И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск

20

После мы пару мгновений посидели в молчании.

Я поймала себя на том, что испытываю к мастеру Лину (как, интересно, его хоть зовут на самом деле?) нечто среднее между жалостью и восхищением. Что, честно говоря, чрезвычайно нестандартный набор эмоций.

Мальчишка, надо отдать ему должное, не перестаёт удивлять.

Одного не могу понять…

— Но как он оказался, из всех мест на свете, именно здесь? — уточнила я с некоторым удивлением. — Почему они прислали именно его?

Как ни крути, политика светлых миров по отношению к мирам-донорам бывает… сомнительной, Тьма свидетель. Такова жизнь, что политика не может не быть сомнительной, светлый ты там, тёмный или оранжевый в фиолетовую крапинку.

Как там они изволят говорить?

В каждой клетушке свои ловушки?..

Нет, как-то иначе.

Не важно.

Сам факт: да, по отношению к донорам политика светлой стороны бывает сомнительна. Но суть вот в чём: они и сами это понимают, по крайней мере, верхушка. И понятно, что на каждый чих у них имеется добронравное объяснение (ибо высшее благо, большой план и бла-бла-бла), но того, что под шелухой всех этих объяснений методы порой пованивают, не станет отрицать никто, у кого есть глаза. Потому никто в здравом уме не станет отправлять на должность надсмотрщика… То есть нет, простите, наблюдателя… Непонятно кого. И уж точно не молоденького совсем мальчишку, верящего в добро, да ещё и связанного с кем-то вроде Баела.

И тогда внимание вопрос: как их угораздило вообще?

— А тут просто у нас налицо треугольник идиотизма, в котором все углы тупые, — пожал плечами Бэл. — А ещё тут замешана, прости что поминаю всуе, любовь.

— О как, — это на самом деле было внезапно.

— Давай я тебе сказку расскажу, — хмыкнул Бэл. — Точнее, учитывая коленкор, историю про историю в истории… Спятить можно, но жизнь у нас такая, что все, кто выжить хотел, и так уже давно спятили. Чтобы мимикрировать. А история… Конкретно эта начинается в одной клинике, специализирующейся на определённых болезнях у детей. Встретились там однажды мальчик и девочка, оба в том возрасте, когда у многих человечков уже просыпается интерес к этой вашей любови. Во времена, которые помним мы, на этом этапе человечков начинали женить или выдавать замуж. Не всегда хорошо кончалось, но это уже издержки… Нынче в большинстве локаций, нам с тобой известных, такие повороты всё же не приняты, что даже на мой вкус таки к лучшему. В наши дни человечки в таком возрасте красят волосы в забавные цвета, начинают, не знаю, засматриваться на окружающих, представлять учителей голыми, смеяться над дурацкими шутками, бледнеть, краснеть, потеть, обмениваться записками с одноклассниками… Ну ты знаешь, как оно бывает.

— Понятия не имею, — ответила я вполне честно. — В моём подростковом возрасте я сначала была слишком озабочена тем, чтобы семья не сдохла с голоду, чтобы лавка не закрылась, чтобы отец спьяну не сломал сестре руку, лучше уж мне… И всё такое. Потом был отбор, и я больше волновалась о том, подействует ли магия, ответят ли боги на молитвы и не сорвётся ли раньше времени престарелый царёк-психопат. Мои мысли о любви плотской сводились к тому, как её перетерпеть и не сблевать. Потом я стала королевой, но у меня была куча-мала политических противников, и гарем супруга-овоща, который надо было куда-то деть, и выходящая из-под контроля магия, и подступающее со всех сторон безумие… Короче, я понятия не имею, как оно бывает. И при чём тут записки.

Баел махнул рукой.

