Пираты московских морей

ГЛАВНОЕ — НАЙТИ В ЖИЗНИ ГЛАВНОГО

[13]

Пообещав режиссеру Забирухину спонсировать его будущий блокбастер и не ставить никаких условий в выборе актеров, Фризе захандрил. Он привык держать слово, чего бы это ему ни стоило. Теперь же складывалась такая ситуация, что при любом развитии событий он оказывался, если прибегнуть к высокому стилю, клятвоотступником. А если проще — дурак дураком: он же дал слово гостю с экрана не допустить участия молодого супергероя Владика Гарденского в этом самом блокбастере! Ему бы крикнуть «пришельцу», как крикнул залаявшей под окном собаке, Иоганн Вольфганг Гёте: «Ухищряйся, как хочешь, ларва[14], а меня ты не захватишь в плен»! Но Фризе был всего лишь частным сыщиком, хотя и имеющим степень кандидата юридических наук. Он вспомнил слова «небожителя» уже после того, как слова легковесного обещания слетели у него с языка. Он даже вспомнил, что Мефистофель в «Фаусте» вышел из черного пуделя.

Просыпаясь ночью от тревожных снов, Владимир подолгу не мог уснуть. Лежал в темноте и размышлял о том, как ему разрешить возникшие проблемы. Ночью они казались ему неразрешимыми. Но и утро не приносило радости. Прокрадываясь мимо занавешенного куском плотной ткани телевизора на кухню, сыщик уже не думал с вожделением о чашке горячего крепкого кофе. Он думал о том, что в любой момент может услышать хрипловатый окрик:

— Эй! Володя! Остановись, поговорим!

Казалось бы, чего проще: послать непрошеного гостя куда подальше и «закрыть тему». Но если про слова Веймарского небожителя сыщик вспомнил слишком поздно, то «отечественные истории» «закрытия тем» он помнил прекрасно. Чего нам стоило одно только «закрытие» кибернетики!

Фризе оправдывал свое вмешательство в потустороннюю историю словами небезызвестного среди театралов персонажа по имени Гамлет: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам».

Когда Фризе сделал замечание на неправильное ударение в имени одному своему приятелю-милиционеру, тот отмахнулся:

— Да мне без разницы! Когда я оформляю показания очередного преступника, у меня нет времени на то, что бы выяснять, где ставить ударение в его фамилии?!

— Ты прав, — сказал тогда Владимир с сарказмом. — Где уж тут обращать внимание на такие мелочи.

Приятель сарказма не заметил.

Есть явления непознанные, а есть — непознаваемые. Владимир Петрович был согласен с такой постановкой вопроса. Придет срок, и человечество их познает. А вместе со всем человечеством и он, Фризе. Вон, адронный коллайдер, доказал практически, что параллельные миры существуют! Скоро люди начнут туда «гулять», как с Тверской на Пушкинскую!

На счетах сыщика в нескольких европейских банках лежало больше миллиарда евро. Неплохой аргумент, чтобы поверить призраку, который пообещал снабдить сыщика «капустой» и свое обещание выполнил. Да еще в таком количестве.

Поэтому, стряхнув с себя вселенскую грусть, Фризе постарался расслабиться и получить удовольствие от утренней чашки кофе. Получилось. Кофе наконец-то обрел свой прежний замечательный вкус и аромат.

После завтрака он пошел в гостиную, сдернул с телевизора плед и включил его: на экране лихие парни пели песенку про «банкетоход». Он нажал на пульт управления. Экран погас.

Владимир разглядел в нем смутное отражение человека в белой рубашке и вишневой домашней куртке. На большой голове топорщились непричесанные волосы. Фризе постучал по отражению лохматой головы кончиком указательного пальца, словно хотел сказать: думай, Чапай, думай! Но думать ни о чем не хотелось.

Если бы сыщик читал «Дневники» Льва Толстого, то, наверное, вспомнил одну запись:

«Я вижу в зеркале человека, слышу его голос и вполне уверен, что это настоящий человек; но подхожу, хочу взять его за руку, и ощупываю стекло зеркала, и вижу свой обман».

