10000 лет во льдах

"Капитан, – сказал я в тот вечер, когда мы сидели в каюте, – сколько, по вашим оценкам, стоит ваше нынешнее путешествие?"

"Пока ничего не стоит, – ответил он с рычанием, – К несчастью."

"Я имею в виду, что бы вы взяли за чистую прибыль от путешествия, при условии, что кто-то заплатил бы вам столько, сколько вы могли бы получить по возвращении?"

Капитан стал считать. Было ясно, что я придал его мыслям новый оборот. Возможно, он угадал мои намеки.

"Что ж, – сказал он наконец, – в случае такого рода следует учитывать не только меня, но и команду. Мы все в доле. Капитан получает половину, а другая половина чистой прибыли делится пропорционально между старшинами и командой. То, что подходит мне, может не подойти им."

"Ну, на что вы могли бы разумно рассчитывать, прибыв из путешествия при средней удаче?" – сказал я.

"Полдюжины кашалотов минимум, – весело ответил капитан, – можно добыть и больше. Улов может варьироваться от двадцати до сорока тысяч долларов."

"Предположим, это будет тридцать тысяч, – сказал я, – это будет справедливое среднее значение?"

"Ну, в команде двадцать два человека. Это составило бы около семисот долларов на каждого. Я не думаю, что они будут недовольны этим. Пятнадцать тысяч меня бы устроили. Почему ты задаешь такие вопросы?"

"Прочти это", – сказал я вместо ответа и подтолкнул через стол листок бумаги.

"Что это?" – спросил капитан, беря листок бумаги и читая:

"У островов Парри, 162° западной широты, 76° северной широты,

14 мая 1888 года.

Банк Калифорнии, Сан-Франциско.

Выплатить по приказу Дж. Ф. Мэнсона, капитану китобойного барка "Марион", сумму в тридцать тысяч долларов (30 000 долларов США) и дебетовать

Ричард Бернем."

"Просто чек на ваш возможный приз в обратном путешествии, капитан. Я хочу воспользоваться вашим кораблем до Сан-Франциско. Полагаю, все будут довольны. Спокойной ночи."

С этими словами я направился в свою каюту, оставив достойного капитана обдумывать мое предложение.

На следующее утро я нарочно встал поздно, но по серьезному и многоголосому разговору, который я едва мог слышать на палубе надо мной, я понял, что посеянное мною семя если и не дало плодов, то проросло.

Короче говоря, мое предложение было принято, глыбу льда откопали и с большим трудом доставили на судно, мой чек заверили и обналичили в Виктории, где расплатились с большей частью экипажа, и – вот мы здесь. Теперь давайте мы перейдем в лабораторию и посмотрим, полностью ли оттаял наш гость.

Сильный жар от печи, по правде говоря, почти закончил то, что начал пар. Хотя тело все еще было покрыто ледяной оболочкой, это была не более чем тонкая корочка, и доктор Данн рекомендовал, чтобы к следующему этапу лечения подходили со всей тщательностью. Бернхэм, соответственно, отправился готовить ванну в ванной комнате, примыкающей к студии, и когда он окликнул нас, мы с доктором внесли цинковый поднос с телом и поместили его в ванну.

– Мы должны действовать очень медленно, – сказал доктор, стоя рядом с термометром в руке. – Я начну с температуры в пятьдесят градусов (по Фаренгейту) и буду повышать ее очень постепенно – скажем, через полчаса или около того – до температуры крови. Все внутренние органы, конечно, заморожены, легкие тоже, несомненно, полны льда, и первое, что нужно сделать, это освободить их от воды. Не менее примечательной особенностью, джентльмены, – продолжил он, поворачиваясь к нам, – является то, что это тело должно было быть заморожено до того, как – по моей теории, конечно, – оно утонуло. Как это объяснить? В этом суть. Это, безусловно, выходит за рамки наших научных знаний, и мы не можем представить себе какую-либо природную или химическую силу, достаточно мощную, чтобы добиться такого результата. Этот человек одет в одежду тропического или субтропического региона. Очевидно, это его повседневная одежда, которую он носил. Должно быть, он утонул и замерз практически одновременно. Затопление и замерзание, должно быть, были почти совпадающими событиями – во всяком случае, с интервалом в час или два друг от друга. Я пока не могу понять этого. Я отказываюсь от этого. – заключил доктор, покачав головой.

– И все же, – сказал Бернхэм, – разве у нас нет какой-то параллели со слонами, которые несколько лет назад были найдены погруженными в лед к северу от Сибири, точно так же, как этот человек? Слон – тропическое животное, и вряд ли можно приписать ему увеселительную поездку на Северный полюс. Как вы это объясняете?

– Возможно, – предположил я, – это было аналогично, когда гора приходила к Магомету в обоих случаях. Возможно, к ним пришел полюс. Предположим, что по какой-то неизвестной естественной причине или какому-то внешнему космическому воздействию ось Земли должна была резко переместиться, как, вероятно, это происходит и сейчас, но постепенно, и что то, что раньше было экваториальными областями, стало полярными, и наоборот. Что естественно последует после этого? Во-первых, океаны и моря были бы выброшены на континенты приливными волнами высотой в несколько миль. Только альпинисты, живущие на самых высоких горах, могли бы спастись. Это был бы первый результат. Во-вторых, воды на территории, которая раньше была тропическим регионом, будут заморожены. Третьим было бы то, что мы видим сейчас перед собой в этой ванне.

– Весьма и очень остроумно, – сухо заметил доктор, – но сейчас у нас нет времени на размышления. Давайте займемся делом. К этому времени наш друг должно быть уже основательно прогрелся. Пожалуйста, протяните руку помощи, чтобы положить его на операционный стол.

