Очень древнее Зло

Глава 34 О том, почему не стоит смотреть в бездну

«А из всех девиц искать надобно такую, чтобы хвалили её не за красу, но за скромность да нрав добрый, за руки умелые, ибо с того дому мужьему лишь прибыток станет. Краса же скоротечна и пагубна для души, ибо иная, услышавши от людей, что красива она, возгордится премного. И в гордости этой решит, будто бы стоит она надо всеми, и над своими родителями, и над мужем, и над семьею его. Станет она требовать от мужа покорности и восхищения, а еще даров всяческих, грозясь, что, ежели не станет он баловать, уйти к другому, тем позор немалый учинивши».

Сто советов о правильном выборе жены

Главное — идти. И держаться.

Не позволить себя закружить в танце… танце?

Грохот барабанов. Костры, которые разложили прямо тут, на площади. Барабанщики сидели на земле. Темнокожие. Обнаженные.

Неприлично-то как!

Их руки мелькали, то взлетая, то слегка касаясь натянутой шкуры. И алые, желтые узоры на лоснящейся потом коже оживали.

Кружились девы. Прекрасные ли? Летиция не знала. Не разглядеть. Главное, что летели крыльями прозрачные шелка, создавая узор за узором.

Кто-то смеялся…

— Идти, — повторила Летиция. — Быстрее… я не хочу, но вижу их.

Да, смех… и голоса, почти заглушенные грохотом барабанов. Дудки. И инструмент, похожий на огромное птичье крыло. Бледные и тонкие руки с неестественно длинными пальцами тревожат струны.

— …сейчас бочки выкатят и начнется, — говорит мужчина, глядя на танец.

Все сдвигается.

Слегка.

Теперь видно, что площадь огромна, и танцуют… там. И здесь тоже. Огороженные огнями круги, а меж ними бродят люди. Их тоже много. некоторые уже пьяны. Некоторые ждут, когда ночь падет и начнется настоящее веселье. Бочки выкатывают, и они тотчас окружаются людьми.

— Чернь… — морщится другой. — До чего низко пала Империя!

— Можно подумать, раньше было иначе.

— Не скажи. Мне кажется, он заботится о благополучии черни больше, чем о действительно достойных людях. Этот проект его… строить школы. Для черни! Зачем? А искать одаренных? Снова среди черни? Обучать?

Мелькает рука.

Надо идти.

Вперед.

По нити. Туда, где дрожит слабый огонек. Пламя от пламени. Лишь бы не погас, тогда все заблудятся.

— Все просто. Мальчик понимает, сколь зависим от нас. По сути мы все зависимы друг от друга, — человек кивнул кому-то, чьего лица Летиция не разглядела. — Кто бы ни занял трон, он будет лишь одним из Круга. Ему просто нечего будет противопоставить магам.

— Чернь спасет?

— Не сразу… но подумай, среди них тоже есть одаренные. Пусть и слабые, но… усилить несложно. А еще дать понять, что они живы, пока жив хозяин. Он собирается вырастить собственных магов. Верных, как псы.

— Много ли толку…

— Свора псов способна и медведя завалить. А наши смотрят на это сквозь пальцы. Не понимают. Им главное, чтоб мальчик не лез в дела Совета… не мешался… а что этому Совету осталось недолго… еще пара десятков лет и…

У них их нет.

Они умрут. Не через пару десятков лет, а через несколько минут. Летиция знает. Она… она видит.

Нет, нельзя.

Видит она. Видят её.

И человек обрывает фразу на полуслове. Он оборачивается к ней, к Летиции. И ловит взгляд. Он… наверное, красив. Лицо правильное, как у одной из тех статуй, которые матушка велела поставить в золотой зале. Статуи были древними и обошлись в безумные деньги…

…взгляд у него нехороший, хоть и живой, в отличие от статуй.

Губы кривятся.

И рот…

Грохочут барабаны. Летиция отступает, прячась в этом грохоте. В кружении чужого танца.

— Надо возвращаться, — тот, второй, ничего не заметил, отыгрывая давно позабытую сцену. — Пока наше отсутствие не заметили. Мальчик честолюбив и злопамятен. Хотя… ты, пожалуй, прав. Его игры с чернью ни к чему хорошему не приведут. Но пусть завершит проект, а там подумаем, кем его заменить.