Доживи Лев Николаевич до эпохи телевидения, он, возможно, произнес свои вещие слова, ощупывая не зеркало, а так же, как и Фризе, телеэкран.

Так как белые (или все-таки серые?) клеточки Владимира Петровича отказывались думать о чем-нибудь серьезном, он стал думать о телевизионной рекламе. Сколько раз давал себе слово научиться полностью игнорировать ее, но попробуй осуществить задуманное, если она появляется, едва включаешь «ящик»! Народ «веселится и ликует» на всех каналах! Может быть, это я такой «везучий?»

Фризе опять нажал на пульт дистанционного управления. На канал «Культура», единственный свободный от рекламы. «Попутную песню» Михаила Глинки рекламщики распевали и здесь.

Из-за плотно затворенных дверей кабинета доносилось жалобное верещание телефона: Фризе специально настроил сигнал на комфортный лад, чтобы не вздрагивать спросонья, когда нетерпеливый клиент позвонит среди ночи. Или любимой девушке захочется в неурочное время услышать ласковое слово.

На экране блондинку, замотавшую себе голову туалетной бумагой, сменили бритоголовые молодые люди с оружием в руках, судя по мизансцене, собирающиеся убивать друг друга. Но прежде чем приступить непосредственно к делу, они длинно и косноязычно разъясняли причины своей кровожадности. Причины показались Фризе неубедительными.

— Поменьше бы болтали, господа ряженые, — вслух сказал сыщик. — Сначала стреляем, а уж потом славим и говорим надгробные речи. Такое облегчение почувствовали бы граждане-телезрители!

Он встал с кресла, потянулся и тоже почувствовал облегчение: голова совсем не болела, никакого похмельного синдрома. И полная ясность в мыслях.

С тяжеленным креслом в руках Владимир прошел в кабинет, поставил его на законное место и только тогда поднял телефонную трубку:

— Але! — произнес он бодро.

— Ну, наконец-то! — услышал он слабый голос Забирухина. Похоже, что начинать разговор с этих слов у него стало традицией. — Я уж думал, тебя похитили и с часу на час потребуют выкуп.

— Семен Семенович! Что у тебя такой голос слабый?

— Ты еще спрашиваешь! За мной на Мосфильм жена на машине приехала. Спрашивает, а где Владимир Петрович? Откуда же мне знать, говорю, он совершеннолетний. Ну и досталось мне за то, что тебя бросил. Им же, бабам, не станешь объяснять, сколько у совершеннолетних богатых мальчиков на киностудии соблазнов. Соскочил налево?

— Нет. Взял такси и домой приехал.

— Ну-ну, — не поверил режиссер.

— Правда.

— Принимается, — сказал Забирухин.

Фризе подумал, что он на этом и закончит разговор, но Семен Семенович трубку не положил. Наверное, с минуту он молчал, собираясь с духом, а потом выпалил:

— А ты хитрец, Владимир Петрович! Большой хитрец!

— Я и не скрываю.

— Но до Семена Забирухина тебе далеко. Семена Забирухина на кривой козе не объедешь!

— Никак не могу врубиться. Ты о чем?

— Все о том же. О Владике Гарденском. Меня тебе не удалось обработать, так ты решил бедного лицедея запугать?

«Тоже мне, бедный лицедей! Этого лицедея и Баба-яга не запугает, — подумал Фризе. — Ну и сказанул Семен Семенович!»

— И как же я вашего любимца настращал?

Забирухин почувствовал металлические нотки в голосе собеседника и вернулся к общению «на вы»:

— Вы послали ему черную метку.

— Ё-моё! — искренне удивился сыщик. — Послал ему селедочную голову, что ли?

— Ну-у-у… — неопределенно протянул режиссер. — Владимир Петрович, вы клянетесь, что не запугивали Владика?

— Я никогда никого не запугиваю, — мрачно пробормотал Владимир. — Стреляю без предупреждения. А этого Владика… — Он хотел пустить крепкое словечко, но постеснялся.

