Пираты московских морей

ЛЮБОВЬ СЕРДЕЧНАЯ БЕЗГРЕШНА

— Ты, конечно, хотел бы выпить кофе с божественно свежими круасанами? — спросила Лизавета, когда они сели в автомобиль. Фризе был настолько рад неожиданной встрече с девушкой, что даже не обратил внимания на марку машины. Такого с ним никогда не случалось. По крайней мере он точно знал, что это не автозак.

— Я много чего хотел бы! Круассаны и кофе — во вторую очередь.

— Про первую мне все ясно, — стараясь скрыть довольную улыбку, сказала Лизавета. — А в-третью?

— Какой марки твоя тачка на этот раз?

— Майн Гот! — с неподдельным изумлением выпалила девушка. — Теряешь квалификацию?

— Ты меня так ошарашила, что я смотрел только на тебя, а не на авто.

— А это что? — Лизавета постучала длинным пальчиком по логотипу на рулевой колонке. Он располагался прямо перед глазами сыщика.

— Кстати, почему ты так гонишь? — моментально сменил тему Владимир. — В том кафе, куда мы едем, свежая сдоба быстро заканчивается?

— Мы гоним к моему фатеру. Мне помниться, когда вы с ним встретились в Москве, то понравились друг другу.

— Он так и не оставил своего намерения нас поженить? — с нарочитым испугом спросил Фризе.

Лизавета пропустила вопрос мимо ушей.

— Мы позавтракаем за городом. На автобане. Я знаю прелестное кафе в сосновом лесу у озера…

— А номера там есть?

— Нет! Только лежаки на пляже, — засмеялась Лизавета, а Фризе поежился. Зная бесшабашный нрав девушки, Владимир не сомневался: она может уложить его и на пляжный лежак.

— Мне нельзя светиться в Дуйсбурге, — неожиданно сменив игривый тон на озабоченный, сообщила подруга. — По «легенде» я поехала проведать хворающего папочку. Кстати, тебе тоже нельзя светиться.

— В Дуйсбурге?

— По всей Германии.

— Над всей Германией безоблачное небо, — пропел Фризе. — А что, в Европе может светиться только Большой адронный калайдер?

— Не гони залетных лошадок! Я буду тебе рассказывать все по чайной ложке, а в обратном случае мне не хватит русского запаса.

— Да, тяжелый случай, — огорчился Владимир. — С вашим «русским запасом», фройляйн, приключился зер шлехт!

— Ты бы еще реже приезжал ко мне! — огрызнулась приятельница. — Скоро забуду даже русский мат. С этого момента — ни слова по-немецки. Будем тренировать мой русский.

— Яволь! — откликнулся Фризе. И добавил проникновенно: — А, может быть, начнем тренировки…

Лизавета прикрыла ему ладошкой рот. Ладошка пахла парфюмом и очень качественной кожей, которой был обтянут руль.

— Только не тяни с объяснениями, почему это мне нельзя «светиться» в Германии? Можешь излагать на любом языке…

На дорогах всюду были пробки.

Лизавета выругалась:

— Какой-то умник распустил слух, что во время работы адронного калайдера, у того, кто находится в зоне его действия, начнут активно произрастать волосы. Все лысые двинулись в путь.

Фризе недоверчиво усмехнулся:

— Разыгрываешь.

— Клянусь. Как ты меня учил? Зуб отдаю! Год свободы не видать! Но есть и другая версия: произрастает кое-что другое…

— Женская грудь?

— Если бы! Я была бы среди первых посетительниц калайдера. Мне кажется, что ты не женишься на мне только из-за моего первого размера!

— «У ней такая маленькая грудь…» — проорал на весь автобан Владимир и, обняв Лизавету за плечо, прошептал ласково: — Ты самая красивая шпионка, которую я встречал. А грудь у тебя бесподобная!

— И со многими шпионками ты был знаком? — даже не пытаясь скрыть довольную улыбку, поинтересовалась приятельница.

— Ты — первая. И, надеюсь, последняя. Так что там произрастает, как ты выразилась, вблизи калайдера?

