Русская елка. История, мифология, литература (4-е издание)

«Мы весело пляшем у елки большой»

Наряженное еловое дерево стало обязательной принадлежностью не только советского праздника Нового года, но и советской жизни вообще. Связь елки с Рождеством была предана забвению. С приближением очередного Нового года в центральной и местной печати появляются заметки под названием «Скоро елка», где сообщалось о развернувшейся в городах и колхозах подготовке к детским елкам. В передовых статьях новогодних выпусков газет и журналов наряду с другими характерными приметами времени всегда называется и елка. Так, например, в первом номере журнала «Смена» за 1938 год сообщается:

Начался 1938 год. В ночных сменах 31 декабря 1937 года стахановцы боролись за первые производственные победы третьей пятилетки. Вдоль гигантской ленты границ зорко несли свою вахту пограничники. А в городах и селах огромной страны сияли огнями дворцы и дома трудящихся. Советские люди плясали и пели. Дети водили хороводы вокруг разукрашенных елок. И миллионы строителей коммунизма поднимали тост за главного архитектора стройки — за товарища Сталина, чье имя было у всех на устах в новогоднюю ночь [см.: {303}: 5].

«Думающий о нас» Сталин, встречающий Новый год в Кремле, как бы незримо присутствовал на каждом новогоднем празднике, о чем столь вдохновенно написал С. В. Михалков:

Новый год. Над мирным краем
Бьют часы двенадцать раз.
Новый год в Кремле встречая,
Сталин думает о нас.
Он желает нам удачи
И здоровья в Новый год,
Чтоб счастливей и богаче
Становился наш народ… [см.: {274}: 282]

И потому наряду с елкой на общественных новогодних праздниках в центре торжества непременно оказывается и портрет Сталина. Ведь именно к нему дети должны были испытывать чувство благодарности за елку, за наступление Нового года (который, вне всяких сомнений, будет еще счастливее, чем ушедший старый), и вообще — за счастье жить в Советской стране:

Мы весело пляшем
У елки большой.
На родине нашей
Нам так хорошо!
……………………
Мы весело пляшем,
Мы звонко поем,
И песенку нашу
Мы Сталину шлем. [см.: {191}: 29]

В праздничные дни образ елки не сходил со страниц газет и журналов. Его умудрялись использовать в любых ситуациях, в том числе и с целью патриотического воспитания молодежи. Еще в конце 1930‐х годов, в эпоху шпиономании, тема елки включалась в рассказы о поимке шпионов. В последнем выпуске журнала «Крокодил» за 1938 год был помещен рисунок М. Черемных «У елки на границе», где возле раскидистой ели с поднятыми руками на лыжах стоит шпион — в очках, в перчатках, в шляпе и в полосатых брюках. Напротив него — пограничник с ружьем наперевес. Рядом собака. Пограничник говорит шпиону: «Вам повезло, господин шпион! В 1938 году вы первый на нашем участке» [см.: {208}: 5].

В первом номере того же журнала за 1939 год напечатан рассказ Г. Рыклина «Дядя Ваня», где дети из деревушки, расположенной рядом с пограничной заставой, с нетерпением ждут прихода на школьный новогодний праздник любимого ими начальника заставы товарища Шевченко. Дядя Ваня, как они его называют, обещал принести елку, но почему-то задержался. Дети, пришедшие из соседнего села, взволнованно рассказали, как по дороге в школу они заметили крадущегося между елок шпиона и решили его захватить. Шпион, пожилой человек с седой бородой, сразу же сдался, и ребята повели его на заставу. Во время их рассказа в зал вошел «высокий старик, с белой бородой, в белом балахоне». Ребята узнают в нем того самого «шпиона», которого они задержали. «Старик громко расхохотался. Он сорвал с себя бороду и…» — оказалось, что это он, дядя Ваня, нарядившись Дедом Морозом, шел в школу, а ребята задержали его как шпиона. «Молодцы!.. — похвалил ребят товарищ Шевченко. — Но теперь происшествие на границе закончилось. Давайте веселиться!..» [см.: {380}: 4–5]

Как до конца 1935 года осуждались и даже преследовались люди, устраивающие елки, так теперь в прессе высмеиваются «бюрократы», мешающие «людям веселиться» вокруг елки. В первом номере журнала «Крокодил» за 1939 год изображен «бюрократ», считающий, что «приобретение елки будет неуместным, так как упомянутая елка отвлечет внимание присутствующих от насущных задач» [см.: {149}: 15].

