10000 лет во льдах

Что касается молодых людей, которые преждевременно повзрослели из-за общения с пациентом, никто ничего не думал об этом и никто не жалел их, поскольку им щедро заплатили за потерю жизненных сил. Однако Вичерли, вернувшись в город, послал каждому из них чек на сумму, которая вполне соответствовала заработку за восемь лет жизни, которые они потеряли, – ибо я предполагал и предполагаю до сих пор, что с ними произошло именно это. Затем мы всей компанией вернулись в город – мы, то есть я и молодой английский джентльмен в плохо сидящей одежде, в котором даже его самый близкий друг больше не узнал бы несколько степенного сельского сквайра средних лет, который сопровождал меня в бухту Томалес в экспедиции по охоте на уток около двух месяцев назад и которого внезапно вызвали домой по важному делу. Затем был приглашен лучший портной, который вскоре одел молодого мистера Вичерли по самой последней моде за двадцать четыре часа, после чего он снял комнату в одном из наших лучших отелей. Было условлено, что мы встретимся на следующее утро и вместе отправимся на пароход из Японии, что мы и сделали, подойдя к пристани как раз в тот момент, когда он пришвартовался.

– Как ты думаешь, он узнает тебя? – спросил я в шутку, когда мой друг нетерпеливо поднялся на борт.

– Не бойся, – ответил он. – Если есть какие-либо сомнения по этому поводу, я могу легко освежить его память, – и мы вместе пошли к каюте.

– Мистер Вичерли на борту? Мистер Стивен Вичерли? – спросил мой друг одного из стюардов, которого мы встретили у входа. – Если да, пожалуйста, проводите меня в его каюту или скажите, где я могу его найти.

– Мистер Вичерли? – ответил мужчина, вздрогнув. – Как так… о, да, я понял. Пожалуйста, подождите, сэр, пока я не позову кого-нибудь из офицеров, – и он умчался.

Вскоре мы заметили, как один из офицеров вышел вперед, разговаривая со стюардом, который только что покинул нас. Подойдя к нам, он серьезно поклонился и сказал:

– С прискорбием сообщаю вам, джентльмены, что мистер Вичерли умер по пути сюда и был похоронен в море. Если вы пройдете со мной в каюту хирурга, он сообщит вам все подробности, – и он направился на корму.

С грустью я последовал за убитым горем родителем, чья склоненная голова и нетвердая походка свидетельствовали о жестокости удара.

– Я разговариваю с братом мистера Вичерли, я полагаю, – сказал врач, после того как офицер объяснил причину нашего прихода, поворачиваясь к моему спутнику. – Сходство настолько поразительно, что я не думаю, что могу ошибаться, хотя я должен сказать, что вы немного старше его.

– Его отец, – просто ответил мой друг.

– Его отец! – повторил хирург удивленным тоном, а затем, быстро исправляя свою невежливость, продолжил. – Извините меня, если вы зайдете внутрь, я покажу вам свои книги.

Оказалось, что бедный Стивен, сын моего друга – его тоже так звали – заболел дизентерией на шестой день пути из Иокогамы и так и не оправился от приступа. Его вещи были переданы отцу, и в совершенно ином и более печальном настроении, чем полчаса назад, мы покинули корабль.

– Вы заметили, – сказал я своему другу на следующий день, когда он сидел в моем кабинете, как раз там, где вы сейчас сидите, он немного оправился и был более склонен принять неизбежное, – выражение недоверия на лице хирурга, когда вы сказали, что вы отец мистера Вичерли, который умер в плавании? Может оказаться, что у вас возникнут проблемы с установлением вашей личности. Я могу, конечно, поручиться за это, но мне только что пришло в голову, что мое свидетельство будет стоять особняком – оно не будет поддержано какой-либо третьей стороной, поскольку ни одна третья сторона не была свидетелем того, что произошло с момента вашего отъезда из этого города, мужчина средних лет, до вашего возвращения обратно молодым. И тогда возможно ли, что моей история будут безоговорочно верить, учитывая, что она пока не имеет аналогов в анналах науки? У меня серьезные опасения по поводу того, что это когда-нибудь будет проверено в суде.