— Забудь! Выбрось из головы. У тебя уже все, что надо, произросло с успехом. Как тот овощ в огороде.

— Хрен, что ли?

— Фу, хулиган и бестолочь.

— Есть, немножко, — согласился сыщик и чмокнул Лизавету в щеку. — Помнишь…

— Я все помню, Володька.

Фризе, стараясь не показать, что его тронули слова немки, спросил с ехидцей:

— А почему мы стоим в пробке? Это едут те, у кого все уже отросло?

— Ну, ты меня достал своими вопросами! Вылезай из авто и порасспрашивай. Другие водители боятся, что из-за этого чертова Большого калайдера наш земной шар расколется пополам. И начнет колоться с того места, где проходила Берлинская стена. И никому уже ничего не понадобиться: ни большое, ни маленькое!

Елизавета горестно вздохнула:

— Господи! Володька! Ты никогда не испытываешь чувства мистического страха?

— Только тогда, когда снимаю с тебя… — Договорить он не смог. Лизавета ловко угодила своим нежным локотком ему точно в солнечное сплетение. И, пока Владимир пытался продохнуть, прошептала прямо в ухо:

— У тебя еще будет возможность это сделать. — Она нетерпеливо нажала на клаксон, как будто от гудка затор на шоссе мог рассосаться. Но машины и правда двинулись.

«Женщины творят чудеса, — подумал изумленный Фризе. — Сметают любую преграду…»

— Володька, я не сильно тебя пристукнула? — спросила Лизавета и стала тоже целовать Фризе в щеку.

Первыми словами, которые смог произнести Владимир, после того, как наконец восстановил дыхание, был вопль:

— Ты же отпустила руль, сумасшедшая тетка!

— Какие дела! Сейчас приголубимся на обочине. Пора предпринять отдышку.

— Сделать передышку, — проворчал Фризе.

— Как трудно тебя возить, майн либер голубец, — вздохнула Лизавета и так резко затормозила на обочине, что гравий разлетелся в разные стороны.

«Жаль, что мы редко видимся, — подумал сыщик, с удовольствием разглядывая статную, в меру обнаженную фигуру приятельницы. — И русский у Лизаветы действительно стал хромать».

— Хенде хох! — скомандовала девушка. Она всегда подавала такую команду, перед тем, как начать «разоблачение» — избавление Владимира от лишней одежды.

— Побойся Бога! — взмолился Фризе. — Машин невпроворот, а ты решила заняться любовью! Пиплы и так зырят на нас.

— Не знаю, что такое «зырят», наверное, завидуют. Пусть знают, как воздействует Большой адронный коллайдер на молодых красивых людей!

— На молодых красивых людей положительно воздействуют и телеграфные столбы, — сказал Фризе, оставшийся в одних белых боксерских трусах. И вдруг он вспомнил о чековой книжке, лежащей во внутреннем кармане пиджака. Сам пиджак лежал на полу автомобиля, придавленный черными лаковыми лодочками Лизаветы.

— Лизка! Дай мне пиджак! Я с тобой совсем потерял голову! Забыл про одну важную деталь!

— Володька, самая важная деталь на месте!

— Пиджак, фашистка! Я забыл про миллион.

Это подействовало.

— Про миллион алых-алых роз? — с неподдельным любопытством поинтересовалась Лизавета, продемонстрировав осведомленность в репертуаре российской эстрады. Она убрала свои божественные туфельки с пиджака и протянула его сыщику. — Пока я не получила от тебя даже хилого одуванчика.

Фризе достал из внутреннего кармана пиджака чековую книжку, вырвал уже давно заполненную страничку и протянул любимой женщине. Да, сейчас он любил Лизавету больше всех женщин на свете.

— Но это же не розы. Ты хочешь, чтобы я сама пошла в розовый магазин покупить на этот миллион розы?

— Розами я займусь сам! — сгорая от желания поскорее обнять Лизавету, выкрикнул Фризе. — А это просто мой тебе подарок.

— Ради этой папирки ты отодвинул нашу любовь?!