— Ну не начинай! Ладно, да, глупость сморозил. Но ты ж всякие там книги-фильмы о подростковых проблемах смотрела-читала? Малявок со стороны видала? Ну вот оно! В общем, прими как данность: многим человеческим детёнышам, не озабоченным вопросами выживания, тёмной магией и властью, в этом возрасте понемногу становится интересно, что там, чего и как устроено с этой вашей любовью. Им уже хочется в кого-нибудь влюбиться там, глазки построить, выбрать себе ну-очень-красивого кумира и вздыхать о нём по ночам… Как правило, не больше этого. Но тем не менее, важный этап взросления, не хухры-мухры… И эти детки, о которых сказка, исключением в общем-то не были. Только вот влюбляться им было не в кого; обучались оба на дому, приходящие медсёстры и учителя были не то чтобы красавцы, а вздыхать по актёрам, которых ни разу в жизни не видел, не каждый может. Ну а потом детишки встретили друг друга; оба были примерно одного возраста (девочка чуть старше), оба застыли между жизнью и смертью… Оба любили книги. Читать, а девочка — ещё и придумывать. По ночам, когда состояние позволяло, они прятались в кладовке, и при свете фонарика девочка рассказывала истории… Например, о прекрасной деве Фаэн, которая может ходить, и бегать, и колдовать, которой всё по плечу, которая непогрешима и сильна… О борьбе добра и зла. И о великой любви, ради которой, ни много ни мало, рухнет целый мир. Потому что, ну кто ж в таком вразрасте и таких обстоятельствах стал бы мелочиться, а?

Ох.

Ох, дерьмо.

— Ты прав, тут нечему удивляться… И что же там за любовь такая, позволь спросить?

Баел хмыкнул и перекинул мне книженцию.

— Прочти на досуге. Примени заклятие вариативности, я позаботился, чтобы там же можно было прочесть и изначальный вариант.

— А вариантов несколько?

— Да, несколько. Один тот, первый, из кладовки; второй — который она придумала после смерти своего друга и который её любящая семья издала после, построив на трагедии неплохую рекламную кампанию. Люди любят покупать трагические истории.

— Так девочка тоже мертва…

— Ну, она почти дотянула до двадцати. В её обстоятельствах, не худший результат.

Я провела пальцами по обложке, очертив имя автора — едва ли настоящее, на самом деле.

— Эти светлые… Почему они так легко умирают?

— Даже не знаю, где начать, — буркнул Баел. — Потому что к жизни не приспособлены, может? Или потому что аппетитные слишком. Или потому что светятся слишком ярко, как грёбаные лампочки. А всякая шваль, человеческая и не слишком, ненавидит чужой свет… Или потому что с ними, как со всякими породистыми тварями: подыхают от каждого чиха и цепляют всякую заразу там, где дворняжка проскочит, просто отряхнувшись… Или потому что в мирах, где привыкли жить мы с тобой, среда для них очень неблагоприятная, а те, кто должны их защищать, по факту давно уже защищать перестали… Да мы над своими творцами и истинными колдунами трясёмся больше, чем светлые — что, скажу я тебе, прям показатель… Да мало ли причин? Чего тебя на дебильные вопросы потянуло, а?

И правда, ерунду спрашиваю.

“Приключения непобедимой девы Фаэн, первый том”… Особа на обложке, разумеется, ничем не была похожа на оригинал, но вот наряд совпадает практически один в один. Забавно… Впрочем, это скорее нормально для девочки-подростка — начать придумывать мир с платьев.

Я никогда не слышала о такой книге. Но мои интересы лежали в немного другой жанровой нише, да и есть у проекта “Земля” это хорошее качество: живи хоть тысячу лет, ты никогда не сможешь прочесть всё.

— Ты, я надеюсь, позаботился о её дальнейшем пути? — уточнила я сухо. — Понимаю, что на полноценное будущее в одном из светлых миров ты для неё тратиться не стал. Но хоть проследил, чтобы не сожрали?

— Как будто это моя работа! — скривился Баел. — И нет, не успел. Но её не сожрали, нет. Тоже не успели. Скорее, пока мы с ребятами Старины Безглазого пытались разобраться, кто круче, она сама себя. Того.