Так елка была поставлена на службу советской власти, став непременным атрибутом государственного праздника Нового года, одного из трех (наряду с Октябрем и Первомаем) главных советских праздников. Скорому превращению елки в один из советских символов способствовала и ее архитектоника, напоминающая башни Московского Кремля, и звезда на ее верхушке, превратившаяся из Вифлеемской в пятиконечную, ассоциирующуюся теперь со звездами, горящими на этих же башнях. Эту параллель проводит, в частности, Яков Хелемский в стихотворении 1954 года «Елка зажигается в Кремле»:

И звезда, лучащаяся блеском,
На вершине хвойного ствола
В яркое кремлевское созвездье
В этот день, как равная, вошла. [см.: {487}: 1]

М. О. Чудакова в статье «Антихристианская мифология советского времени» прослеживает процесс появления и закрепления в советском государственном и общественном быту красной пятиконечной звезды как символа нового мира. Этот символ советской власти был введен в апреле 1918 года «сначала как нагрудный знак красногвардейцев и командиров Красной армии… V Всероссийским съездом советов красная звезда была утверждена в качестве символа „рабоче-крестьянской“ советской власти». Тот факт, что «символом новой власти была избрана… не просто геометрическая или иная фигура красного цвета, а именно звезда» [см.: {502}: 336–338], в высшей мере показателен: являясь в христианских представлениях предвестницей Христа, его двойником, звезда занимает в них особое место, что сказывалось и в обряде высматривания Рождественской звезды в сочельник, и в соотнесении ее со звездой волхвов, и в обычае хождения со звездой на Рождество. Особенное значение звезда приобрела с приходом в Россию рождественской елки, где она, в отличие от других европейских стран, стала особо значимой. В советское время звезда на верхушке елки не просто сохранилась, но, утратив свою прежнюю христианскую символику, была переосмыслена. Это ощущение «советской» сути звезды, венчающей елку, и ее связь со звездами Московского Кремля отражена во многих текстах:

На верхушке, выше веток,
Загорелась, как всегда,
Самым ярким, жарким светом
Пятикрылая звезда.
………………………………..
Мы с тобой давно знакомы,
Наша звездочка-краса!
Это ты горишь ночами
Над ночной Москвой в Кремле.
В бой несли тебя как знамя
Самолеты на крыле.
Это ты у самых смелых
Загоралась на груди,
Угольком на шапках тлела,
Праздник с нами проведи!
……………………………
Так гори же выше веток,
Пятикрылая звезда. [см.: {461}: 277]

После войны стремление идеологизировать возрожденный праздник проявляется еще откровеннее. Елка все более и более приобретает смысл, соответствующий новым задачам. В сборниках постоянно встречаются тексты о Сталине, как, например, в стихотворении 1953 года Льва Сорокина «У Кремля», где Сталин дает инструкции Новому году, путешествие которого по стране начинается от стен Московского Кремля [см.: {431}: 16]. Точно так же «советизируется» и образ Нового года, персонификация которого, совершившаяся в русской культуре еще в XVIII веке, была подхвачена и развита и на этом этапе.