— Владимир Петрович, дружочек, не надо так шутить! — почти простонал Забирухин. — Дело очень серьезное.

— Выкладывайте.

— Владик Гарденский… — Фризе чуть не взвыл от злости: настолько ему надоело это имя. — Был на великосветской тусовке. Ну, понимаете, весь бомонд в сборе: актеры, депутаты, крутые люди из Администрации…

— А если опустить мелкие подробности?

— Весь цымес в подробностях. Владик стал клеить Ксэну Неквас. Они уединились за пальмами, в цветочном уголке…

— И тут я выхожу из тени, весь в цветочной пыльце и в руках у меня калаш…

— Он стал Ксэну целовать и случайно бросил взгляд на экран большого телевизора. Там была надпись:

«Гарденский! Не будь дураком, откажись от роли бандита в киношке Забирухина. Или…»

И подпись: Бонд. Джеймс Бонд.

Фризе заржал во весь голос. Подумал: «Эти ребята из Зазеркалья не дремлют. Все просекают».

— Что тут смешного, Владимир Петрович? — с обидой спросил режиссер. — Ваши штучки? Бедный Владик…

— Когда целуешь женщину, надо смотреть на нее, а не на телевизор.

— Так вы автор прикола? Вы человек остроумный и денег на технические штучки-дрючки хватает, — не унимался Забирухин.

— Семен Семенович, да мы же с вами в мосфильмовской столовке пришли к соглашению? Сами решайте, какую роль дать своему красавчику. Хоть палубной швабры!

— Да, Владик глуп, как Берковы штаны, — с сожалением пробормотал режиссер. И тут же добавил с вызовом: — Но как талантлив, прохвост! Можете представить: после этого инцидента он попросил удвоить ему гонорар. За риск. И еще, он так расстроился, прочитав эту надпись на выключенном телевизоре, что послал к черту Ксэну, когда она попыталась снять с него брюки. У меня теперь могут возникнуть трудности с Неквасом, — и, не переводя духа, Забирухин добавил елейным голосом: — Так вы не отказываетесь спонсировать блокбастер?

— Не отказываюсь.

— Спасибо, дорогуша. Вы верный друг!

У Фризе чуть не сорвалось с языка: «И неоднократный товарищ!» Но ему не захотелось добавлять соли на раны и без того огорченного режиссера.

— Дурацкий, дурацкий Бонд! — продолжал Забирухин свои причитания. — Это ж надо, назвать мой блокбастер киношкой! Владимир Петрович! Не обижайтесь на стариковскую приставучесть, но это действительно не ваша затея?

— Семен Семенович…

— Верю, верю! Ну, кто бы стал вкладывать миллионы в какую-то «киношку». Я, кстати, нашему герою никаких намеков на вас не делал. Ни-ни! — Он отключился.

Сыщик тоже положил трубку и улыбнулся: «Не дремлет интеллигенция в Зазеркалье! Узнали о моем провале с Гарденским и сами подключились!»

Он вспомнил про телевизор, работающий в кладовке, и решил проверить, не вышел ли кто-нибудь из заинтересованных лиц на связь. Но, когда он остановился перед раскрытой дверью в кладовку, на покосившемся экране по-прежнему упражнялись в стрельбе бандиты. Приглядевшись, Фризе понял, что, как говорят спортивные комментаторы, произошла «смена составов». Эти стрелки и одеты были попроще, и речей не произносили — молча жали на гашетки и строили угрожающие гримасы. Это были бандиты из другого сериала.

Стараясь не уронить убогий ломберный столик, а вместе с ним и телик, Владимир попробовал придать большую устойчивость всему сооружению. Но то, что удалось ему, находясь подшофе, трезвому оказалось не по силам: столик рухнул, и сыщик с трудом успел удержать от падения телевизор.

«И зачем мне понадобилось устраивать просмотр в кладовой? — думал Фризе, одной рукой удерживая телевизор, а другой, пытаясь выдернуть шнур из розетки. — Тащить сюда тяжеленное кресло, искать антенну и удлинитель? Вернул бы телик на прежнее место».