— Я не мог вручить тебе чек на миллион евро после того…

Лизавета хохотала, откинув голову назад. Фризе с любовью разглядывал упругое, еще молодое тело и думал о том, что в Интерполе, наверное, девушек держат в постоянном тренинге. Вот только грудь у нее слегка опустилась. Чуть-чуть.

Наконец она перестала смеяться и попыталась прочитать, что там, в чеке, написано.

Справившись с чеком, она убрала его в бардачок.

— Комментарии потом.

Мимо с огромной скоростью мчались автомобили. Большинство водителей и пассажиров не обращали на припаркованный на обочине «даймлер» бирюзового цвета, никакого внимания. Может, даже не замечали его, крепко вцепившись в руль. Но изощренная публика притормаживала, кричала из окон «бу!». Образовывались заторы, народ одобрительно гудел, мужчины поднимал большие пальцы и веселился. Гудели клаксоны. Один нахал даже выскочил из машины с фотоаппаратом в руке. Но тут же в него из других автомобилей полетели недоеденные фрукты, куски штруделя и даже большой торт. Этот торт попал в цель, в затылок охотника за эксклюзивом. Под громкое улюлюканье «фотограф» скрылся в своем лимузине.

Водители наградили любовников криками «браво», и пробка рассосалась.

Владимир и Лизавета никаких заторов и баталий не видели и не слышали.

Первой сдалась Лизавета. Она откинулась от груди Владимира, высунула голову в окно и сказала:

— Какая благодать! Уже ночные птички поют.

— Нам с тобой очень повезло, Лиз! — пробормотал счастливый Фризе. — Ни одной полицейской машины! Я видел знаки — на этом автобане даже на минуту останавливаться запрещается.

— Тоже мне проблема! — лениво пробормотала девушка. — Я бы сказала, что задержала русского шпиона и, пока он оказывал сопротивление, сумела им овладеть.

«Наверное, так бы и сделала, — решил Владимир. — Немки — они…» Какие немки, он не успел додумать.

— Судя по тому чеку, который лежит в бардачке, ты забыл, где я служу? Вот бы удивились мои начальники, узнав, что русский сыщик подарил мне миллион евро!

— Частный сыщик, — поправил Фризе. — А ныне олигарх и прочая сволочь, ненавистная русскому народу.

— И немецкому тоже. У нас теперь тоже не любят олигархов и перечитывают Маркса.

— Надо же?! — удивился Владимир. — Куда же бедному крестьянину со своим миллиардом?

— Во-вторых, — продолжала раздетая до нитки агент Интерпола, — ты забыл, какая я богатая. Я же рассказывала тебе, что папочка завещал мне все свое производство, прежде чем отправиться в длительное пешее путешествие. И даже гонорар, который он отлупил с тебя за дела по наследству…

— Да он финансовый гений, твой папочка! — восторженно воскликнул Фризе. — Как вовремя он вернулся из своего путешествия!

— Мы есть два гения, — поправила его Лизавета. — Он — финансовый. А я — гений на все случаи жизни. Когда я узнала, что ты решил ограбить немецкий народ города Киля и у тебя начались проблемы с властью… Нет, не с немецкой, со своей, я вызвала папочку. Он дошагал уже до города Алиса-Спринг. Знаешь, где это?

— Конечно, знаю! — обалдевший от всего услышанного, сыщик только качал головой. — То-то твой фатер такой загорелый и худой. Ходячий рубильник.

— Не оскорбляй моего папочку! За что ты обозвал его рубильником?

Фризе изобразил ладонью папин нос. Лизавета расхохоталась и, наклонившись к Владимиру, опять чмокнула его в щеку. Сыщик попытался ее обнять, но обнаружил, что подруга уже одета. «Немки одеваются так же быстро, как и раздеваются», — усмехнулся он.

— У нас еще будут некоторые возможности, — пообещала Лизавета, от которой эта усмешка не ускользнула. Она не стала дожидаться, когда оденется Фризе и, включив мотор, ловко вписалась в поток машин на автобане.

— Твой папец у меня в Москве хотел переночевать, но потом передумал.