В соответствии с директивой партии елка становится обязательной и в колхозной деревне (то есть в крестьянской среде, где она, как писалось выше, до революции не была распространена), что запечатлел В. И. Лебедев-Кумач в бодрой песенке «Здравствуй, елка»:

Свежая, морозная
Елочка колхозная,
Здравствуй… [см.: {226}: 74]

В годы холодной войны новогодняя тематика служила для карикатуристов широким полем. Так, например, на рисунке Бориса Ефимова, опубликованном в первом номере журнала «Огонек» за 1958 год, нарисован большой холодильник, на котором написано: «Холодная война». К холодильнику пририсованы руки и голова в шляпе. Во рту — сигара. В руках холодильник держит «ракетные базы в Западной Европе». Подпись к рисунку: «Заокеанский „рождественский дед“ в Западной Европе» [см.: {306}].

Если в России XIX века елка была распространена только среди православных (то есть в основном русских людей), то теперь с ней знакомятся (и даже обязаны знакомиться) и другие народы Советского Союза, в том числе и народы Крайнего Севера. З. Н. Александрова в стихотворении «Новый год» говорит о том, как елка впервые была «подарена» ненцам, до тех пор незнакомым с этим обычаем:

На север ненцам маленьким
Зимой под Новый год
С гостинцами, с подарками
Послали самолет.
……………………….
А из кабинки елочку
Механик достает.
Попробовали — колется,
Как злая рыбья кость. [см.: {7}: 22–23]

В рассказе Юрия Рытхэу, опубликованном в новогоднем номере «Огонька» за 1953 год, чукотский мальчик, увидев елку, с восторгом восклицает: «Такой новогодней елки у нас никогда еще не было! Собственно говоря, у нас раньше никаких елок не бывало» [см.: {381}: 14]. Азербайджанская поэтесса М. П. Дильбази еще в конце 1930‐х годов сочинила стихотворение «Дед Мороз», образ которого вряд ли ранее был известен и близок азербайджанским детям [см.: {120}: 14–15].

Первая елка для московских детей была устроена в Колонном зале Дома Союзов в 1936 году. С 1953 года ежегодно на зимних каникулах в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, а после открытия в 1961 году — в Кремлевском Дворце съездов проводились елки для учащихся московских школ. Они «обслуживали» по две тысячи детей в день; каждому участнику вручали подарок. В 1954 году К. Г. Паустовский, отметив, что он пишет «реальную зимнюю сказку», в поэтически приподнятом тоне рассказывает об этом торжественном событии в жизни детей:

В Георгиевском зале Большого дворца вспыхнула сотнями разноцветных огней первая елка. Смущенные от неожиданной радости, дети хлынули во дворец. У многих детей глубокая радость выражается в застенчивости, когда только нестерпимое сияние глаз выдает ту бурю счастья, что бушует в маленьком сердце [см.: {324}: 1].

На фотографии, помещенной в «Правде» 2 января 1954 года с подписью «Безгранична радость детей, незабываемым останется в их памяти этот большой и радостный праздник…», запечатлена громадная елка; у стен дисциплинированно стоят дети, девочки — в белых передничках [см.: {353}: 1]. Эта Главная елка страны как бы объединяла собою все елки, горящие в дни Нового года на всем пространстве Советской страны:

Огоньки всех елок новогодних,
Что горят на праздничной земле,
Воедино собраны сегодня
В тех огнях, что вспыхнули в Кремле.
Сколько есть в стране лесных красавиц,
Все они завидуют сейчас
Той, что, свода древнего касаясь,
На виду у мира поднялась.
………………………………………
Там, где Ленин проходил когда-то
Вдоль видавшей многое стены,
Во дворец торопятся ребята —
Юные хозяева страны. [см.: {487}: 1]

Для «молодых передовиков производства, студентов столичных вузов, слушателей военных учебных заведений, учащихся десятых классов, комсомольских работников» в том же Георгиевском зале устраивались новогодние балы-маскарады, бывшие «одним из проявлений той огромной заботы, которой окружили в нашей стране советскую молодежь партия и правительство» [см.: {24}: 1]. «Мне очень хотелось попасть на новогоднюю елку в Кремль. И вдруг, о счастье: я получаю билет сюда», — делится своей радостью с корреспондентом «Правды» молодая девушка [см.: {56}: 2].