Во имя твое, Восния

– … возражения? – Хенгист закончил озвучивать приговор и кивнул на висельника.

Я сомневался, что бедолага мог бы собрать три слова в голове, а затем – их произнести с такой-то челюстью.

– Мхм-м, – промычал тот.

– Конечно, что тут еще скажешь, – вздохнул Хенгист, явно считая в голове очередные расходы. – Приступайте!

– Мх-м!

Удар сапогом. Хруст шеи, скрип веревки.

Маленькая ложь, которая один раз спасла наше войско, продолжала забирать новые жизни.

– Смерть предателю! – выкрикнул кто-то с задних рядов. Выкрикнул запоздало: Жуга уже не дышал.

Стефан и Урфус разошлись: даже общий враг не делал их союзниками. Я не понимал их ссоры. Не поделили женщину? Кто-то задолжал денег и до сих пор не вернул? А может, все дело в том, что один мечтал выслужиться и подняться выше другого. В Воснии для кровной вражды хватало и такой мелочи.

После того, как тело сняли с ветки, лицо Эдельберта почти вернулось к нормальному цвету. Он подошел и крайне осторожно заговорил со мной.

– Как вы определили, что это именно Жуга?

Хорошо, что Эдельберт научился задавать правильные вопросы при людях. Теперь он до последнего со мной – затянут в болото вранья и подлога. И очень боится, что наш секрет раскроют.

– Как определили? – эхом отозвался я. – Жуга был с нами у ворот замка. Так сложилось, что его ставили наблюдать за лагерем ночью. А еще, – я повел плечами, – около десяти солдат признались, что видели его уходящим к дороге. Ну и, когда при Маркеле проверили палатку, там обнаружили слишком много золота. Больше, чем мог бы заработать обычный солдат.

«Жуга постоянно развязывал драки и отбирал деньги у новичков». Провинился по всем фронтам. Люди охотнее верили тому, что обещало сразу несколько удовольствий: хорошую казнь, избавление от мерзавца, сведение старых счетов. В какой-то степени, Жуга был обречен.

Нет ничего легче, чем оклеветать человека, который не угодил сразу трем отрядам в войске.

«До чего паршивая судьба – быть повешенным своими же», – я с тревогой покосился на сержанта. После штурма мне придется как-то выкручиваться уже из своей петли. Если, конечно, меня не зарежут и не подстрелят на стенах замка…

Я со злостью сбил ком грязи с носка на сапоге. Задел пальцы.

– Дьявол.

Слишком много казней за два года.

Эдельберт тревожился по мелочам. Все спрашивал, как нам быть дальше, и брал ли я когда-нибудь замки. Сначала рвался в приказчики, теперь мечтает свалить всю ответственность на меня. Так ли важно, ведут ли тебя в бездну, или ты сам проложил опасный путь? Никакой разницы.

Я поискал взглядом Рута: его не было у стоянки, он не пополнял запасы у полевой кухни и даже не грелся у костра. Я вспомнил, что отправил его прочь из этой дыры.

И после боя мне бы тоже хотелось выбраться отсюда живым. Я попросил бастарда:

– Пожалуй, на время штурма кавалерии бы лучше остаться в тылу, у леса. На случай визита наших старых друзей, – я указал ладонью в сторону поля. Подумал и уточнил. – Кавалерии, и еще сотне Барна.

Бастард шевельнул усами.

– Наемникам?..

– Полагаю, они куда охотнее ударят врагу в спину, чем полезут ловить стрелы грудью.

– Это уж точно, – улыбнулся бастард так, словно чувствовал свое превосходство над всем живым.

Безглазая старуха в балахоне издали походила на серый валун. Она была очарована замком не меньше, чем я. Стояла, повернувшись к нам спиной, как голодная собака на цепи, что чует кость. И ждала.

Мы оба ждали.

***

Утро следующего дня

Когда ко мне прибежал запыхавшийся герольд, я ожидал новых проблем: опять что-то пропало, кто-то умер, загорелся лес, сдохла кобыла. Оказалось, что меня всего лишь позвал Эйв Теннет. Должно быть, большая честь. Если бы речь шла не о фанатике и безумце, который не приложил никаких усилий ни к чему, кроме установки бестолкового алтаря.

