Маленькие камчатские истории

В этом сезоне для посола рыбы стала применяться особая кислая глина, называемая «бентонай». Она, подмешанная в определенной пропорции к соли (на 40 кг соли 4—5 кг глины), не только снижала ее расход, но сохраняла в рыбе сок и противостояла окислению. Образцы глины были переданы на исследование в АКО, которое пыталось перенять у японцев этот способ посола, для чего отрядило три экспедиции по розыску глины с таким же химическим составом, как японская.

Еще одним новшеством, признанным нарушением арендных договоров, стало обнаруженное в 1942 г. такое «повсеместное явление», как впервые вскрытый в прошлом году «факт обезглавливания кеты» Об этом распорядилось руководство Ничиро с целью экономии соли, тары и увеличения за этот счет выхода продукции. Головы кеты ценности не представляли, поэтому для фирмы было выгоднее реализовать рыбу, приготовленную без них.

Впервые обезглавленную рыбу засолили в качестве опыта на восточном побережье в 1941 г. Опыт оказался удачным. Администрация базы № 729 обратилась за разрешением к инспектору Дальрыбы, на что тот «дал санкцию, вселив тем самым в японцев уверенность в безнаказанности данного способа посола». Так японцы увеличили «количество и качество готовой продукции. Голова рыбы, в среднем, весит 300 г, следовательно, японцы получили прибыль… за счет отброса голов, так как головы не используются для тука, а закапываются в ямы, и в вес отправленной в Японию готовой продукции не входят».

Советские рыбинспекторы составляли акты и квалифицировали эти действия японцев как «неправильный учет продукции» или «неустановленный способ приготовления кеты». Они полагали, что «для нас это нововведение невыгодно. За счет общего веса всех отрезанных голов кеты японцы могут искусственно увеличить норму улова». Рыбинспекторский состав и таможенники в 1942 г. размещался на японских предприятиях, поэтому контроль за их деятельностью был более эффективным. Всего инспекторы составили 32 акта и семь протоколов о приготовлении обезглавленной рыбы, оставленные Главрыбводом «без последствий», что японцы учли при подготовке к сезону 1943 г.

Большерецкий район в 1942 г. располагал 60 конвекционными участками, 32 из них эксплуатировали японцы. Почти все эти участки были смежными, что существенно упрощало управление промыслами. Общая численность японцев в районе в 1942 г. составила 4 668 чел. По сравнению с прошлым годом, она выросла на 635 чел. Это увеличение произошло за счет рабочих, переброшенных сюда с восточного побережья, на котором по условиям военного времени в этом сезоне бездействовало 136 участков.

До 70% работников были пригодны для воинской службы. «В связи с этим я должен отметить тот факт, что в пунктах расположения японских заводов наши силы весьма малочисленны и рассредоточены», — указывал сотрудник дипагентства НКИД. «Эта часть района не обжита. Населенные пункты встречаются редко, да и те имеют всего по двадцать — тридцать дворов. Остальное пространство буквально пустует. Побережье этого района можно и необходимо осваивать».

Советские пограничники в 1942 г. не отмечали ничего особенного в поведении арендаторов. Внешне они были вежливы и предупредительны, часто справлялись о последних политических и военных новостях, интересовались работой советских рыбокомбинатов.

Почти на всех заводах более или менее регулярно шли военные занятия. К ним привлекались только годные к строевой службе. На заводе № 34 шли занятия по штыковому бою с употреблением вместо винтовок бамбуковых палок, взамен гранат бросали связки камней. Кроме этого, на заводах устраивались учебные воздушные тревоги.

С рабочими регулярно проводились политбеседы. По сведениям инспекторов Дальрыбы, на заводе № 29 их вел доверенный Като. Переводчик Ямахата и конторщик Ито знакомили японцев с уставом молодежной патриотической организации. На заводе № 27 изучалась брошюра «О необходимости расширения священной войны на Востоке» и журнал «Информационный еженедельник». Занятия проводились в помещениях. При появлении советских представителей они немедленно прекращались. Военная подготовка шла и в 1943 г.

«Необходимо учесть, что за последние два года на девятнадцатом заводе отмечалось проведение военных занятий с рабочими и служащими. В прошлом году (1942 — С. Г.) на завод было завезено 66 пар обмундирования военного образца, но без знаков различия. Весь состав рабочих и служащих был разбит на группы по 30—35 чел. Военные занятия проводились по всем видам боевой подготовки. В числе руководителей данных занятий отмечены старший переводчик Усия и доверенный завода. Следовательно, девятнадцатый завод является одной из главных баз японской военщины на камчатском побережье».

В течение сезона 1942 г. на западном побережье советские пограничники отметили один случай нарушения территориальных вод СССР японским эсминцем в трехмильной зоне (возле мыса Лопатка) и 44 аналогичных случая, имевших место в двенадцатимильной зоне.

В 1943 г. Кихчикский район объединял шесть советских рыбокомбинатов (имени С. М. Кирова и А. И. Микояна, Пымтинский, Кихчикский, Митогинский, Большерецкий), располагавшими шестью консервными заводами с 18 линиями и 19 базами. Их обслуживали 42 морских участка.

Японская сторона располагала здесь семью заводами (№ 18—22, 24, 75) с 21 линией и пятью базами. Их обслуживали 33 морских участка. Численность японцев, прибывших в район в 1941 и 1943 гг., была примерно равна. Ее увеличение в 1942 г. советская сторона объясняла тем, что сюда были переброшены рабочие руки, высвободившиеся после того, как перестали работать восточно-камчатские участки. Последующее снижение в 1943 г. произошло от того, что в этом году война забрала и этих опытных рыбаков. «Как известно, японцы законсервировали рыболовные участки полностью на восточном побережье, в Приморье и на Сахалине, а также частично — на западном побережье. Объяснение японцев о том, что опасно ловить рыбу на восточном побережье можно считать фиктивными, так как основной контингент рабочих является пригодным для армии, которая их и забрала. Сейчас уже имеются из числа рабочих, и даже администрации, люди со следами увечий, полученных вследствие ранений. То, что в этом году японцы резко сократили число действующих рыболовных участков и количество рабочих, показывает, что потребность в боеспособных людях возросла».