Человек, тот первый, поворачивается.

А его лицо, искривленное, такое, будто смятое чьей-то огромной рукой, искажается еще больше.

— Ты умер.

— Я?

— И я. Мы все… ты умер! Я умер! Все умерли! — крик его обрывает кружение танцовщицы, и Летиция понимает: момент настал.

Она тоже поворачивается. Не к Летиции. К говорящим. Её лицо, невероятной красоты, вытягивается. Размыкаются пухлые губы, и черный язык скользит по нижней.

Грохот смолкает.

На доли мгновенья. И слышится чей-то вздох.

— Что за…

Встает чернокожий барабанщик. Он двигается медленно, словно во сне, словно не способный поверить, что способен двигаться. И палец сует под ленту ошейника. И та рвется.

— Что тут…

А где-то далеко, очень далеко, вырастает огненный цветок. До самых до небес.

— Бежим, — Летиции хочется кричать, но вместо этого она шепчет. И шепот тонет в гуле толпы.

Снова хмурится тот, говоривший.

— Ты… чувствуешь?

— Что? Твою ж… это сила… они не удержали демона… они… мать твою! Они не удержали демона!

Танцовщица скользит. Её движения по-прежнему завораживают, и бледно-синий шелк вьется, ластится к воздуху. А пальцы касаются белой груди.

— Поиграем? — говорит она.

И пальцы пробивают грудь.

Крик человека разрывает ночь. А кровь льется… первая кровь. Скоро её станет много. Так, что и не вынести.

— Бежим! — Летиция почти умоляет. И её слышат. Сначала дергают, и она бежит, вместе со всеми, но с закрытыми глазами бегать сложно, и Летиция спотыкается.

Падает.

Ссаживает руки о камень. Как же больно! Но заплакать не успевает. Её подхватывают.

— Держись! Шею обними…

Она бы и рада, но… как можно обнимать, когда вокруг столько крови?

Её трясет. И… держат.

Хорошо.

Никто и никогда прежде не носил её на руках.

— Славка!

— Я тут…

— Говорите, — Летиция вдруг обретает голос, слабый, потому что сил у нее не осталось. — Говорите… пожалуйста.

— Во поле береза стояла… — завопила Мудрослава. — Чего? Я не знаю, о чем говорить…

Кровь рассыпается в воздухе алым бисером. Переливчатым. Нарядная, она падает на головы людей, и те даже не понимают сперва, что происходит.

Люди веселы.

Хмельны.

И многие напрочь лишены дара, а потому не слышат, как трещит мироздание. Люди… поднимают головы к небесам.

И умирают.

— …во поле… что-то там стояло! — у Ариции голос дрожащий. Сиплый. Пение никогда-то ей не давалось. — Что там стояло?

— Береза!

— Зачем?

— В смысле?!

— Зачем она стояла?

— Просто стояла и все. Это песня! У вас не поют?

— Про березу? Нет. У нас… о любви поют. Трагической.

— Не надо о трагической! — взмолилась Летиция.

Смерти… смерти было так много, что она перестала быть настоящей. Вот ломается пополам человек и демон прыгает на тело его, раздирая руками. Демон по-прежнему красив, пусть измаран кровью. И другой тоже… третий… крики радости сменяются криками боли.

— Еще есть про подвиги!

— Давай, — Яр слегка запыхался. А площадь… площадь все не кончалась. — Про подвиги я люблю!

— Я не знаю, — призналась сестрица. — Проклятье… мне кажется, или мы стоим на месте?

— Мы бежим, — уточнила Брунгильда. — Но и…

— Увязли, — Яр остановился. — Ты как?

Это он…

Летиции. Она открыла глаза, отметив, что ничего почти не изменилось. Или… нет. Слегка. Мир дрожал и двоился. В одном демоны, вырвавшись на свободу, убивали людей. В другом над площадью поднимался туман, в котором и собственной руки не разглядеть.

— Н-нормально, — призналась Летиция. — Я… я могу стоять. Сама.

— Хорошо.

