Во имя твое, Восния

«Где Бун, твою мать?»

Кончик кинжала царапнул прорези в шлеме.

Сколько ни тренируйся, тебя прирежет какой-то крестьянин с щербатой рожей. А перед тем – вымотают числом, зажмут в последней дыре, обокрадут и поколотят. Я зарычал, заелозил ногами по полу, пытаясь сбросить ублюдка, спастись…

– Иди сюда, я завалил его! – брызнул слюной враг, рассевшись на мне, как на мешке.

По лестнице послышались робкие шаги. За спиной ублюдка показалось навершие копья.

– Мот?..

Стрела с хрустом пронзила шею врага. Глаза залило кровью. Я оттолкнул кинжал к плечу. Ублюдок завалился на меня, все еще дергаясь, все еще похрипывая.

Мы оба хрипели.

«Второй! Сейчас меня добьет вто…»

– Ну на хер, – пискнуло что-то за тушей врага.

Паренек с копьем пригнулся, начал отступать, и кубарем скатился со ступеней. Я пытался надышаться под звук его топающих сапог. Все тише, тише. Дальше.

«Я жив. Жив!» – вот это – настоящая роскошь.

Почему же люди такие тяжелые?.. Я скинул ногу мертвеца, попытался вытереть кровь с щеки и губ. Пальцы застревали в прорези шлема. Забрало, точно! Мало мне пустой головы, будто назло еще и зачесался нос.

С трудом, на ватных ногах, я поднялся, хватаясь за перила. Перед глазами все еще мерещилось острие кинжала, ползло навстречу, к глазнице…

Керчетта. Точно. Я наклонился, пошатнувшись. Когда разогнулся, нещадно заныла ушибленная, уставшая спина. В нее точно забили пару невидимых гвоздей.

– Дьявол, – прошептал я одними губами.

На лестнице – никого. Вверху, у перекладины, торчали обломки стрелы. Бун все-таки промахнулся дважды.

– Это… все? – спросил я неведомо кого. Мертвецов у нижней ступеньки, свой отряд, богов, самого Финиама.

Похоже, все. Сегодня больше никто не умрет.

– Они ушли, – выдыхаю я. – Кажется, здесь – все.

Нужно развернуться. Подсобить Васко и Руш…

– Дфе ошталось, – посчитал Бун.

Я прислонился плечом к стене, хватал ртом воздух, прикрыв глаза. Сзади, вдали гремел бой. Пару мгновений. Немного бы отдохнуть…

Шу-у! Звук тетивы. Я обернулся в сторону Буна, и увидел пустой лук. Опустил взгляд ниже. Левая нога подкосилась, и я упал на четвереньки, отбив запястье.

Под тканью на бедре топорщился наконечник. Вокруг острия расходилось бордовое пятно.

«Наша стрела?.. Прошла насквозь?..» – я не успел вдохнуть – именно в этот миг и пришла боль.

– Агх! – крик оборвался, и я хватанул воздух, чтобы снова закричать. – А-а!

Слюна попала в горло, и я закашлялся. Завыл, отдышавшись. Все тело будто пропало, осталась только одна точка – вокруг чертового железа и дерева, застрявшего у кости. Никаких мыслей. Боль. Холод. Жар. Влага. Снова боль. «Лишь бы это закончилось, скорее закончилось…»

Я понял, что просил о чем-то вслух, когда закончил кричать и выть.

– Што, больно?..

– О-ох, – в глазах потемнело, и снова прояснилось. Я приподнялся на локте, встал на правое колено. Впился пальцами в доску пола, перетерпел новую волну боли. Зашипел. Увидел, как на бедре расплылось багровое пятно. Сдержал тошноту, поднял голову.

Старик сделал шаг вперед. Новая стрела – на тетиве, еще не отведена для выстрела. Бун стрелял лучше всех – теперь я это знаю. Ему хватит одной секунды, чтобы отправить древко в полет.

«Я не успею. Даже если подниму щит, прыгну из последних сил…»

– Что ты делаешь, твою мать?..

