Во имя твое, Восния

Я присел за дверью мыльни. В полотно вошли две стрелы, так и не пробившись на мою сторону.

«Плохие наконечники, паршивый металл».

– Сверху! – взвизгнула Руш и махнула рукой.

Через секунду рядом со мной упало тело. В оконном проеме показался новый стрелок. Барна и след простыл. Я преодолел десяток шагов, пригнулся у дальней повозки. Коваль что-то лепетал и тормошил брата, пытаясь поднять его с земли. Точно идиот.

– С той стороны, м-мать, идут! – закричал Васко из-за правого бока телеги.

И улица стала теснее. С востока выскочила троица. Бун показался из мыльни последним. Но я ждал вовсе не его.

– Керех!

Ему и не нужен был приказ. Молчун прикрыл меня со спины и я взял на себя врагов с фланга.

– А-а-а! – зачем-то крикнул солдат, выбежавший из-за угла мыльни.

Я нанизал его на левую керчетту, а правой подрезал запястье. Булава покатилась по склону, пока ее владелец захлебывался рвотой и кровью.

Следом появились и другие. Засада. Барн был тысячу раз прав, когда удрал.

– Бросаем телеги! – крикнул я. – За мной!

В Ставнице открыли охоту. В качестве дичи выбрали нас: заслон из солдат поставили на холме. А по бокам – загонщики. Нас вели прочь из города, в низину.

«В любой западне одно дело – убраться прочь. Любой ценой», – Финиам как-то выбирался из осажденного города.

На руках – шесть карт против дюжины. Я пошел против шерсти – туда, где нас меньше всего ждали. К особняку.

– За Лэйном! – завизжала Руш еще громче, и я услышал, как за мной побежали.

Не только наши, но и враги. Бун удирал быстрее всех.

«Две сотни шагов до особняка. Забор, меньше пространства. Один вход, пять окон…»

– Куда, кута мы?! – задыхался Бун. – Там же…

На подъеме у высокого забора собралась троица в рваных стеганках. Один из них навел стрелу, отпустил ее в сторону Кереха, и коротко вскрикнул. Упал, широко раскинув ноги, забился на земле. Из его лба торчало древко с серым оперением.

Все-таки, и старик вспомнит, как метко стрелять, пригрози ему смертью. Нам же стреляли в спину. Керех снова поймал снаряд. Не отставал – значит, не ранен. Или…

– Наверх!

Бежать на холм всегда сложнее. Еще один залп. Коваль вскрикнул, но продолжил отступать.

– В особняк, болваны, – Руш свое дыхание не берегла, – к воротам!

Нас ждали не только у забора. За ветхой лачугой спрятались двое. Еще загонщики. Один нелепо замахнулся для броска.

«Салага всегда целится в торс!» – говорила Руш, а я по привычке закрыл горло рукой.

Кинжал ударил в пластины на груди и отскочил.

– А? – удивился метатель, явно не видавший хороших бригантин в этой дыре.

Я проскочил за него, укрывшись от стрел. На развороте рассек ногу у сухожилия.

– Мать! – выругался метатель и упал в грязь, покатившись по склону, оставляя полосу крови.

Парню повезло, что мне важнее было убраться прочь. Я оставил его, вернувшись на дорогу. Керех разбил руку второму загонщику, и поймал еще две стрелы щитом. Эту карту я терять не собирался. Не в этом бою, не сейчас!

– Вперед, – приказал я ему.

И развернулся лицом к врагам у подножья. Мишень без щита – всегда лучше. Холод забрался под кожу: за нами увязалась десятка бойцов. Еще трое стреляли в спину, а четверо остались позади – принялись разбирать телеги. Слава воснийской жадности.

– Наверх!

Что хорошо в молчунах – они никогда не спорят. Я рванул к лачуге по правую руку. Стрелы отправились за мной. Одна ударила в хребет, погнув пластины. Не добралась до кожи.

Я поклялся в вечной любви старому кузнецу Излома.

– У-у, – постанывал и рычал Коваль, подволакивая ногу, но бежал, все еще бежал.

