Во имя твое, Восния

Рут с кряхтением поднялся с колена, отряхнул ладонь от земли и иголок. Багровое пятно расплывалось на сером рукаве. Вокруг фляги разлилось вино с кровью.

Если бы не чужое плечо, я бы встретил снаряд затылком.

– Возвращаемся, – сказал я так, что со мной не решились спорить.

– … дерьмо! – приятель снова взвыл, неудачно пошевелившись. – Глубоко засела, стерва…

Барн подошел к нам вплотную, опасливо озираясь в сторону острога.

– Я помогу.

– Прочь! – рявкнул приятель и Барн отступил. – Лэйн, гляди в оба.

Между елями никого не было. Тишина, как на погосте: ни звука, ни шороха. Только тяжелое дыхание раненого человека. Я спросил друга:

– Идти можешь?

– А я что, мать его, по-твоему делаю?!

Мы возвращались в почти гробовом молчании, если не считать проклятий.

– Сучья лапа! – едва показался частокол. – Херовы охотники! – на подходах к воротам. – Да иду я, иду. Чего уставились? Бывало и хуже.

Барн так побледнел, что они с Рутом стали удивительно похожи. Наемника прорвало уже у ворот.

– Ребята, вы же не думаете, что я…

– Кто яго так? – ошалел дозорный и взялся за сигнальный рог. – Где? Враги, энто враги там?!

Мы зашли в острог. Я посмотрел Барну прямо в глаза.

– Славно потолковали.

Наемник замотал головой.

– Я бы никогда… А, проклятье, – он развернулся и прихватил дозорного за ворот. – Кто выходил за ограду, в лес?

– Дак много кто, Бослик с парнями, Жуга, и энтот, без усов который…

– … С луком ходили?! Стрелы кто брал?

Дозорный отвесил челюсть:

– Стрелы? – быстрый взгляд на Рута. – Что же энто, наши по нашим?..

– Говори! – Барн выпучил глаза. Таким яростным я его не видел даже на поединке.

– Клянуся, только ваши и за дровами, и вы вот, чуть раньше…да Бослик с Жугой!

Я посчитал в уме. Два десятка, и это лишь те, кто вышел с рассветом. Нас могли ждать от самой темноты.

– Только последний идиот бы взял лук… и поплелся следом, – прошипел Рут. – Слишком заметно.

Я припомнил расстояние в лесу, с которого стреляли. Кочки и перепады, количество преград до цели, скудный свет.

– Нам попался хороший стрелок. Меткий, – я коснулся затылка, провел пальцами вниз, к шее. Небольшая мишень.

Дозорный с энтузиазмом закивал, а затем осторожно высвободился из захвата:

– Псы Гарготты стреляют лучше всех, это дело верное! – с гордостью отчитался он, а потом перевел тревожный взгляд на Барна, – то есть, я хотел сказать, что навряд ли… э-э…

Вокруг собирались Восходы.

– Убивают? Уже?!

– Вона до чего пьянство доводит, – навел палец один из Псов.

– Положите его, болваны!

– Какой ложить! Держите…

– Да могу я стоять!

– … чтоб я еще раз так пил, – сетовал кто-то из толпы.

В этой суматохе Барн подошел ближе и повысил голос:

– Послушай, Лэйн, клянусь, наши здесь не…

Я кивнул на толпу.

– Готов поручиться за каждого?

– Глубоко засела, тащи Юду!

– Да спит она.

– Тащи, говорю! Срань какая, оперение-то и впрямь нашинское…

– За такое и вздернуть можно, – довольно сказал второй дозорный, спустившийся со стены.

Юда пожаловала раньше, чем ее позвали. С таким балаганом попробуй-ка поспи. Я следил за лицами: кто удивлен? Кому по душе зрелище? Кто прячет взгляд?

– Разойдитесь, дурни, – бастард заявился в кои-то веки не верхом на кобыле. Он без церемоний растолкал солдат и уставился на Рута. В этот самый миг вытащили стрелу.

– А-ах! Гр-р, собачья…кобелиная… с-собака! – отозвался мой друг.

– Кто? – бастард дернул подбородком.

Я пожал плечами.

– Это я непременно выясню, – я посмотрел на Барна. – И очень скоро.

Приятеля положили в кузню. В остроге не хватило спальных мест, и потому постели никогда не остывали. Еще одна проблема, с которой придется разобраться. Но пока…

– Ты просек? Зар-раза. Это было предупреждение, – прошипел Рут, проверив повязку.

Слуга бастарда оставила кружку с гретым молоком у изголовья, хоть мой друг и попросил вина.

Я смахнул пыль и присел на столешницу.

– Да? Как по мне, стреляли в голову. Славно, что не в твою, – я ухмыльнулся.

– Славно, что теперь боль в гребаной голове меня беспокоит чуточку меньше, – прорычал приятель, зачем-то пошевелив рукой. – И я не пойму, как мне с нею поможет молоко, милая?!

Слуга едва склонила голову и оставила нас, пожелав здоровья и хорошего дня. Рут не был похож на того, кому светит доброе здоровье в ближайшие недели.

Стрела предназначалась не ему.

– Кто еще знал про Митыгу? – спросил я, приглушив голос.

Рут взялся за кружку и тут же вернул ее на место:

– Что?.. – его глаза распахнулись шире. – Так все-таки… погоди, ты…

Год назад я полагал, что Руту всегда известно больше, чем мне. Как же я был наивен.

– Люди придумают что угодно, дай им один повод, – я распрямился и посмотрел на него сверху вниз.

– И ты его дал!

– Я? Насколько мне помнится, ребят Митыги прирезали крестьяне, пока те спали в прилеске…

– Как бы это теперь растолковать Барну, – Рут посмотрел на потолок и поджал губы.

Я сделал пару шагов от изголовья кровати.

– А никак. Пустое. Вместо этого я предложу его ребятам пойти с нами в Ставницу.

Рут выпучил глаза и попробовал подняться. Не вышло. Выдохнув, приятель просипел:

– Ты сдурел в край?

– Если Псы не при делах, нам сгодятся лишние руки. А если нет…

Приятель вытянул здоровую руку и ткнул в меня пальцем.

– Сам полез! Прямо в западню!

– Кто еще туда попадет, – я натянул перчатки, собираясь на выход. – Барн не сможет отказаться.

– Да с чего ты взял, во имя всех матушек?! И это после того, как нас чуть не прикончили его…

Рут осекся. Кажется, до него начало доходить. Я подошел к двери и ударил ладонью по косяку, будто раздавил муху:

– Бедолага из кожи вон лез, чтобы доказать мне обратное. – Мой друг хмурился, но так и не решился ничего добавить. – Знаешь, я немного переживаю. Восния – край опасный… как бы с нами чего не случилось по пути.

Я широко и искренне улыбнулся.