Во имя твое, Восния

Нахлебников нигде не любили. Я спохватился и внес свой вклад, взвесив несколько пластинок мяса. Осталось еще столько же. Спросил:

– Сойдет?

– М-м, солонина. Балдеж, – Руш облизала уголок губ. – Видать, и ты можешь на что-то сгодиться, дохляк.

Видимо, это моя судьба – оказываться по-соседству с хамоватыми девицами. А может, в Воснии и не было других.

Котел наполнялся. Трещал хворост, тепло наконец-то дорвалось до озябших ног. Я морщился от приятной боли – пальцы покалывало.

Может, это и есть отголоски домашнего уюта? Какой-то безумной, странной общности. Общая цель, разделенная пища, жар костра…

Бун нетерпеливо расхаживал вдоль ящиков, уклоняясь от общего дела.

– Следи са Пульрихом, энтот увалень опять фсю гущу вычерпает…

Один из троицы братьев подскочил, ткнул пальцем в копию себя:

– Сколько раз повторять, это был Коваль! Ко-валь.

– Да? – заспорил второй из братьев. – А как мне видится, ты побольше нас всех вымахал.

Я не заметил разницы: ни в лицах, ни в комплекции. Даже Руш принялась помогать делу: избавила морковь от кожуры с землей, а затем прервала спор братьев.

– А чего? Я не против, – она ткнула ножичком в сторону бородача. – Сохраняй свое брюхо, ширься, мы тебя по пути сожрем.

Кажется, кто-то сдавленно пискнул. Я мог поклясться, что это был Амил.

– Фот она, вольность, – прошамкал Бун, рассасывая что-то за щекой. – Понабрали баб под флах, теперича и…

Я не успел заметить, как Руш поднялась с бревна. Только моргнул, а она уже встала напротив Буна. Сказала погромче:

– Тебе глазик не мешает?

Бун открыл рот, сверкнув четырьмя зубами. И тут же его закрыл. Руш не сбавляла напор:

– А то гляди, помогу подправить…

Она стояла, на первый взгляд, совсем спокойно. Будто не будет драки. Только держала морковь в левой и счищала грязь, не глядя. Ножик в ее руке шевелился так резво, что сомнений не оставалось: подправит.

– Закипает, – весело заметил Рут.

Я по Кригу знал, что кроме хорошей ссоры людей может привлечь только еще одна вещь. Ароматная похлебка. Особенно, когда тащился весь день с поклажей и ничего не жрал.

Возле котла завелась суета.

– Положь кусок обратно, Керех!

– М-м.

– Не толкайтесь, болваны, опрокинете все…

Я вздохнул и поднялся с бревна. Если войско Долов с Восходами состояло из таких солдат, не удивительно, что война никогда не кончалась. «Двойка из села».

Когда пришла моя очередь, на дне не осталось ни одного куска мяса.

***

Через полторы недели, предместья Волока

Повозки еле тащились по размытой грязи. Бун наверняка плохо смазал колеса. Мы двигались с той же ленивой неохотцей: с тех пор, как ступили на землю Долов, разбойников, или бог знает кого еще, приходилось таскать на себе не только припасы. Но еще и доспехи с щитами. Словом, все были в полном восторге.

Мне повезло еще меньше – я доспеха практически не снимал: как бы не стащили в лагере. Неуклюжий щит с гербом второго Восхода на левой казался сущим пустяком в сравнении с промокшими сапогами, и неприятным соседством, от которого некуда деться.

Из всего отряда снабжения я бы предпочел компанию Рута или Кереха. Бун постоянно чесался и кидал неприязненный взгляд по поводу и без. Руш одним взглядом не обходилась, то и дело отпуская колкость – мой внешний вид беспокоил ее каждую четверть часа. Братья сами напоминали головорезов с дороги. А Амил причитал с самого утра. Не постеснялся и сейчас:

– Зачем ставить лагерь так далеко от воды?

То ли Васко, то ли Коваль гнусно захихикал.

– Это разве же далеко? Вот помню я весну, как мы без Гарготты ходили за Остожку. Присоседились к селу, хер его вспомни какому…

– Приречье, – подсказал Рут.