С вершины наперерез бросились два врага – оба при дубинах и с щитами. Керех зашиб одного из них с разбега – перебил кость на ноге, а ободом щита докончил дело, раздробив висок. Вторым занялся я, отведя в сторону, пропуская отряд. Парень попался смекалистый – не дал мне укрыться за его телом, зайти в тыл. Он вертелся, как мог, заставляя меня подставлять спину стрелам.

Только он никогда не выходил против двух мечей. Я начал нелепо – рубящими с трех сторон, и щит врага ушел слишком далеко к локтю. Керчетта прошла у сгиба руки, выпотрошила стеганку и задела плечо.

Парень вскрикнул, дернулся, споткнулся об мою ногу, раскрывшись еще больше. Я нанизал его на левый клинок, развернул, потянув за гарду, прикрылся от стрел.

Хрясь! Два снаряда ударили живой щит в районе лопаток.

– О-ок-х, – ойкнул он, посмотрел мне в глаза и откашлял кровь. Выронил дубину и схватился за плащ у горла, будто задумал обняться. Пальцы быстро ослабли и сами разжались.

– Пощ-щ…

Я оттолкнул его сапогом и отправил вниз по склону. Бедолага просил пощады, надувая кровавые пузыри. Всю жалость я оставил в Волоке. И снова побежал, пока самому не пришлось надеяться на чужую милость.

– Ну ш-ше, ну-у! – шипел Бун неведомо кому.

На холме у ворот нас ждали два стрелка. Один явно струхнул – попятился, когда понял, что наши не сбавляют ход. А второй держался ровно: снова навел стрелу. По его раскосым глазам не поймешь, куда подонок целится.

– Не пускать тварей! – заорал высоченный восниец в штопанных портках, который почти догнал нас с Керехом.

Учения всегда окупаются с лихвой – братцы с низин не нуждались в приказах. Они на бегу врезались в преграду: я со спины видел, как Васко настиг стрелка.

Трус промазал – начал улепетывать до того, как хорошо поставил выстрел. Второй, поопытнее, попал в цель. Коваль завыл, сближаясь с лучником, рычал, когда стрела пробила щит и руку, и снова вскрикнул, когда они сцепились с врагом. Лучник споткнулся, Коваль уложил его на лопатки. Он выл и рычал, кромсая топором то, что осталось от противника, когда я пробежал к воротам.

– Коваль, к двери!

Руш пнула его в бок сапогом. Гребень холма под воротами укрыл нас от стрел снизу. Есть еще пара мгновений…

Я развернулся и принял на себя удар самого быстрого из врагов. Тот замахнулся топором, оскалил зубы и завалился набок, задергавшись в дорожной грязи. Я не сразу заметил стрелу в его виске.

– … Мы с Керехом держим ворота! Дайте щит, – Васко бросил его к моим ногам, – Бун, прикрывай!

Старик проворчал, что и без меня разберутся. Но я знал, как важно говорить. Говорить строго, будто я точно знаю, что нужно делать.

Даже если это совершенно, мать его, не так.

– В здание, живо, живо, – я глотал воздух после каждого приказа.

Левая керчетта ушла в ножны. Я согнулся и подобрал единственную защиту от чертовых стрелков. На деревянном полотне уже появилась трещина и зарубки…

– Закрыто, – крикнул Васко, который умудрился всех обогнать.

От ворот до двери – два роста. Особо не попляшешь. Только мне ничего не оставалось, кроме как сплясать. Коваль вытер глаза рукавом. Его лицо исказила такая гримаса, что я отвернулся.

– Ломайте, болваны! – вскрикнула Руш.

– Сука! – взревел Коваль и замахнулся топором.

Хрясь! Дверь жалобно скрипнула.

– Еш-ше разик, – взмолился Бун, выбежал к улице, спустил стрелу, и тут же вернулся обратно.

На дороге появился новый солдат. И еле успел спуститься по склону – Руш промазала.

– У меня еще есть! – рявкнула она, пытаясь звучать воинственно.

Только и недоумку ясно, что голос становится выше от страха.

– Ну же! – удар по дереву, скрип. Проклятия.

«На что вообще годятся два меча?» – думал я, словно во сне наблюдая, как в воротах показались сразу три врага.

Керех тяжело дышал и мотал головой, будто что-то затекло ему в ухо.

«Западня», «паника в рядах». Сегодня это мои карты. И переиграть не выйдет. Я шагнул навстречу гостям.