Её отпустили. Правда, не сразу, лишь убедившись, что она и вправду способна стоять сама. И даже тогда взяли за руку. Как ребенка… конечно, когда она была маленькой и еще не понимала, что такое — быть принцессой — у неё имелась нянечка. Не одна, конечно, но эта гуляла с Летицией по саду и держала за руку. И… и тогда было спокойно.

Здесь спокойствия недоставало.

— Так… — Яр приложил свободную руку к голове. — Я… тоже вижу эту нитку. И вроде недалеко, но…

Их не пустят.

— Не пустят, — послушно повторила Летиция. А потом высвободила руку и повернулась к туману. В конце концов, она — принцесса.

Ладхемская.

А это что-то да значит. И… и вести себя она будет именно как принцесса.

— Эй… — окликнул её государь всей Вироссы… все-таки придворные живописцы совершенно ничего в искусстве не понимают.

Нарисовали бы нормальный портрет, может… может тогда бы Летиция еще и подумала. А они? Вот то-то же…

— Не мешай. Пожалуйста, — она поправила платье.

Не важно, что чужое. И что по моде тысячелетней давности. И… и что непривычно носить такие. Принцесса обязана быть принцессой.

Не имеет значения, что на ней.

И где она.

— Вы, — Летиция подняла голову.

И плечи расправила… шепот герцогини снова звучал в ушах. Вы, ваше высочество, должны помнить о том, кто вы есть.

Она…

Она есть.

Летиция Ладхемская.

— Я слышу вас, — сказала она призракам, которые поворачивались к ней. Один за другим. Один за… и было их так много, что сердце обмирало от страха. — Я вижу вас. Всех.

Спокойствие.

Даже когда сердце выпрыгивает из груди. Мягкая улыбка. Вежливая. С тенью сочувствия, ибо они не виноваты в том, что произошло. Впрочем, как не виновата сама Летиция.

— Вас много, — она подняла руку и коснулась тумана.

…женщины.

Мужчины.

Ребенка?

Демона? Демоны тоже умирали. Демоны… они ведь не хотели, не просили быть вызванными. Они дарили этому миру кровь, которая его травила. Но люди не понимали. Люди ошиблись. И пришло время исправить эту ошибку.

— Что за…

— Тихо ты, — шикнула на брата Мудрослава.

А туман обретал лица. Снова. В который раз? И рассыпался, чтобы вылепить давно ушедших людей. И не людей. Они становились рядами. И за рядами — другие. Третьи. Молчаливые. Ожидающие.

— Вы ждали, — Летиция видела их всех. И душа плакала от боли, эхо которой долетало сквозь время. — И я пришла. Я попробую дать вам свободу, но… не мешайте. Пожалуйста.

— Лети…

— Возьми меня за руку… погоди. Яр, есть что-то острое?

Ей молча протянули клинок.

А резать себя страшно. Едва ли не страшнее, чем умирать. Еще и больно. Но с болью Летиция справляется. Это… это малость.

— Теперь ты, — она протягивает клинок Ари.

— Это, между прочим, негигиенично! — сестра ворчит, но на ладони её расцветают алые пятна. И туман, чуя близость крови, приходит в движение.

— Стоять! Мудрослава…

— Ты…

— Они нас не пустят. У одной меня точно не хватит сил дать им свободу. А если вместе, то… то стоит попробовать. В конце концов, что еще остается, кроме круга?

Брунгильда.

И вироссцы.

— Давай я, — Яр берет сестру за руку. — Отвернись.

— Выдержу.

— Не сомневаюсь. Чтобы ты да… но лучше отвернись.

И себя режет. У него кровь тоже алая. И… и это ничего не значит.

— Дальше что? — Мудрослава смотрит на рану.

— Не знаю… надо… давайте за руки возьмемся, если круг. Так, — Летиция накрыла ладонь сестры своей. А сверху положила руку Брунгильда. И… и что у них получится?

Получится ли хоть что-то?

Должно.

Туман…

И сила. Теперь она видит, как сплетаются воедино… красный и зеленый, и еще огненный… золотой. Синий. Все вместе. Сила течет. Летиция чувствует её биение. И биение своего сердца.