– Да ни хера, – продолжил собеседник, – два колодца на всю глушь, хоть мочу хлебай. Все вычерпали, коням не хватило. Какая там река, кость им в дышло? – он почесал бороду, обнаружил там листик, выругался и скинул его под ноги. – Так вот, о чем бишь я…

Я начал прозревать. Коваль ругался чаще своих братьев. Других прозрений дорога до воды мне не подарила.

Кто-то начал ставить частокол у переправы, да не закончил дело. Подгнившие колья покосились, и неровно торчали из земли.

– Ты колеса смазал, Бун? – прервала всех Руш.

Старик заковылял быстрее, чтобы поравняться с первой повозкой. Я уже не удивлялся тому, сколь обманчива внешность: брюзга и не думал помирать в пути. Резвее всех молодых.

– А чем, чем их помашать, окромя грязи?

Амил очень невовремя подал голос:

– Было у нас что-то в запасе. Вчера еще видал вот этими глазами…

– Не у нас, а у сержанта Тувира. – Сразу же набросился на него Коваль. – С такими глазами, как твои, жить страшно. Ты и жопу с ногой спутаешь, дай волю.

Мне послышался какой-то треск в лесу: ветви, трухлявое дерево? Амил надулся и принялся оправдываться:

– Еще утром спрашивал. Нашинское, побожиться готов. Капрал говорил, что у сержанта ничего и не брал.

Колеса отвратительно скрипели, заглушая единственный приятный звук – пение птиц в бору. Неподалеку журчала вода. Значит, мы совсем близко.

– Если Гвон заявил, что не брал, значит – не отдаст, – объяснила Руш.

Тут посмеялся даже Бун, хоть и пытался это дело скрыть. Хруст ветвей повторился.

– Вы слышите? – я нахмурился.

– Это ткань шуршит. – Сказала оторва. – Что, непривычно в шлеме-то работать, неженка? И как ты такой ока…

Что-то свистнуло и Коваль дернулся в сторону. Хрусть! Я оглянулся на телегу. Из борта торчало древко с оперением.

– К земле! – рявкнул Рут и тут же указал пальцем за ели, откуда прилетела стрела.

Она была не последней.

– И-и-и! – взвилась кобыла и лягнула повозку. Метнулась влево, пихнула Буна в грязь.

Я поднял щит и побежал к укрытию. Из-за толстой сосны по левую руку высунулся кончик стрелы. Взблеск, хруст дерева, острая боль в руке.

– Ш-ш! – я зашипел через стиснутые зубы, и бежал, не останавливаясь.

Стрела пробила полотно щита, порезала пальцы. Мне еще повезло – сзади снова вскинулась кобыла Рута.

«Повозки! Они целятся в коней?»

Хороший лучник давно бы всадил стрелу мне в горло.

– Лови ублюдков!.. – гаркнула Руш.

Союзники бросились врассыпную – я слышал их торопливые шаги. Кто на нас напал?

Я прикрыл Карего с левого бока – откуда прилетело три стрелы. Поторопил коня, повел дальше, к старому частоколу у разрушенной переправы.

Почему напали здесь?

Из леса доносились крики. Я не мог разобрать голоса – наши, чужие? Карий явно мнил себя бессмертным и не спешил в укрытие.

– Давай, милый, шевелись!

«Плохие стрелы, отвратная меткость врагов. Разбойники?»

До частокола оставалось несколько шагов, а казалось, что целое поле.

«Зачем? Зачем нападать на пустые повозки и убегать?!»

Карий встал перед частоколом, прикрытый от стрел хотя бы с одной стороны.

И тут до меня дошло. Я повернулся к дороге.

– Эй, вернитесь! Нас уводят от… – крикнул я и осекся, когда увидел первого врага, выскочившего с правой стороны леса, – от телег.

Позади мучилась несчастная кобыла. Мы с Карим остались одни. Я прикрывал нас совершенно бестолковым щитом. Кровь сочилась из распоротого пальца.

«Чтоб я еще раз не надел перчатки!»

Отвлекшись на боль от пореза, я еле успел нырнуть под следующей стрелой. Прополз под дном повозки, оказался по ту сторону, за бортиком. Справа – лес и повозка, слева – частокол, а за ним – дорога. Лучше укрытия не найти. Все, как говорил Саманья. Я высунулся, прикрываясь щитом.

– Один остался! – прокричали из-за стволов. Высоким дрожащим голосом.

