Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

Значительная часть катехизиса Кальвина посвящена упрочению этой системы верований. Очевидно, что любой, кто воспримет катехизис всерьез, станет очень замотивированным – и очень покладистым. Кальвинизм использует элементы человеческой психологии, существующие отдельно от религии, как «кирпичики» для новой постройки. Например, раскаяние и прощение имеют настолько фундаментальное значение для социальной жизни, что выявляются даже в простейших моделях теории игр, о чем я еще скажу в главе 6. Большинство людей, нарушив социальные нормы, чувствуют свою вину и намерены загладить ее, а большинство тех, кто пострадал от нарушения этих норм, склонны прощать по прошествии времени, необходимого для того, чтобы нарушитель осознал свой проступок и раскаялся. Однако сожаление о содеянном – лишь один из возможных откликов разума на те или иные ситуации. Большую часть времени мы ни перед кем ни в чем не винимся и упорно держимся за свои намерения и планы. Катехизис Кальвина разработан с таким прицелом, чтобы сожаление о содеянном стало нормальным состоянием человека. Прощение грехов – значительно более изощренный образец «мотивационной психологии», чем термины родства или простой страх перед адом.

Вера – еще одна грань нормальной психологии человека, чрезвычайно расширенная и преображенная в катехизисе Кальвина. Словарь определяет веру, помимо прочего, как «убежденность, уверенность, верование, особенно такие, которые приняты без доказательств и свидетельств истинности». Вера необходима для действий в изменчивом мире, но она, как правило, допускает изменение под влиянием впечатлений и опыта. Стоит увидеть измену своими глазами – и вера в супружескую верность рушится и исчезает. Вера в то, что в лесу много дичи, постепенно уходит с каждой неудачной охотой. Катехизис Кальвина превращает веру из системы убеждений, которые могут измениться под воздействием обстоятельств, в крепость, построенную для того, чтобы защищать эту систему от опыта. И Кальвин добивается этого интереснейшим образом. Помните, что интеллект человека ничтожен по сравнению с божественным. Нам сложно понять, чего хочет наш ближний – так где нам понять волю Бога? Сама идея о том, что такое возможно – проявление человеческой спеси! Оставим ее, если мы и правда хотим приблизиться к Богу! Волю Бога понять невозможно – а значит, все страдания и горести, выпавшие на долю человека, сами являются частью Божьего плана, пусть и непостижимого для нас. Наша роль только в одном: оставаться совершенно уверенными в Божьей мудрости и принимать все, что Он возлагает на нас:

Скептики часто считают, что непоколебимая религиозная вера, выраженная в приведенных отрывках, должна считаться иррациональной, особенно в сравнении с научным методом, который пытается возвести все вероисповедные догматы на костер доказывания их истинности. Однако если мы рассматриваем систему религиозных верований с точки зрения эволюции, то и сами верования должны оцениваться по соответствующим критериям. Если религиозная вера играет роль в мотивировании моделей поведения, представленных в таблице 3.1, и если группа, следуя этим моделям, начинает действовать как адаптивная единица, тогда вера признается адаптацией. Вера, игнорирующая опыт, может даже считаться рациональной – в том смысле, какой придают этому слову экономисты. Представьте, что поведение 1 адаптивно в ситуации А, но никак не влияет на приспособленность в ситуациях от Б до Я. Допустим, в ситуациях Б – Я случились бедствия – но разве они должны стать причиной, чтобы отказаться от поведения 1? В силу каких причин? Если поступки из таблицы 3.1 во многом полезны для группы, разве от них следует отказаться из-за эпидемий, засух, вторжений вражеских армий и других несчастий, над которыми группа не властна? С точки зрения эволюции способность системы верований пережить эти удары заслуживает лишь восхищения, а не насмешек. Более того, религиозная вера необязательно подразумевает, что группы верующих не могут изменить свое поведение с учетом пережитого опыта. Если мы всерьез примем представление о группах как об организмах, значит, мы будем говорить и о «голове», и о «теле». Главой Церкви в Женеве был не Христос, а небольшая группа пасторов, которые довольно часто собирались вместе и обсуждали, что они могут изменить в образе своих действий и поведения, не выходя за рамки системы их верований. Эти действия складывались в политический курс, а церковное тело, как ожидалось, примет необходимость его проведения на веру[36]. Анатомия «головы» этой Церкви и качество принятых ею решений более подробно будут описаны ниже.

У отношений Бога с людьми в катехизисе Кальвина есть и вторая опора: интернализация системы верований. Идеалом катехизиса выступает положение, когда своеволие индивида полностью заменено божественной волей, которая становится второй натурой верующего. Мы проясним это на примере того, как Кальвин толковал десятую заповедь:

Несмотря на свою интеллектуальную одаренность, Кальвин высмеивал «пустое знание о Боге или понимание Писания, которое проходит только в ум и не волнует сердца» (18). В его представлении точно так же и образцовое поведение само по себе есть ничто без стоящей за ним «чистоты помыслов» (20). Разумеется, даже при чистоте помыслов нельзя забывать про то, что следует вести себя образцово, поэтому акцент на вере, а не на делах – это не лицензия на эгоизм.