– Сдохни, сдохни! – выплюнул потертый головорез, растерявший большую часть зубов до стычки с нами. Тело – что брусок. Крупные ноги, резвый шаг. Он скалился, как мясник.

Керчетта шевельнулась еще до того, как я захотел побежать прочь.

«Чувства – роскошь», – блеснул клинок, распарывая жилистую руку.

– Гр-ру! – крутанулся и взмахнул дубиной этот брусок мышц. Толкнул меня назад, к двери.

Смрад чужого пота, грязного тела и волглого тряпья. Ни шагу назад. Тошнота.

«Роскошь для живых», – хрустнул щит, встречая дубинку.

– Дави их, вперед! – подначивали солдаты за воротами. Один ублюдок зацепился руками за ограду, закинул ногу: показалось колено, задница, все тело.

– Куды!

Стрела угодила в бок, оттолкнула ловкача назад, по ту сторону забора. Все крики и вой смешались в один гул.

– Еще чуточку! Чуть-чуть, – зачем-то кричала Руш.

Зачем лгать, если мы только начали?..

Я уступил дорогу солдату, не приняв его вес на себя. Подставил ногу, всадил клинок в спину. Не успел брусок свалиться, его сменил другой урод, на этот раз с коротким копьем. Сноп искр, как живой огонь – я испортил лезвие у гарды, чтобы уцелеть.

– Стреляйте! – кричали то ли наши, то ли враги.

Солдат с ячменем на глазу замахнулся, я принял его удар на щит, проскочил влево, чтобы пихнуть соседа под шестопер. Хрясь! Керех никогда не промахивался. В рядах появилась брешь: на склоне я увидел дюжину солдат и еще трех лучников. Один выстрелил, я укрылся за полотном. Боль пронзила руку. До чего же дерьмовые в Воснии щиты!

Я промычал сквозь стиснутые зубы, увидел, как враг корчится под моими ногами, выронив копье, водя руками по лицу, пытаясь нащупать кинжал. Руш спасла мне жизнь, а я завел их в западню из-за каких-то…

«Время роскоши – когда стихнет бой».

Крепкий и низкий боец, похожий на вора, вцепился в обод моего щита. Потянул с такой силой, что я пошатнулся, шагнул вперед. Справа зашел дылда, весь в рваной одежде – это он кричал, отдавал приказы…

– Лэйн! – взвизгнула Руш.

«Обреченная защита».

Я принял удар в бок. Попал гардой по плечу, хотя целил в висок. Рост, чертов рост!

«Держать ворота. Отступать – потом».

Через забор перелезали уже двое. Керех столкнул кого-то с ублюдком, державшим обод щита. Что-то теплое потекло с бока к бедру. Я направил острие по наитию, не глядя. Оно вошло легко, и так же славно вышло.

Волна солдат напирала, толкая раненных вперед.

– Нет, не-е-е… – заорал подрезанный силач.

Меня схватили за сапог. Я не опустил взгляд, ударил левой ногой по земле. Еще раз и еще. Попал по чему-то твердому – пальцы, запястье?.. Васко пыхтел с правой стороны, с кем-то сражаясь.

– Лэйн! Дверь почти…

Дылда отступил, показывая странный жест врагам позади. Еще один солдат упал с рассеченным брюхом. Керчетта зацепилась за что-то: кости, пояс, грубая ткань…

– Смерть ублюдкам! – брызнул в меня слюной солдат в стеганке, я попятился. Керех разбил ему затылок и повозился с телом, пытаясь снять череп с гвоздей.

«Дверь?.. Руш говорила про дверь?»

– В здание, живо! – приказал я и поперхнулся. В горле пересохло, я дышал ртом?..

Врагов становилось больше. Четверка, занятая телегами, наверняка уже подтянулась к забору. Останься мы там, у мыльни…

– Прикройте его!

Я встал за спиной Коваля и поднял щит. Четверо толкались в нашу сторону. За ними еще семеро, и…

– Руш! – крикнул я.

Кинжал угодил в горло первого солдата. Он еще пробежал пару шагов, а потом схватился за рукоять и удивленно покосился на окровавленную ладонь. Сделал пару шагов, его толкнули сзади, и он повалился под сапоги друзей. Хрип и кашель заглушил звон железа, треск разбитой двери.