– Будь проще в этом вопросе, – ответил Уичерли с некоторой горячностью в голосе. – Что касается людей здесь, для меня не имеет значения, что они думают, а что касается моих друзей дома, разумно ли предположить, что они не узнают того, кто досконально знаком с каждой деталью наших семейных дел? Вам не нужно беспокоиться на этот счет.

– Надеюсь, все получится так, как ты говоришь, – заметил я с сомнением и не без угрызений совести по поводу той роли, которую я сыграл в этом финале, который выглядел столь же неблагоприятным с одной точки зрения, сколь и благоприятным с другой.

Как раз в этот момент вошел мой слуга с карточкой. Я начал читать её и передал Вичерли.

– Мисс Гертруда Тремейн! – воскликнул он с удивлением. – Но как… как…

– Леди пришла узнать о мистере Вичерли… мистере Стивене Вичерли, – сказал слуга, – и хочет знать, как его можно увидеть. Она снаружи, в приемной.

– Впустите ее, – сказал я, и сразу же в дверях появилась высокая, красивая брюнетка с тонкими чертами лица и изящной фигурой.

Она посмотрела сначала на одного, потом на другого, словно не решая, как поступить, затем подошла туда, где сидел Вичерли, слишком сбитый с толку, чтобы говорить, и взяла его за руку.

– Стивен, – сказала она, – ты что, не узнаешь меня? Но я не ожидала найти тебя здесь. Я думала, что найду здесь папу. Они сказали мне, что я должна получать новости о нем здесь.

– Герти, – ответил Уичерли, глядя на нее со смущением, – ты что, не узнаешь меня? Разве ты не узнаешь отца Стивена?

– Что это значит, сэр? – спросила она, выпрямляясь с оскорбленным достоинством и высвобождая свои руки из его. – Ты думаешь, прилично шутить в присутствии незнакомых людей и с той, кто проехала шесть тысяч миль, чтобы встретиться с тобой? Но не льстите себе, я пришла, чтобы увидеть вас, сэр. Я пришла по желанию твоей бабушки и тети, чтобы убедиться, что о твоем отце должным образом заботятся после недавнего ужасного несчастного случая. О, Стивен, – продолжала она несколько смягченным тоном, – пожалуйста, скажи мне, где он, чтобы я могла немедленно пойти к нему. Они так беспокоятся о нем дома.

– Но, Герти, я старый Стивен Вичерли, вглядись. – сказал мой друг, смущенно глядя ей в лицо.

– Ты! – воскликнула она с серебристым смехом, как будто теперь понимая и наслаждаясь шуткой, – Ты! Я полагаю, вы думаете, что кругосветное путешествие дает вам право увеличить возраст. И теперь я думаю, что так оно и есть, потому что ты определенно выглядишь на пять лет старше, чем когда покинул нас год назад, и это говорит в твою пользу.

Все это время я соображал, как вытащить моего друга из его дилеммы. И я пришел ему на помощь. Я едва ли понимаю, как я мог опуститься или поддаться такому двуличию, но на самом деле, поскольку дело зашло так далеко, и изначальный облик моего друга был настолько изменен, что интеллигентная леди приняла его за его собственного сына, с которым она была помолвлена, и отвергла его объяснения, как нелепые, я чувствовал, что единственный путь, которого можно придерживаться, – это принять, подобно дипломатическим правительствам сегодняшнего дня, существующее положение дел на территориях их соседей. Поэтому, встав и посмотрев на часы, я сказал по-отечески:

– Я думаю, вы, молодые люди, прекрасно справитесь и без меня. У меня назначена встреча, которая займет у меня по меньшей мере полчаса, так что я уверен, вы извините меня.

И, взяв шляпу, я вышел.

Когда я вернулся, полчаса спустя, они ушли, и на столе осталась только записка от Вичерли, в которой говорилось, что он скоро свяжется со мной. С того дня и по сей день я ничего о нем не слышал, пока не получил это письмо, которое я сейчас вам зачитаю. Оно звучит так:

"УИЧВУД-ХОЛЛ, Норфолк, Рождество 1886 года.