Мы перенесли тело из ванны на матрас в студии, комнату тем временем закрыли и подняли температуру до температуры крови.

– Сначала мы должны удалить воду из легких, – сказал доктор, протягивая руку к предмету, похожему на желудочный насос, но который вместо всасывающей трубки заканчивался диафрагмой, сделанной из какого-то эластичного вещества, которую он приложил к открытому рту человека, плотно прижимая его левой рукой, в то же время прося меня плотно сжать ноздри лежащему. Плоть теперь была теплой, мягкой и податливой. Затем доктор отодвинул поршень своего насоса, и струя воды последовала через выпускную трубку. Это повторялось несколько раз, пока не было объявлено, что в легких нет воды.

Последовала консультация между доктором и Бернхемом.

– Кровь в венах и артериях, – сказал доктор, – хотя и подверглась разжижению, вероятно, в определенной степени свернулась. Хотя почему, – задумчиво продолжил он, – это должно быть именно так? В любом случае, давайте посмотрим.

Затем он достал ланцет из своего футляра с инструментами и начал делать надрез в средней вене левой руки, когда, к его явной радости, как я смог увидеть, из нее вытекло несколько капель крови.

– Да! Все так, как я и думал, – радостно воскликнул он. – кровь не свернулась. Это простой случай утопления, и, по сути, нашему другу сейчас не лучше и не хуже, чем если бы он задохнулся от воды всего несколько часов назад. Мистер Бернхэм, я поздравляю вас, – взяв меня его руку и пожав ее изо всех сил с энтузиазмом, – так как вы сыграли важную роль в обеспечении субъекта для реанимации, нет сомнений, что я его реанимирую, теперь, когда у меня есть прямые доказательства того, что кровь не претерпела химических изменений – субъекта, по сравнению с которым простой, обычный случай утопления становиться малозначимым, ибо – кто может сказать? – возможно, этот человек пролежал в таком состоянии сотни, даже, тысячи лет, возможно, он принадлежит к отдаленной доисторической эпохе, ибо лед, великий бальзамировщик, не знает ни времени, ни времен года, и тысяча лет для него – всего лишь как один час. Кем бы ни был или был наш друг тогда, он скоро станет одним из нас, он откроет рот и раскроет тайны прошлого. Он расскажет нам, как он оказался в своем нынешнем положении. Он добавит еще одну страницу в мировую историю.

Я почувствовал, что улавливаю энтузиазм доктора, и теперь с затаенным интересом следил за всем, что он делал.

– Следующий шаг, – сказал доктор, – это стимулировать работу сердца и восстановить кровообращение. Для этого потребуются наши объединенные усилия. Вы, мистер Бернем, возьмете на себя управление батареей и приложите электроды, наш друг, – он указал на меня, – поможет наполнить легкие воздухом, я займусь кровообращением. Ваша батарея готова, не так ли, мистер Бернем?

Батарейку со вспомогательным устройством для усиления тока принесли и поставили на ближайший стол. Затем доктор Данн сделал разрез на груди, чтобы обнажить грудную кость, или грудину, и еще один разрез на спине, в области третьего позвонка. К первому из них был приложен отрицательный полюс батареи, а ко второму – положительный электрод.

– Интересно, где этот пузырек? – спросил доктор, заглядывая в свою аптечку и доставая флакон за флаконом. – Ах, вот он, – сказал он наконец, – вот вещество, на которое я рассчитываю, чтобы восстановить работу сердца и дать новую жизнь для нашего друга. Оно только недавно был введен в фармакопею, но с момента его введения он творит чудеса при сердечных заболеваниях. Его перегоняют из растения, которое растет только в Восточной Африке. Его название – стрефантус, и его действие заключается в ускорении работы сердца. Теперь моя цель – ввести порцию этого мощного стимулятора в срединную вену, которую я только что вскрыл, на руке нашего друга, откуда он будет доставлен к сердцу. Тем временем вы, мистер Бернем, и наш друг вызовете искусственное дыхание в легких, чтобы кровь могла насыщаться кислородом после того, как она будет изгнана из сердца спазматическим действием клапанов, которое стрефантус вызовет в этом органе. А теперь давайте каждый из нас очень внимательно отнесется к своим обязанностям.

Моя роль состояла в том, чтобы надувать легкие с помощью крошечных мехов, сопло которых было введено в гортань, до тех пор, пока дыхание не станет автоматическим, а подъем и опускание легких – регулярными. По сигналу врача Бернхэм включил ток, предварительно установив электроды, и в то же мгновение грудная клетка расширилась. Я надул свои мехи, когда грудь поднялась, и через секунду она рухнула, выпущенный воздух со свистом устремился обратно через гортань. Через три секунды грудная клетка снова автоматически поднялась, и я снова помог ей подняться, раздувая легкие, как и раньше. Это продолжалось в течение нескольких десятков или более вдохов, занимая всего около двух минут.

Тем временем доктор был сосредоточенно занят шприцем и градуировочным стаканом на левой руке тела. Он был так поглощен своим занятием, что, казалось, не замечал ничего остального. Внезапно он вскочил на ноги с восклицанием, которое испугало нас.

– Мы победили! – закричал он. – Смотрите! Кровь циркулирует.

Я посмотрел на руку, и увидел, как кровь тонкой струйкой била из нижней части вены, которую перерезал доктор. В волнении я вынул мехи изо рта – больше не было необходимости в искусственном дыхании, так как грудная клетка теперь поднималась и опускалась сама и в правильном ритме. Доктор перевязал надрезанную вену, зашил разрез на руке, и, переодев пациента – так его теперь следовало называть – в костюм из нижнего белья Бернхэма, мы перенесли его на комод-кровать, которая была приготовлена в боковой части студии рядом с огнем.