Но его слово было законом. И потому я безропотно поднялся на небольшой холм, с которого едва проглядывались бурые стены замка. Рыцарь стоял, сложив руки за спиной. Услышав мои шаги, он даже не кивнул. Его слуги и охрана разошлись.

Так мы и встали, подглядывая за замком сквозь редкие кроны леса.

– Мои глаза видят свет, – рыцарь снова начал нести околесицу.

Как по мне, все зрячие видели свет, в том или ином виде. Но я молчал и выжидал, пока Эйву надоест тратить мое время. И, может, мы перейдем к делу. Если рыцарь вообще помнит, что у нас на холмах есть важные дела.

– За каждым человеком, каждой живой тварью, мерцает светлый лик Матери. – Казалось, в тени шлема его глаза тлели синевой, как старые угли. – За сыном острова следует тень.

Как по мне, тень следовала за каждым предметом, в особенности, если его куда-то несли. Возможно, я плохо прятал свое сомнение: Эйв не отставал.

– Дитя острова не верит в наших богов?

Я не знал, сколько ему лет, чтобы звать меня ребенком. Но не смел возражать.

– Я принял вашу веру и присягнул Восходам, господин, – осторожно ответил я.

Эйв Теннет, кажется, любил только говорить, но не слушать. С тем же успехом, я мог бы молчать целый день, изредка кивая. Результат был бы схож.

– Слова. Хороши на слух, да не все имеют вес. Слова даны нам, чтобы не повторить ошибок прошлого, сын острова!

А некоторым они даны, чтобы пустословить с важным видом.

– Нижние боги принесли в этот мир тени, – снова начал он. – Много густых, черных, низших теней. О, горестные времена! Слышал ли сын острова о добродетельном Яквике, первом герольде?

Я присмотрелся к лагерю позади рыцаря и отстраненно кивнул.

– Великая Мать скорбела день и ночь, взывая к свету, сплетая его. Лишь двойное солнце убрало тени по обе стороны от живых, – говорил Эйв и смотрел в небо, задрав голову, как задирает ее петух, перед тем, как спеть. – Но убрало не все.

Он резко опустил голову и шагнул вперед – сталь блеснула на рыцарской перчатке. Я отшатнулся от его руки. В раскрытой ладони не было клинка.

– Хм, – рыцарь опустил руку и уставился то ли на меня, то ли на то, что стояло за моей спиной. Затем обошел кругом, оставляя глубокие следы на влажной земле. – Хм.

Безумцы во главе, упрямые ослы за стеной, и самоуверенные болваны Долов. Этому нет конца.

– Есть что-то, чем я могу вам помочь, господин Теннет? – терпеливо спросил я, когда Эйв снова встал передо мной. Встал дальше, чем стоял до того, будто это я прятал лицо при людях.

Фанатик долго молчал. Если бы я не знал его, решил бы, что рыцарь думает. Что на самом деле происходило под стальным шлемом, не могла предположить и сама Мать двойного солнца, как бы рыцарь ни клялся ей в верности. Эйв буравил меня взглядом и приподнял забрало. Под тем и правда расплылась розовая кожа с ужасными шрамами. Возможно, не все лица стоит показывать людям.

– Тихие углы для большого зла… Я слышал, что сын острова одолел три десятка врагов в Ставнице, – сказал Эйв Теннет. Я не успел ничего возразить. Забрало снова спрятало обожженную кожу. – Я хочу, чтобы он повел первый отряд при штурме.

Я задержал вдох. Похоже, неприязнь была взаимной. Первый отряд встретит арбалетные болты, кипящее дерьмо, тяжелые камни и самых бойких защитников. Ни один наемник не сунется в такое пекло. Я был еще более бесправной тварью, чем любой из ребят Барна.

Слово ставленника – закон. Даже если он обрекает тебя на верную смерть. Я прочистил горло и склонил голову.

– Как пожелаете.

А вот мое слово законом не является. Пусть небо разверзнется и рухнет на чертову Воснию, ноги моей там не будет. Не для того я столько преодолел, чтобы…

– Так желает само двойное солнце, – прогремел Эйв Теннет, – и потому я пойду с сыном острова в первых рядах!

Ручища в стальной перчатке хлопнула по моему плечу. Я не заметил, как Эйв приблизился. Глаза фанатика блестели:

– До чего славный бой нас ждет!