Маленькие камчатские истории

В Камчатском заливе с 13 мая по 31 июля 90 судов (10 плавбаз, два траулера, 78 мелких) ловили треску и лосося.

В Кроноцком заливе с 27 мая по 15 августа 107 судов (13 плавбаз, три траулера, 91 мелкое) добывали крабов, лосося и треску.

В Авачинском заливе с 30 мая по 25 июля 99 судов (6 плавбаз, четыре траулера, 89 мелких) промышляли лосося, треску и крабов.

На участке от бухты Жировой до мыса Лопатка с 22 июня по 10 августа 67 судов (восемь плавбаз, три траулера и 56 мелких) ловили лосося и треску.

На протяжении от мыса Лопатка до Усть-Большерецка с 5 июля по 1 сентября находились 99 судов (четыре плавбазы и 95 мелких), добывавших исключительно лосося.

На участке от Ичи до мыса Ухтолокского с 3 мая по 30 августа 65 судов (краболовы «Ваканура-Мару», «Хокусо-Мару», «Сингу-Мару», «Сонеки-Мару», № 33, а также 60 мелких) промышляли крабов.

Общая численность японского рыболовецкого флота в камчатских водах в 1934 г. в сравнении с 1933 г. выросла втрое (с 175 до 527 судов). При этом на промысел вышел 41 плавзавод вместо 17 в 1933 г., 12 траулеров вместо восьми, пять краболовов вместо трех и 469 мелких ловецких единиц против 147. Этот флот обслуживали около 5 тысяч человек. Первые плавзаводы в 1934 г. вошли в воды Камчатского залива 13 мая. Они оставались возле полуострова до 1 сентября, постепенно переходя на западный берег, где рунный ход лосося начинался позднее.

В Кроноцком заливе флотилии появились 27 мая, а в конце июля они также начали перемещаться на западный берег, работая в Авачинском заливе, в бухте Жировой и в районе от мыса Лопатка до Усть-Большерецка, откуда последние из них ушли домой также 1 сентября.

Всего эти плавзаводы, по японским данным, поймали в 1934 г. 8 560 000 лососей против 5 620 000 в 1933 г. Их продукция 1934 г., составившая 365 000 ящ. консервов, соленой и мороженой рыбы, отправленной на консервные заводы Курильских островов и Хоккайдо, стоила 12 млн иен.

Результатом их деятельности стали «исключительно плохие последствия для берегового рыболовства в Усть-Камчатском районе». Бурное развитие японского активного промысла привело к заметному подрыву рыбных запасов, особенно в районе реки Камчатки. Эти хорошо иллюстрируется следующими цифрами, показывающими количество пойманной в реке нерки: в 1930 г. — 815 000, в 1931 г. — 516 000, в 1932 г. — 536 000, в 1933 г. — уже 253 000, а в 1934 г. — всего 82 000 шт. Катастрофически низкий улов нерки в 1934 г. не смог обеспечить даже потребности местного населения, вынужденного заготавливать ее в других районах.

Уловы отечественных береговых морских промыслов в Усть-Камчатском районе падали год от года. Если в 1931 г. советские предприятия добывали 27,9 % всей рыбы, то в 1933 г. их доля составила лишь 15,5 %. Остальной улов пришелся на японские сети. Примерно 60 % рыбы, пойманной в сезон 1934 г. ставными неводами на береговых участках района и в реке Камчатке, имели на себе следы японских сетей. Рыба среднего размера в уловах почти отсутствовала: ловилась лишь крупная и мелкая. Мелкая прорывалась сквозь сети, крупная — не могла объячеиться, так как размер ячеи японских неводов был рассчитан на ее средний размер.

В 1934 г. советские и японские производственные мощности Усть-Камчатского района были примерно равны: обе стороны имели по три рыбоконсервных завода с 12 и 13 линиями соответственно. Усть-Камчатский рыбокомбинат АКО включал четыре засольных базы, фирма Ничиро — три. Отечественные предприятия снабжались рыбой с 13, японские — с 15 участков.

Ориентировочные подсчеты потребности в сырье для полной загрузки названных мощностей показывали, что при проектной мощности консервных линии в 15 тыс. ящ. за сезон для них требовалось около 5 000 тыс. шт. лососей. Засольные базы могли обработать еще 3 500 тыс. шт. Несмотря на то что проектная мощность заводов АКО была рассчитана на ежегодный выпуск 195 000 ящ. консервов, фактически они произвели: в 1932 г. — 70 564, в 1933 г. — 51 451, в 1934 г. — 41 307. Количество приготовленных в 1934 г. консервов показывает, что оно составляло всего 21,2 % технической возможности предприятий.

Приведенные данные показывали необходимость принятия самых срочных мер к противодействию японскому хищническому лову в открытом море. Такими мерами могли стать заключение договоренностей между сторонами, а также начало советского активного морского рыболовства, которое тоже можно было бы использовать как средство давления на японцев. Они это прекрасно понимали. Вот что в 1934 г. заявлял японский консул в Петропавловске К. Сайто. «Рыболовство в открытых морях является важным вопросом в отношениях между государствами… Получены сведения о том, что СССР в нынешнем году намерен заняться ловом в открытом море. Это обстоятельство создает очень сложное положение. Поскольку вопрос о том, не является ли лов в открытом море нарушением нами рыболовной конвенции, нами обсуждался, мы считаем, что его нельзя связывать с конвенцией, так как она действует только на советских побережьях. Прежде СССР просил Японию прекратить лов в открытых морях, однако нам совершенно ясно, что этот лов не нарушает конвенции, и поэтому мы не считались с протестами СССР».

Протесты советской стороны, в первую очередь, были вызваны резкой, год от года снижавшейся производительностью ее береговых участков, вызванной практически неконтролируемым выловом рыбы на подходе к побережью Камчатки. Хищнический промысел наносил наибольший ущерб отечественной промышленности, основанной в тот период исключительно на береговом рыболовстве.

«Заставить японцев отказаться от лова в открытом море только словами мы не сможем, нужны меры другого свойства — это как можно скорее организовать свой соответствующий флот для лова в открытом море. Этим самым мы поставим японцев перед фактом двухсторонней заинтересованности в ограничении, регламентации или отказе от такого способа лова. Целесообразность подобного мероприятия уже доказана на примере работы наших краболовов. Разговоры о необходимости организации лова в открытом море ведутся давно, но несмотря на то что мы уже вступаем в период переговоров с японцами о пересмотре действующей рыболовной конвенции, мы не создали до сего времени такого флота, тем самым поставив себя в вопросе о лове в открытом море в полную зависимость от японцев».

«Если мы не сможем в оставшийся до 1935 г. короткий срок создать свой флот по лову в открытом море, мы должны будем так или иначе подчеркнуть японцам результаты их восьмилетнего рыболовства в открытом море в Усть-Камчатском районе и… издать административные распоряжения, которыми в целях разведения и охраны рыбы в Усть-Камчатском районе запретить лов рыбы в течение пяти лет, проделав это путем резкого ограничения нормы вылова по всем участкам…».

АКО планировало начать активный морской лов в 1935 г., но сделать этого ему не удалось. В 1934 г. общество имело 186 береговых участков, причем 54 из них не эксплуатировались из-за нехватки рабочих рук и недостатка снабжения. Из поставленных на остальных 132 ставных неводов около четверти большую часть сезона не перебирались, то есть тоже не работали. В прошлом 1933 г. бездействовали 34 участка. Не работавшие промыслы примыкали к японским участкам. Это обстоятельство вызывало у советских представителей опасение, что оно может «быть с успехом использовано японцами против нас при переговорах о пересмотре рыболовной конвенции», которые вскоре должны были начаться между сторонами.

Неблагополучно обстояли дела и с крабовым промыслом. Японские краболовы, на которых работало около 3 000 чел., в 1934 г. выпустили 180 000 ящ. консервов (в среднем, по 25 600 ящ. на судно) стоимостью 7,5 млн иен. Эти показатели резко уступали достигнутым в предыдущие годы. Истощение запасов крабов было особенно заметно на береговых участках, где для приготовления одного ящика консервов в 1928 г. их требовалось 55 шт., а в 1934 г. — от 95 до 120 шт.

