Пираты московских морей

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

Шоссе сделало поворот влево и пошло под уклон. Вдалеке мелькнули золотые колокольни Сергиевой лавры и тут же исчезли из поля зрения, когда машина вновь пошла на подъем. Фризе считал, что ни один из переименованных советской властью городов не соответствовал настолько своему новому названию, как Загорск. Въехал на гору — и вот он, Загорск, открывается перед твоим взором. И кто помнил, что назван он так в честь одного из секретарей московского партийного комитета, погибшего в самые первые революционные годы? Разве что туристы, случайно заглянувшие в небольшой сквер, где установлен памятник Владимиру Михайловичу Загорскому. Да и настоящая фамилия у Владимира Михайловича вовсе не Загорский, а Лубоцкий. Но вот новое имя города, начавшее после переименования самостоятельную жизнь, как нельзя лучше подходило к нему.

Но Фризе грело исконное название — Сергиев Посад. Произнесешь его — и непременно отзовется в душе сама мать История. Сергий Радонежский прежде всего. И художник Нестеров с его «Видением отроку Варфоломею». Или вспомнятся стихи, никакого отношения к Сергиеву Посаду не имеющие, но такие певучие:

Город чудный, город славный,
Ты вобрал в свои концы,
И посады, и деревни,
И лачуги, и дворцы.

Сыщик мчался в лавру, где ему была назначена встреча с Патриархом всея Руси.

Финансовые формальности были улажены. Самая главная бумага — генеральная доверенность — или авизо? — Фризе так и не разобрался в нюансах — была подписана председателем Сбербанка. Вчера в его огромном кабинете Владимир испытал непонятный дискомфорт. И дело-то было проще пареной репы: поставить завитушку на документе, удостоверяющем открытие Особого целевого счета и переводе на него принадлежащих Фризе средств. Право распоряжения этими средствами — до последнего евро — даритель предоставлял Церкви.

Массивная авторучка хозяина кабинета — Владимиру показалось, что она сработана из чистого золота, — лежала на красноватой столешнице необъятного письменного стола. Ожидая, когда же председатель подпишет документ, Фризе пытался подсчитать количество годовых колец на ней, но все время сбивался со счету.

«Небось изготовили из какого-нибудь баобаба, — с уважением подумал сыщик про стол. — Стоит не меньше, чем загородный коттедж».

Банкир раза три перечитал документ и крутанул свое золотое орудие труда. Авторучка с минуту вертелась волчком по баобабовой столешнице. Фризе подумал: а как же с центробежными силами? Не выльются чернила? Не вылились.

Когда председатель, сняв колпачок, взял ручку «на изготовку», на пере не было ни единой капельки.

«Ну, с Богом!» — хотел сказать сыщик, но постеснялся.

— Вы окончательно решили передать всю сумму Церкви? — спросил банкир. Владимир вздохнул. Уже столько начальников задавали ему этот вопрос! И всякий раз намекали, что Правительство или какой-нибудь Общественный фонд распорядится его деньгами не хуже, чем церковные иерархи.

— Да, господин председатель. Окончательно и бесповоротно. Передам Патриарху эту цыдулю и вздохну с облегчением. Деньги на психику сильно давят. Вам, наверное, это известно лучше, чем мне.

Банкир поморщился.

— Ну, как этот документ еще иначе назовешь? — попытался оправдаться сыщик. — Цыдуля и есть цыдуля.

Такого отношения к генеральной доверенности в миллиард евро, — или все же авизо? — председатель не одобрил. Он подчеркнуто небрежно расписался и пододвинул Фризе бумагу.

А сейчас эта бумага лежала в кожаной папочке, а папочка в кейсе, запертом на кодовый замок и покоящемся в секретном отделении любимой сыщиком бээмвушки. Но даже из своего тайного укрытия она грела Владимиру душу.

От мыслей о скором разрешении «дарительной» проблемы Фризе отвлек резкий милицейский свисток. Владимир затормозил и, съехав на обочину, остановил машину.

«Форд» дорожно-постовой службы остановился в пяти метрах прямо перед его БМВ. Из «форда» вышел капитан и вразвалочку двинулся к Фризе. Никаких грехов за собой сыщик не чувствовал, поэтому спокойно ожидал, когда мент приблизится.

— Капитан Иезуитов! — небрежно махнув ладонью в направлении фуражки с высоким околышем, представился гаишник. — Позвольте взглянуть на ваши права.

— Какое нарушение я совершил?