Из плотного строя елей выскочил кто-то невысокий. В плохой заштопанной одежке, дырявых сапогах, зато – с укрепленной дубинкой. Паренек не старше четырнадцати. Мы увидели друг друга.

– А-а-а! – высоко закричал он и побежал на меня, зачем-то размахивая оружием.

Проклятье. Меня зажали между бортом и частоколом.

Мальчишка выругался на меня так, будто я был повинен во всех тяготах его жизни. Я закрылся щитом, перехватил удар дубинки. Мог бы ответить, пропороть мальчишку концом меча. Не стал, отступил на шаг. Принял еще один удар, отвел его в сторону, к левому боку.

Мелкий враг попытался прошмыгнуть слева, толкнул меня к телеге. Я прижал его к частоколу. Бах! Дубинка ударила меня по плечу. Слабо, совсем плохо.

– Пошел прочь! – зарычал я на него и замахнулся керчеттой.

И тут я заметил еще троих – они вовсю шарили в первой телеге. Кажется, среди них была девчонка?..

Дубинка задела мой шлем. Я вжал мелкого врага в частокол еще сильнее. Меня явно связали боем. Отвлекали. Мальчишка выл, пытался дотянуться второй рукой до моего кинжала за спиной и смотрел на меня глазами голодного волка. Я замахнулся мечом, будто собирался зарубить на месте.

Смерть идиотов никогда не пугала. Мальчишка зацепил рукоять, но не смог вытащить клинок из ножен. Еще раз задел меня дубинкой – слабее, чем раньше. И не думал униматься.

– Сам напросился…

Я разбил ему нос кулаком, прочно держа рукоять. Мальчишка зарычал, но вместо того, чтобы присмиреть и сдаться, стал молотить меня свободной рукой по шлему.

– Пошел прочь, баран! – рявкнул я на него и больно ударил ногой по колену.

Он подался вперед, пихнул меня к телеге. И продолжал, как полоумный, толкаться и молотить этой проклятой дубинкой. Край, полный дураков. Я занес клинок, чтобы подрезать ему руку. За спиной раздался страшный вопль. Карий заржал, и что-то с огромной силой толкнуло меня в спину.

– Кха! О-оу, – то ли кашлянул, то ли взвыл мальчишка и выпучил глаза.

Мы оказались слишком близко. Я попытался оттолкнуть его щитом. Тщетно: нас прижало к частоколу телегой. Запястье правой руки прошила боль – я почти вывернул его. Но как? Я опустил взгляд и увидел керчетту в чужом брюхе. Клинок вошел наискось. Я разжал пальцы, выпустив меч.

– Ох, я не…

Карий взбрыкнул, телега еще сильнее вжала меня во врага. Сзади – борт, спереди – распоротый подросток, по левую руку – тупик, а вправо не проскользнуть из-за керчетты.

Где-то на дороге остались враги. Я взялся за рукоять, попытался вытащить меч. Парень оглушил меня воплем, забился:

– Ак-ха-а-а!

Что-то теплое потекло в мои сапоги. Хлюп! Дубинка упала в грязь.

– Дьявол, – прорычал я, – да мы просто вышли за водой!

Мальчишка оскалил зубы. Ярко-алые – натекло с носа. А потом закашлялся, и кровь полилась, пузырясь, уже по его подбородку, шее.

– Про-гх-стите, – он зачем-то хлопал меня по плечу, будто сдавшись.

Огромный мешок сбросили в грязь, а затем – заскрипело дерево. Похоже, кобыла Рута упала на землю, накренив повозку. Мальчишка всхлипывал и давился:

– Мама, ма…

Я отвернулся.

– Пустая! – крикнул кто-то постарше со стороны леса.

Идут за мной? Нельзя отходить от коня. Не стоит высовываться.

Я не мог оставить Карего. Где-то в лесу все еще шел бой. Кажется, свистели стрелы. Я молился, чтобы одна из них не нашла круп мерина или мою спину.

Эта повозка точно сломает мне ребра, если…

– Пощ-щадите, – бестолково откашливался мальчишка. Внутри него что-то булькало при каждом вдохе.

Весь низ бригантины и правую штанину залило кровью. Было поздно для любой пощады.

Керчетта прочно засела то ли в дереве, то ли в чужих костях. Я процедил: