миров. Первый, который она недавно покинула, оказался пустым миражом. Ключ от второго же она пока не нашла. А единственным человеком, не утратившим для Цайхуа своей значимости, оказался Чэньсин. Сейчас, когда она снова вернулась в призрачный мир своего прошлого, он один был настоящим.

Обернувшись, точно в попытке найти хоть немного поддержки, она посмотрела Чэньсину в глаза. Однако тот не заметил в её взгляде испуга. Продолжая теребить кончик намотанной на руку ленты, юноша погружался всё глубже в размышления о прошлом Лао Тяньшу. Тайна, мучившая его столько лет, вот-вот будет раскрыта. Разве мог он думать о чём-либо ещё?

И тогда Лу Цайхуа улыбнулась. В конце концов, она ждала этого дня целый год. Так почему бы не задвинуть свой страх вместе с необъяснимыми чувствами в дальний угол души и не вернуть себе хоть немного прежнего буйства эмоций?

Медленно выдохнув, Цайхуа пинком распахнула деревянную дверь и что есть сил закричала:

— Я дома!

Воссоединение с семьёй оказалось не менее тёплым, чем она ожидала. Стоило увидеть родные, почти не изменившиеся за год лица Юньчжи и наставника, как все страхи рассеялись. Пусть прошлое и кажется ей чужим и обманчивым, люди, которых она наконец-то увидела, продолжают согревать её сердце лучами безусловной любви.

Ни наставник, ни названная сестрица её сегодня не ждали, что было заметно по их неловким движениям. Оба были людьми достаточно сдержанными и не привыкшими обнажать своё сердце даже перед самыми дорогими людьми. Им было легче заранее подготовить себя к событиям будущего, продумать каждый свой шаг и выбрать подходящие фразы для всех возможных бесед. А в момент, когда другие начинали тонуть в океане внезапных эмоций, они без труда управляли его штормовыми волнами.

Однако в этот раз всё было иначе. Лу Цайхуа, вопреки их ожиданиям, вернулась домой всего год спустя, и теперь они, изо всех сил пытаясь скрыть чувства, теряли контроль над своим телом: Юньчжи, обычно собранная и хладнокровная, уронила кисть прямо на почти законченный пейзаж, а старый наставник едва не запутался в подоле собственного одеяния.

— Я так надеялась, что ты научишься хорошим манерам, но, видимо, зря. Как была невоспитанной, так и осталась, — посетовала Юньчжи.

Было сложно понять, имела она ввиду появление Лу Цайхуа, сопровождённое грохотом резко распахнутой двери, или же объятия, с которыми просветлённая, как и всегда, бесцеремонно на неё накинулась. Ясно было одно: несмотря на подчёркнуто равнодушное выражение лица, Юньчжи была искренне рада видеть подругу. Цайхуа поняла это по потеплевшему взгляду её обычно холодных, как вековой лёд, глаз.

— Не будь такой строгой, Чжи-эр, — рассмеялся Лао Чжуаньцзэ. — Раз даже я не смог образумить эту девчонку, никто другой и подавно не сможет.

— Вот-вот, — гордо подняла подбородок Лу Цайхуа. — Меня ничто не исправит.

— Вообще-то исправит. Могила, — приподняла уголки губ Юньчжи в обжигающе холодной усмешке.

Цайхуа уже собралась возмутиться и по привычке толкнуть подругу в бок локтем, когда Лао Чжуаньцзэ обратил внимание на всё это время молчавшего юношу. Неловко переминаясь с ноги на ногу, Чэньсин продолжал стоять у двери с опущенной вниз головой.

— А это, стало быть, твой…?

— Я друг Цайхуа, — отозвался Чэньсин.

— Просто знакомый, — одновременно с ним ответила девушка.

Оба обменялись недовольными взглядами и под добродушный смех наставника Чжуаньцзэ отправились за ним в гостиную.

За чашкой чая пожилой учитель обсуждал с молодыми людьми последние события мира просветлённых. И хотя в разговоре принимали участие все, у Чэньсина создалось впечатление, что в комнате находятся лишь Лу Цайхуа да её старый наставник. Девушка оживлённо делилась событиями, приключившимися с ней в школе Чэнсянь, и щедро сдабривала их описаниям своих ощущений. Лао Чжуаньцзэ же внимательно слушал и, задумчиво поглаживая белоснежную бороду, иногда задавал ей вопросы.

Сперва Чэньсин старался поддержать беседу, однако в скором времени понял, что это бессмысленно. Зато теперь ему стало ясно, почему сидящая слева от него девушка с идеально ровной спиной и непроницаемым выражением лица была молчалива и говорила только тогда, когда к ней обращались. С самого начала она знала, что внимание Лао Чжуаньцзэ будет обращено к одной Лу Цайхуа. Недаром она была его любимой ученицей.