Интернализации содействует молитва, которую катехизис подробно описывает как частные отношения между каждым человеком и Богом. Истинно верующий человек представляет себя настолько пустым, что должен обращаться к Богу за наставлениями, и Бог настолько сострадателен, что хочет слышать от каждого из нас обо всем. Пренебрежение молитвой можно было бы сравнить с ситуацией, когда человек пренебрегает «сокровищами, сокрытыми в земле, после того как ему было указано, где они» (28). Мы молимся не для того, чтобы похвалиться нашими свершениями или получить личную выгоду – но чтобы выразить наши самые глубокие чувства:

В качестве образца катехизис предлагает молитву Господню – способ помолиться Богу Его же словами; и да, в ней превосходно и предельно кратко выражена вся системы верований. Объясняя смысл слов «и не введи нас во искушение», Кальвин признает, что идеал интернализации недосягаем, равно как и идеалы поведения – и даже искушение он описывает как вид упражнения, сохраняющего нашу духовную силу:

И кроме того, словно этих отношений Бога с людьми не хватало, чтобы мотивировать поведение, Кальвин, как и многие в то время, верил в то, что близка последняя битва между Богом и антихристом (сам Кальвин твердо считал, что антихрист – это папа римский), а Христос желает, чтобы Его Церковь воссоздали заново и восстановили до Его Пришествия. Это внушало не только мысль о том, что надо спешить, но и чувство того, что ни прошлое, ни настоящее не предсказывают вероятных будущих событий. Уоллес сказал об этом так (Wallace 1988, 40):

Подводя итог, замечу, что отношения Бога с людьми – в том виде, в каком они представлены в катехизисе Кальвина – можно понять как систему верований, призванную мотивировать модели поведения, представленные в таблице 3.1. Тем, кто считает религиозную веру бессмысленным суеверием, возможно, стоит пересмотреть собственные убеждения. Те, кто считает сверхъестественные силы вымышленными поставщиками воображаемых услуг, возможно, недооценили то, сколь функциональны отношения Бога и личности в плане оказания реальных услуг, невозможных без общих усилий. Те, кто уже осмысляет религию в свете функционализма, вероятно, на правильном пути – но, может быть, они недооценивают изощренность «мотивационной психологии», в которой заключено намного больше, чем обращение к «терминам родства» или внушение страха перед адом. И более того, мне тяжело представить систему верований, более эффективную для мотивирования адаптивного поведения группы, принявшей эту систему в качестве истины. Когда дело доходит до превращения группы в общественный организм, катехизис Кальвина уместен едва ли не в каждом слове. Социальная организация

Сколь бы влиятельной ни была система верований – вероятно, самой по себе ее не хватит для того, чтобы превратить группу в общественный организм. Придать нормам силу закона, скоординировать деятельность тех, кто придерживается норм – для этого необходима и социальная организация. Вот одно из самых важных заключений, которое выводится из парадигмы главных эволюционных переходов форм жизни: все адаптивные единицы, в том числе и одиночные организмы, нуждаются в механизмах, способных предотвратить разрушение таких единиц изнутри. То же самое сказал о религиозных группах современник Кальвина Мартин Буцер (1524, цит. по: McNeill 1954, 80–81), заявивший: «Где нет дисциплины и отлучения от Церкви, там нет христианской общины».

Катехизис Кальвина сопровождался другим кратким документом, названным «Церковные постановления». В нем определялась социальная организация церкви Женевы (включено в Reid 1954; пагинация по этому изданию). Установилось четыре формы служения: пасторы, доктора, пресвитеры, диаконы. Обязанностью пасторов было «проповедовать слово Божье, наставлять, увещевать, убеждать и порицать, как частным образом, так и прилюдно, совершать таинства и делать выговоры в духе братской любви наряду с пресвитерами и другими пасторами» (58). Пасторы должны были прекрасно знать учение Церкви и иметь безупречную репутацию. Кандидатуру будущего пастора сперва выбирали другие пасторы, уже вершащие служение, затем ее представляли в городской совет на одобрение, а в конце концов претендент представал перед прихожанами и провозглашал проповедь, «дабы принят он был общим согласием собрания верных». Это еще один пример того, как в кальвинизме был устроен контроль над предводителями, столь же эффективный, как и над рядовыми членами Церкви.

Пасторы не просто осмотрительно выбирали. За их деятельностью вели тщательный надзор. Раз в неделю пасторы устраивали совместные встречи – убедиться в «чистоте доктрины», а раз в три месяца совершалась встреча, на которой пасторы могли критиковать друг друга – по сути, именно для этого ее и проводили. Помните, в главе 2 мы говорили о том, что и у нуэров проводятся церемонии, на которых высказываются взаимные упреки? А сам Кальвин весьма определенно высказался о надлежащем поведении пасторов:

Заметим, что даже к менее значительным нарушениям терпимость не проявлялась, а сами они были поводом для наказания той или иной степени суровости; об этом я еще скажу более подробно. Если методика, установленная Кальвином, хоть сколь-либо применялась, то для пастора нарушить должностные предписания было крайне затруднительно.

Роль пресвитеров заключалась в том, чтобы «вести присмотр за жизнью каждого; дружественно предостерегать тех, кто замечен в заблуждениях или ведет беспорядочную жизнь; и, если потребуется, налагать запреты или делать замечания в духе братской любви – как от себя, так и наряду с другими… Избирать их [пресвитеров] надлежит так, чтобы как минимум несколько находились в каждом городском квартале и надзирали над каждым» (63–64). Пресвитеров избирали по той же процедуре, что и пасторов: это обеспечивало их приемлемость для городских властей и для тех, за кем они были призваны надзирать. На деле все пресвитеры входили в правление города.