— Объясню. Но сперва — документики.

Владимир протянул капитану права, а сам мельком взглянул на часы. До встречи с Патриархом оставалось меньше часа. А сыщик еще собирался зайти в храм, получить душевный заряд для встречи с главой православной церкви.

— Торопитесь? — от капитана не ускользнул взгляд Фризе на часы.

— Очень тороплюсь.

— Все торопятся, — с ехидцей заметил мент. Он был тощий, с лицом, изборожденным глубокими морщинами и печальными серыми глазами.

«Еще нарастит себе пузо, — подумал сыщик. — Ему не больше тридцати».

— Все торопятся и потому нарушают. Вы, Фриза, к примеру, пересекли сплошную разделительную полосу.

— Фризе. Моя фамилия Фризе, — поправил Владимир. — Это во-первых. А во-вторых, я не обогнал ни одной машины. Зачем бы мне пересекать сплошную линию?

— Думаете, я с вами буду спорить? Не буду. Вы сейчас сядете в нашу машину и прапорщик составит протокол. А уж потом суд решит, пересекали вы или не пересекали. И совсем не важно, Фризе ваша фамилия или Фреза.

— Вот как? А что же важно?

— Важно, что вы нарушитель. — За словом в карман этот капитан не лез.

Владимир представил себе всю процедуру составления протокола и расстроился. До лавры всего десять минут езды, а он проторчит здесь с этими чертовыми вымогателями не меньше получаса. И опоздает к Его Святейшеству!

— Капитан, я, действительно, очень тороплюсь. Я еду к Патриарху.

— Все у нас едут к Патриарху. И каждый хочет приехать первым.

Фризе никогда не баловал ментов взятками. Но не опаздывать же на встречу?

Он достал из кармана красненькую купюру и молча протянул капитану.

— Нас двое, — меланхолично произнес мент и показал глазами на милицейский «форд». Владимир протянул вторую «пятихатку», с удивлением обнаружив, что первая уже бесследно исчезла. Взамен он получил права.

Через несколько минут сыщик поставил свою белую «красотку» на платную стоянку и дожидался, когда на перекрестке загорится зеленый свет для пешеходов. В это время мимо проехал «форд» с капитаном Иезуитовым за рулем. Рядом сидел еще один мент. Наверное, прапорщик. «Интересно, отдал ему капитан пятисотку, — подумал Фризе и сердито плюнул вслед милиционерам. — Или она так же таинственно, как и первая, исчезла в его бездонных карманах?» В том, что карманы у гаишника бездонные, сыщик не сомневался.

Когда Владимир подходил к воротам лавры, настроение у него было испорчено напрочь. Куда только подевались приподнятость и легкая эйфория, когда он летел, словно на крыльях, по Ярославскому шоссе вдоль сосновых и березовых рощ, зеленых холмов, на которых кое-где белели колоколенки церквушек?

Несправедливый «наезд» патрульных заставил его в течение десятка минут нарушить сразу несколько христианских заповедей. Помянул черта, ругался матом. Хоть и мысленно, но это же не снимает вины? И дал взятку! Да, и еще не простил ближнему своему, сиречь капитану Иезуитову, его грех! Ну, взял он деньги, взял. А кто выступил в роли искусителя? Кто потряс перед его глубокопосаженными глазами такой привлекательной ассигнацией? Владимир Петрович Фризе.

Сердиться следовало только на самого себя. Ему хотелось предстать перед Патриархом таким чистеньким, отмытым. Сверкающим огурчиком без пупырышек. Но не получилось.

О том, как он прожил всю предыдущую жизнь, мыслей в этот момент у него не возникло.

«В конце концов я приехал сюда для того, чтобы передать Патриарху миллиард евро на благотворительные цели, — размышлял Владимир. — Неужели не простятся мне такие мелкие грешки, как взятка милицейскому капитану? Что за глупость втемяшилась в голову!».

Чтобы отвлечься от непрошеных сомнений, Фризе побродил по территории лавры, внимательно вчитываясь в надписи на старых надгробиях, постоял у здания трапезной, стараясь представить, как проходят совместные обеды братии и принимает ли в них участие Святейший Патриарх?

Душевное равновесие постепенно возвращалось к нему. И вместе с ним — чувство удовлетворения. «Молодец, Володька! — похвалил себя Фризе. — Доброе дело душу греет».

Он прошел мимо распахнутых дверей главного собора и решительно направился к резиденции Святейшего.