Сведения о возрастном составе японцев, находившихся в Кихчикском районе 20 августа 1943 г., показывают преобладание в их числе допризывной молодежи и старших возрастов. Всего здесь имелось 3 797 чел., в том числе в возрасте до 19 лет — 720, от 19 до 24 — 475, от 24 до 35 — 845, от 35 до 42 — 669 и свыше 42 — 1 088.

22 июля 1943 г. пограничный корабль «Дзержинский» на траверзе мыса Три Сестры задержал три японских шхуны. У капитана одной из них — «Дайити-Тенриу-Мару № 31» — была обнаружена съемка советского берега. Вечером была арестована еще одна тресколовная шхуна. В ходе ее осмотра выяснилось, что большинство членов команды носят полувоенную форму, на судне замечен порядок и «большая оснащенность различными навигационными приборами. Очевидно, шхуна вместе с людьми принадлежит воинской части, дислоцирующейся в районе Курильских островов». Это позволило советской стороне сделать вывод, что японцы ведут активную разведку камчатского побережья. Аналогичные случаи наблюдались и в прошлые годы. Всего к 1 августа 1943 г. в Петропавловск были отконвоированы шесть шхун.

28 июня было зарегистрировано еще одно нарушение государственной границы СССР. В десятом часу вечера к берегу в районе устья реки Озерной подошла шлюпка с парохода «Нисен-Мару». 22 июня он вышел из Отару на остров Парамушир, и в пути, по словам японцев, «потерял ориентировку», из-за чего сел на мель на расстоянии мили от берега. Экипаж этого небольшого лесовоза насчитывал 20 чел., его возглавлял капитан Носимору. Кроме моряков, на борту судна находилась воинская команда из 9 чел. На «Нисен-Мару» стояла 75-миллиметровая пушка, два зенитных пулемета, хранились около 40 ящиков снарядов и 12 винтовок. Судно везло уголь. Видимость в момент подхода шлюпки к берегу составляла 100—150 м. На следующий день пароход по приливу самостоятельно снялся с мели. По приказанию начальника погранвойск СССР, ему разрешили покинуть советские воды, но людей, высадившихся на берег со шлюпки, задержали.

«Судя по данным нарушениям, японцы, видимо, хотят имеющимися остатками людей и плавсредств убить двух зайцев. С одной стороны — как-то возместить потери в недолове рыбы вследствие консервации значительного количества рыболовных участков. Поэтому они пошли на активизацию хищнического лова рыбы около наших берегов, причем самого беспардонного. С другой стороны — основное назначение данных шхун состоит в наблюдении за морем в связи с активизацией военных действий американцев вблизи Курильских островов, одновременно ведут контроль за движением наших судов и разведку побережья Камчатки, следовательно, используют рыболовные шхуны в качестве наблюдательных постов японского военного флота».

Нарушения арендных договоров в 1943 г. сводились, в основном, к засолу обезглавленной рыбы и к использованию двух ловушек на неводах. Если в сезоне 1942 г. японцы для отсекания голов изготовили кустарные станки прямо на промыслах, то в 1943 г. они модернизировали их конструкцию и произвели эти устройства в массовом количестве на заводах в Японии. В 1942 г. обезглавленную продукцию «изготовляли на основании указания руководства Ничиро, то в этом году японцы идут дальше и объясняют, что они действуют по разрешению своего правительства».

К установке запрещенных двух ловушек на неводы японцев подтолкнули действия советской стороны. В 1942 и 1943 гг. вторые ловушки применяли Ичинский, Пымтинский, Кировский и другие комбинаты. Они ставились здесь вопреки протестам Дальрыбы по указаниям руководства АКО и распоряжениям заместителя наркома рыбной промышленности СССР И. Шередека.

«20 июля (1943 г. — С. Г.) участковый доверенный на девятнадцатом японском заводе Сато, следуя катером…, увидел, что на участке № 763 комбинат работает на двух ловушках, поэтому Сато задал вопрос: «Почему АКО ловит двумя ловушками на одном участке?». Участковый инспектор Дальрыбы отметил, что данный факт оформлен протоколом. Только после категорического требования со стороны Дальрыбы, основываясь на статье 14-ой конвенции, вторая ловушка была снята…».

В 1943 г. на Камчатке находилось 9 429 японцев. В этом сезоне здесь эксплуатировалось 145 участков из арендуемых 308, то есть 47 %.

30 марта 1944 г. в Москве было заключено соглашение о продлении действия рыболовной конвенции на предстоящий сезон. Интересна реакция представителей администрации некоторых японских предприятий на это событие. Участковый доверенный заводов № 18 и 19 Араки Масакичи полагал, что «продление договора о рыбной ловле мы, японцы, рассматриваем как фактор, свидетельствующий о дружбе между СССР и Японией. Японцы прекрасно понимают значение этого соглашения. Все газеты писали об этом. Но между нами говоря, мы, конечно, не являемся друзьями, мы только дипломатические друзья, особенно в 1944 г. Мы открыто называем себя друзьями и это не случайно. В Японии ходят слухи, что Мацуока (министр иностранных дел — С. Г.) с марта 1944 г. находится в Москве. Об этом нигде не пишут, но, вероятно, это так».