Бун оставался на месте.

– Я? Шмотрю, как ты истехаешь хровью, лишка, – таким довольным старик выглядел только тогда, в день смерти Амила.

Подброшенный паек, повешенья, доносы, мертвецы, которых находили у лагеря. Все сошлось. Худший расклад.

«Нет предела воснийской жестокости».

Я облизал пересохшие губы, перетерпел боль. Выровнял голос:

– Зачем? О-о, боги, – мир то расплывался, то становился слишком ярким. – Я же… Что мы тебе сделали, дьявол?..

Время. Нужно немного времени. Может, вернется Руш, и…

И тогда Бун всадит в меня стрелу, услышав шаги за спиной.

– Что стелали?.. Фы, ублютки, – зашепелявил он с такой яростью, что я пожалел о своем вопросе, – не задумывались, когда резали наше село…

– Мы? Какое… какое село? Что ты несешь…

Я уставился в полном непонимании. Бун рехнулся. Перед глазами плясали звезды.

– Чистая Восния, родной край, – на удивление отчетливо произнес безумный старик, отступив еще на шаг дальше, к проему двери. – Пока я тышу, не гулять фам сдесь…

– И Амил? Амил тоже резал?! – спросил я, пытаясь отвлечь безумца. Сейчас, еще хватит сил, чтобы…

Хрясь!

Старик выронил лук, споткнулся, упал на колени. Удивленно обернулся на Нура и распластался поперек коридора. Шевельнул рукой. Дернулся на досках, подтянул колено к животу. Все еще может двигаться!

Я зарычал, прополз вперед, дуга лука больно уткнулась в пробитую ногу. Из последних сил я вытянул руку с мечом.

«Зачем мы убиваем друг друга?..»

Острие керчетты зашло в грудь, угодило между ребер. Я надеялся, что проткнул сердце.

«Потому что в Воснии не бывает иначе!»

– А-а?! – удивленно уставился на меня Бун, закашлялся и уронил голову на пол. Отвернулся, будто и при смерти его тошнило от чужаков. Больше старик не шевелился.

Нур выронил шестопер и запричитал:

– Вы как? Вы в порядке? Я… святая Матушка…

Нога отнималась. Кровь залилась в сапог, тянулась за мной от самой лестницы.

– Спасибо, – прохрипел я. – Но…

Кажется, уже поздно. Чертова стрела все-таки нашла меня. Все это дерьмо закончится здесь. В этой поганой дыре. Я стащил шлем, чтобы отдышаться. Бросил его на пол. Не было сил даже пнуть чертово железо. Почему-то, стало очень смешно. А потом снова – больно.

Желудок скрутило, я сплюнул горькую слюну и желчь. Ничего. Вытер губы и лицо. Только добавил новой грязи – собственную кровь…

– Поднимайтесь! – Нур схватил меня за шиворот, но смог только приподнять. Таскать столь большое тело на ногах – уже подвиг. – Они идут, слышите?!

Где-то еще сражались. Я снова приподнялся на локтях, простонал, выругался. Убрал керчетту, ухватился за стену. Впился в нее пальцами.

– Руш? – только звуки боя. – Васко?..

– Там, наверху! – прогремел незнакомый голос с первого этажа.

– Скорее, – прошептал Нур. – Умоляю!

Хватаясь за стену, я доковылял к первой двери. Купец пробрался следом. На сундуке лежал пустой арбалет. Нур принялся крутить рычаг, пытаясь зацепить тетиву за зубчики.

– Проклятье, – почти заплакал он, – бесполезное дерьмо! Девять золотых!..

Так вот, чем он пытался заняться, пока мы резали врагов. Я сполз по стене, стащил пояс к бедру, перекинул один конец под задницей, протянул выше. Попробовал затянуть. Рука дрогнула.

«Надо вытащить стрелу?..» – ткань легко разошлась у наконечника.