Так как японские суда ловили в непосредственной близости к трехмильной зоне, то советская сторона неоднократно фиксировала нарушения ими территориальных вод СССР. В 1934 г. всего было зарегистрировано 29 таких случаев, 13 их которых пограничники учли составлением односторонних актов, 14 отметили суда Совторгфлота и АКО и два зафиксировала авиаразведка. Наибольшее количество нарушений пришлось на окрестности Петропавловска — 21 и Усть-Большерецка — 6. Основной причиной захода в советские воды японцы называли нехватку на судах пресной воды.

С начала мая и до сентября 1934 г. побережье Камчатки патрулировали отряды, состоявшие из двух японских эсминцев, посменно приходившие из порта Оминато. Вначале они курсировали от Усть-Камчатска до Тигиля, затем, с переходом японских плавзаводов с восточного на западное побережье, переместились в район от Усть-Большерецка до острова Птичьего.

Основное количество японских плавзаводов принадлежало фирме Ничиро. Она же владела в районе Усть-Камчатска тремя рыбоконсервными заводами. Регулярное недовыполнение этими предприятиями планов производства продукции с лихвой перекрывалось работой плавзаводов. Но в 1934 г. подрыв рыбных запасов Усть-Камчатского района, дававшего в середине 1920-х гг. 42 % нерки, 5,5 % кеты, до 70 % кижуча и до 90 % камчатских уловов чавычи, вызывал опасение в японских рыбопромышленных кругах. Это вынудило их начать освоение новых районов промысла в Кроноцком заливе на восточном берегу, возле реки Озерной и Усть-Большерецка на западном побережье полуострова.

В 1935 г. японцы в Камчатском заливе активным ловом не занимались. В этом сезоне они сосредоточили свои плавзаводы и до 200 мелких судов южнее у мыса Кроноцкого. Это вновь отразилось на советском улове нерки в реке Камчатке, достигнувшем к 1 августа всего 300 000 шт.

По неполным данным, в 1935 г. у берегов Камчатки находились до десяти плавзаводов, 15—20 больших шхун, 8—10 траулеров и до 500 мелких суденышек. Существенного изменения их общей численности по сравнению с предыдущим сезоном не произошло.

Как и в прошлые годы, в районах лова на протяжении всего сезона находились эсминцы. Они служили своеобразными ориентирами для мелких промысловых судов, становясь точно на границе трехмильной зоны территориальных вод. По сообщению дипагента НКИД в Петропавловске, «при отсутствии наших судов мелкие плавединицы свободно проходили в трехмильную зону и занимались хищничеством. При появлении на горизонте нашего охранного судна «Воровский» или другого какого судна, миноносцы сигнализировали об этом хищникам, и последние быстро отходили на линию миноносца, зная, что он стоит на гране трех миль».

Рыболовный сезон 1935 г. прошел без особых нарушений. Они сводились к заходу в территориальные воды отдельных мелких суденышек. Как правило, пограничная охрана оформляла их односторонними актами. Всего было отмечено около пятидесяти таких случаев.

К началу 1940-х гг. центр японского лова на Камчатке окончательно переместился с берега в море. Это стало возможным вследствие широко поставленного еще в начале 1930-х гг. мечения рыб, выявившего их основные миграционные пути, а также благодаря росту рыболовецкого флота и освоению техники морского лова. Японцы начинали промысел в конце апреля у Командорских островов, затем, по мере продвижения косяков к рекам восточной Камчатки, они переходили в Камчатский и Кроноцкий заливы. Большое количество лосося вылавливалось возле Курильской гряды, причем его преобладающая доля приходилась на нерку, шедшую в реку Озерную через проливы северной части Курил. Лов производился плавными сетями, собранными в порядки длиной в несколько сотен метров, сплошь перегораживавшими проливы между островами.