Мой дорогой доктор:

Простите мой внезапный отъезд из Сан-Франциско по случаю, который вы хорошо помните, а также мое продолжительное молчание. Вы, без сомнения, задаетесь вопросом, как все обернулось со мной. Теперь я предлагаю полный отчет обо всех событиях с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Прежде всего, Герти – леди, которая тем утром прислала свою визитную карточку в ваш офис как "мисс Гертруда Тремейн", а теперь моя жена, – произвела ужасный шум, после того, как вы так заботливо и, я добавлю, малодушно ушли (сейчас она смотрит мне через плечо и заставляет меня вставить это последнее прилагательное), потому что я упорно говорил ей, что я старый, а не молодой мистер Вичерли. Даже когда я отвез ее на пароход из Японии и получил подтверждение от хирурга вместе со свидетельством о смерти бедного Стивена, она заявила, что все это был низкий заговор с моей стороны, и что хирург был в сговоре со мной, и что все, чего я хотел, это избавиться от неё, и что стыдно так поступать с бедной девушкой в чужой стране. Наконец-то я ее немного успокоил и предложил поговорить разумно. Мало-помалу и с помощью демонстрации нескольких безделушек и личных вещей, которые, как она знала, я постоянно носил, а также объяснения, насколько я смог, что лечение, которое я получил после несчастного случая, о котором она прочитала в вашем письме, привело к необычайным изменениям в моей внешности, она явно согласилась с тем, что я ей рассказал. Затем я заполучил капитанские, хирургические и корабельные свидетельства о смерти моего сына, данные под присягой перед нотариусом и все такое – поскольку теперь у меня начали открываться глаза на необходимость иметь документы, чтобы установить мою личность и доказать, что я не мой собственный сын, – мы отправились в Европу. Теперь, вы можете называть это как вам угодно, вы можете приписать это переливанию крови или искусству и хитрости Герти, но несомненно то, что, прежде чем мы преодолели половину Атлантики, я был по уши влюблен. И это не было односторонним романом, и к тому времени, когда мы добрались до дома, мы были помолвлены.

Вы можете подумать, что это несколько нетактично, но вы должны помнить, что такой старый чудак, как вы, сорока пяти лет, не ведет себя так живо, как мы, молодые парни двадцати восьми лет. Как я боялся возвращаться домой! Когда мы сели в экипаж, который ждал нас на вокзале, лакей, прикоснувшись к шляпе, выразил надежду, что я оставил своего отца в добром здравии и что он вполне оправился после несчастного случая. То же самое повторилось в доме. Моя мать плакала о возвращении своего внука, а моя сестра бросилась на шею своему племяннику. Даже со всеми документами, которые я привез с собой, со всеми протестами, которые я мог сделать, со всеми неоспоримыми доказательствами, предоставленными знанием обстоятельств, которые по природе вещей мой сын не мог знать; даже после всего этого я сомневаюсь, что они поверили до конца в мою историю. Что касается слуг и людей в поместье, с их стороны никогда не было ни малейших сомнений. Молодой мастер вернулся домой, а старый мастер попал в аварию во время охоты в Америке, в результате которой он умер. Это было ясно, как кристалл, для их простых умов, и любого, кто намекнул бы на иное, назвали бы дураком или сумасшедшим. Когда два месяца спустя мы с Герти обвенчались в деревенской церкви, я был доволен тем, что девять десятых присутствующих людей поверили, что Стивен Вичерли, который подписал реестр, был сыном человека, который стоял перед ними. И что толку переубеждать людей, которые не заинтересованы в этом вопросе? Это только затуманило бы их ум и омрачило бы их мысли предметом, который они не могли ни понять, ни принять. Поэтому я решил остаться Стивеном Вичерли-младшим, раз уж они так захотели. Герти присоединяется ко мне с добрыми пожеланиями и просит меня еще раз вспомнить о том, как трусливо вы бросили меня в беде тем утром в вашем офисе. Я скоро увижу тебя в Калифорнии, но больше никаких несчастных случаев с огнестрельным ранением в течение по крайней мере двадцати лет.