Древко торчало из мяса, как крюк из свиной туши. Черные, темные сгустки…

«Остановись, пожалуйста!» – нет ничего глупее, чем торговаться с собственной кровью. Всего одна рана делает из человека скулящее животное, не способное внятно соображать!

«Одно дело за раз. Никакой роскоши».

– Закрывай дверь, – я снова потянул пояс у бедра дрожащими руками. Собрал узел.

Кажется, Васко еще дрался где-то за стеной. Сейчас ему ударят в спину, и все кончится. Что толку от пряток? Кровавые следы тащились к нам от самых ступеней. За мной обязательно придут.

– О, дьявол! – я перетянул ногу еще больнее, чем было до того. Отдышался, перетерпел, сморгнул чертовы слезы.

Нур возился с механизмом и причитал. Арбалет. Скоро объявятся гости. Нужно быть готовым.

– У тебя хоть есть снаряды?..

– Есть, но… эта штука все никак не поворачивается! – Нура трясло целиком, не только его подбородки.

– Давай, – я потянулся рукой. Не смог держать ее ровно. Вот, как чувствует себя капрал, когда протягивает ладонь друзьям. – И займись дверью… Нет! Сначала дверью!

Нур воткнул засов в паз и весь изнылся, пока не прислонил небольшой сундук к полотну. Рычаг арбалета и впрямь оказался упорным. Может, это изделие развалится у меня в руках задолго до выстрела.

Левая нога совсем онемела. Боль перешла дальше, пульсировала, билась. Мне хотелось лечь на доски и выть, пока что-нибудь не изменится. Само, без моего участия. Пока гребаная боль не пройдет…

«Роскошь, чертова роскошь!»

– Гх. Хватай… что-нибудь, – пальцы левой почти не шевелились, – и стой у двери… дьявол!

– А как же ваши мечи?! – прошептал этот болван.

В дверь кто-то врезался, и, судя по звукам, сполз на пол.

– Да на войне нет ничего бесполезнее, чем гребаные мечи! – прорычал я, заряжая арбалет.

Нас услышали. Снаряд лег в крестовину, и механизм щелкнул, оттянув тетиву к дальним зубцам. Готово. Три метра до стены. Я заберу еще одного ублюдка с собой.

Удар по двери. Крики. Снова удар. Выбивали плечом. Затем передумали и взялись за железо.

– Ну, давай, – оскалился я. – Давай же, сукин ты сын!

Расплывались углы комнаты. Скрипели петли и трещало дерево. Удар. Сундук царапнул доски. Сдвинулся ближе к Нуру. Еще удар. Хрясь! Лезвие топора показалось между досками.

Еще два взмаха, и…

– Давай! – зарычал я, подняв арбалет к плечу, кое-как выравнивая крестовину по уровню двери.

Жаль, что я так и не отправил письмо матери.

Дерево разбили в труху. Нур упал на землю, схватившись руками за голову. В комнату ввалились сразу двое. Я тронул спуск… и промазал. Болт вошел в стену.

– Ах! Лэйн?..

Еще никогда я не был так рад увидеть эту красную, вечно пропитую рожу.

– Емана! Ты гляди, куда целишь!

– Зато живой, – выдохнул капрал. – И мы живы, сталбыть…

На его нагруднике сохла чья-то кровь. Вторым человеком оказался Барн. Воснию населяли чудовища – те бились пьяными… и побеждали.

– Чуть не убил, м-мать! – выругался наемник, покосившись на болт.

Стало прохладно. Я моргнул, а когда открыл глаза, в комнате многое изменилось. Арбалет, почему-то, оказался на полу. Барн навис надо мной, протягивая руку, и что-то говорил. Я потянулся к кинжалу на поясе и не смог вытянуть его из ножен. Наемник не отставал.

– Чертов трус, – пытался я сказать ему, но говорить в доски пола – очень трудно. Теплая и вязкая жидкость перемазала щеку, глаз защипало.

«Это все – моя кровь? Я просто хотел обрести свой дом. Я просто…»

Бордовый цвет темнел, разливался по полу, стенам, мазал потолок. Бордовый, коричневый. Черный.