Сизый дым, поднимавшийся от курильницы для благовоний, принимал замысловатые формы и окутывал фигуры людей тончайшим покрывалом спокойствия. Воздушная ткань на окне вбирала в себя энергию солнца и пропускала в помещение уже приглушённый, лишённый былой живительной силы свет. Деревянная мебель и расставленные по всей комнате горшки с цветами создавали здесь особую атмосферу уюта и безмятежности, но главным её атрибутом, казалось, являлась Юньчжи.

Хотя её аура и источала неестественный холод, она была мягкой и будто бы сотканной из нитей иного, волшебного мира. В льдистых глазах отражалась уверенность с едва заметной ноткой превосходства над миром, и в то же время, при взгляде на Лу Цайхуа и наставника, в них мелькала почти неуловимая нежность. Простое серое платье и деревянная шпилька, вставленная в высокий пучок, вовсе не портили девушку, а, напротив, подчёркивали её утончённость и естественную красоту. Юньчжи была необычной и напоминала небожительницу, спустившуюся в этот мир для того, чтобы пройти испытание. Именно такое впечатление сложилось о ней у Чэньсина, пропустившего через себя её морозную и, вместе с тем, неукротимую энергию.

Заметив, что просветлённый довольно долго её изучает, Юньчжи усмехнулась и выбрала подходящий момент, чтобы привлечь к нему всеобщее внимание.

— К слову, а ты здесь зачем?

Голос бесцветный, взгляд пронзает насквозь и устремляется в совершенно иную реальность. Если сравнить её с Лу Цайхуа, то Юньчжи — воплощение чистой энергии инь, когда Цайхуа, напротив, — жаркое, но от того не менее манящее пламя.

— Чэньсин хочет узнать кое-что у наставника, — ответила за просветлённого Лу Цайхуа и ободряюще ему улыбнулась.

Когда лучистые глаза Лао Чжуаньцзэ обратились к Чэньсину, тот ощутил, как внутри него что-то с глухим стуком упало.

Не может быть.

Точно такие глаза, полные удивительной доброты и смирения, были у его дорогого наставника. Увидеть их снова, но на лице незнакомого ему человека, оказалось мучительно больно.

И если раньше Чэньсин сомневался в предположении Лу Цайхуа, не желая верить в столь поразительное совпадение, сейчас у него не осталось и толики сомнений: Лао Чжуаньцзэ действительно отец Тяньшу.

Изо всех сил пытаясь сдержать волнение, юноша снял ленту с запястья и молча передал её Чжуаньцзэ.

— Откуда она у тебя? — неожиданно севшим голосом произнёс пожилой просветлённый.

Дрожащими пальцами он поднёс ленту к лицу и внимательно изучил каждый вышитый на ней иероглиф. Испещрённое морщинами лицо сохраняло спокойствие, однако слёзы уже проложили влажные дорожки на его щеках.

«Превзойти себя самого». Девиз его семьи.

— Эта лента была у моего наставника с детства. Он всегда мечтал вас найти, — тщательно подбирая слова, ответил Чэньсин. — До конца своих дней он помнил об отце, имени которого даже не знал. И как его ученик, я посчитал своим долгом вас отыскать. Теперь, когда я здесь, я очень хочу услышать вашу историю. Прошу от всего сердца за себя и за наставника.

Чжуаньцзэ осторожно, как если бы опасался, что лента внезапно исчезнет, обвёл пальцами каждый из четырёх иероглифов, а затем тихо спросил:

— Его имя… Какое ему дали имя?

— Моего наставника звали Лао Тяньшу.

— Значит, Тяньшу. Какая ирония.

Пожилой просветлённый прикрыл глаза и надолго погрузился в молчание. Его серебристые волосы, ниспадающие на плечи волнами, такого же оттенка одежды, расшитые по краю витиеватым узором и бледная огрубевшая кожа, казалось, окончательно утратили краски.

Когда спустя время, за которое сгорела бы палочка благовоний, Юньчжи наполнила все чашки свежезаваренным чаем, старый наставник наконец-то пришёл в себя и неторопливо начал рассказ.

Родился и вырос Чжуаньцзэ на горе Лаошань в семье, принадлежавшей прославленному клану Лао. Поскольку просветлённые школы Чуньцзе практиковали путь воздержания, позволяющий им в кратчайшие сроки накапливать огромное количество энергии и вследствие легко осваивать сложные техники, вполне естественно, что при создании семьи они лишались всей своей ци. Однако энергия чаще всего не рассеивалась, а передавалась ребёнку. Так Чжуаньцзэ унаследовал от обоих родителей огромную силу, которая позволила ему без усилий подняться на вторую ступень совершенствования ещё в самом начале обучения.