Я сначала растерялась, но потом — поняла.

— Подожди. Она своей собственной волей затянула себя в этот мир?.. Дай угадаю. Она — дева Фаен?.. Хотя нет, не то. Но тогда…

Баел с усмешкой полюбовался на мои вытаращенные от шока глаза.

— Всё верно, — сказал он. — Она добровольно растворилась в линиях вероятностей этого мира. И именно этим изначально вдохнула в него жизнь.

— То есть, получается, она — это мир, — ну да.

Этот ненормально дружелюбный к твари вроде меня, щедрый, пытающийся втянуть в свои игры, но никогда не переходящий черту, обожающий мастера Лина мир.

— В некотором смысле. Разумное воплощение этого конкретного мироздания, точнее. Хранитель мира, как эту ерунду именуют в древних текстах. Интересное явление, но — не то чтобы так уж редко встречающееся. В некоторых мирах количество таких вот хранителей до десятков, а порой даже сотен дотягивает… Хотя последнее редко, конечно.

— Но насколько она должна была быть могущественной?! — это на самом деле в голове не укладывалось.

— Ты удивишься, но на деле не слишком. И да, сама она бы не сумела влить в этот мир достаточно сил, понятное дело. Но её книги оказались весьма популярны у человеческих подростков от двенадцати до шестидесяти годиков. Многие юные, полные ментальных сил люди вкладывали внимание и эмоции в этот мир, верили в его существование даже. А ты знаешь, как много может вера в нашей работе… И какова власть историй.

Да уж, мне ли не знать.

— В общем, этот мир стал набираться сил и материальности. И именно тогда он был замечен благостными бессмертными из соседнего просветлённого измерения.

Да уж.

— Теми самыми, которым ты спихнул сыночку на воспитание.

— Ну да, теми самыми. Они начали присматриваться к миру и быстро пришли к выводу, что он может быть им очень полезен. Как потенциальный полигон, и арена сражения добра со злом, и кормушка, и много чего ещё… Правда, интересен им этот мир может быть только при условии, что из всех возможных судеб сбудется вариант-номер-два. И об этом они решили позаботиться. Они пришли в этот мир и предложили его хранительнице свою силу и свои услуги.

— Девочка была в восторге, как я понимаю.

— Разумеется. Она считала их чем-то вроде богов. Ну, с этими их небесными дворцами, и крылатыми львами, и пафосными небесными драконами, и фениксами… и что ещё за срань у них там с этой светлой экологией завелась. Они предлагали помощь и покровительство высших сил; сама она существовала только в дрожи нитей вероятностей и не может ни обрести форму, ни напрямую, без посредников, повлиять на своё творение. Небесные помощники из высшего мира, предлагающие силу, защиту и поддержку. Кто не ухватится за такую возможность?

— Справедливо.

— На тот момент этот мир был чем-то средним между иллюзией и реальностью. У него, собственно, были шансы со временем укрепиться и самостоятельно — но с помощью щедрых гостей это случилось быстрее. Соплячка была счастлива, дело понятное; теперь она могла развивать и растить свой обожаемый мир с собственными волшебными зверями, магическими кланами и прочим подобным. Она собиралась выбрать для него первую историю, ту изначальную. Но вот тут-то у них с гостями и случилось, скажем так, непонимание. Потому что гости, видишь ли, настаивали на исполнении Изначального Плана.

— Она не подчинилась, и они запечатали её, сведя все линии к этому их Плану, — классическая классика.

— Да, как минимум, насколько смогли. Обычная для таких случаев история. Будь Хранительница старше, опытнее и хитрее, она, возможно, и сумела бы выкрутиться — всё же, её мир, есть возможность закрыться. Но она, как и положено малолетней светлой курице без чувства самосохранения, сама их впустила и сама же нити вероятности в руки сунула. Так что, тут фактически без шансов.