Во имя твое, Восния

XIV. Лучшие собеседники – это мертвецы

Через год. Острог «Святы земли», на востоке от гиблого всхолмья

Мое имя – Сэир Данган. Да, да, знаю. Очень смешно. «Человек» по-эритански. Матушка, должно быть, надорвала живот, когда это имечко сочиняла.

Могло ли из такого имени выйти что-нибудь хорошее? Нет, право слово, какая грубая шутка:

– Смотрите, из ее утробы вылез человек!

Будто бы могло оттуда на свет появиться нечто другое. Возможно, я очень плохо знал свою матушку.

Такие мысли, конечно, не должны лезть в голову. В конце концов, в жизни есть множество занятных дел. Беда в том, что жить-то мне осталось вовсе недолго. И вроде как, думать лучше о вещах полезных, осмысленных. Вроде того, как бы я хотел прожить эту жизнь, и где свернул не туда. Или, может, как всю эту заварушку теперь исправить…

Но нас брали штурмом, и я бы все равно не придумал, что тут можно изменить.

– Они на стене! – крикнул Роб и попрыгал на месте, гремя кольчугой: ее только надели. С минуту назад гарнизон крепко спал. Робу помогал Стэн и плелся следом, пытаясь в полутьме затянуть ремень.

– Погодите, одну минуточку, – бормотал пухлый Стэн, будто это все имело хоть какое-то значение.

Они и не заметили, как я прошмыгнул за ящики, схватил провощенную тряпку для навеса и скрылся под ней.

«Носи это имя с гордостью», – прошептала матушка, когда я спросил, отчего меня так прозвали. Данган. Подумать только!

«Да чего вообще гордого есть в человеке? – я махнул рукой на сестрицу. – Она – человек, я – человек. Ничего особенного!»

Мама на меня так посмотрела, будто я должен разбиться в лепешку, но непременно придумать, чего бы такого найти в обычных людях. Нет, что ни говори, а женщин я совершенно не понимал.

Бух! Кажется, упали ворота. И зачем этот ублюдок – Крыса! – через стены лез, если ворота все равно уронили? Проклятье.

До чего же гордым я себя ощущаю, сидя среди ящиков, обняв трясущиеся колени!

Звенела сталь, железо, чавкала земля, трещали доски. Точно такой же шум стоял здесь, когда мы ставили последний сруб. Только криков не было.

– А-а-а! – вскрикнул Роб, а потом булькнул, словно ушел под воду.

Одними губами я зашептал:

– Вечно милосердная Мать, двойное солнце, и все мученики, – я молился, когда возводили конюшню по моим замерам. Молился и сейчас, ибо больше ничего и не умел, – боги за морем, их святыни…

Звон цепей, хруст, чей-то смех. Хрип и гортанные звуки.

– … упасите нас от грядущего, – я сглотнул, – не от всего разом, то есть, а от плохого грядущего…

Топот вражеских сапог, топот сапог гарнизона – не разберешь. Только крики мне о чем-то да говорили.

«Ау-у-у!» – завопил Джейс. Парень просто начищал оружие. Какая нелепая смерть!

И с юга, и с востока доносились крики. Я радовался, как дитя, когда не узнавал голос. Хоть умом и понимал, что наших остается все меньше и меньше.

Нет, черт дери, неужели именно об этом думается перед смертью? Я старался жить порядочно. Держал слово, как мог. И вот оно чем кончилось.

Бато. Великий и добрый, умнейший старик Бато с гиблого всхолмья. Наш защитник и спаситель. И где же он теперь? Жив ли?

«Я найду местечко, где станет совсем хорошо! Никаких подлецов из династии. Ни одного серого флага: Долы, Восходы… Пусть эти сволочи захлебнутся своей желчью!» – громко заявил я, собрав пожитки в узелок. Матушка еще посмотрела на меня, как на идиота.

И ведь поначалу все шло неплохо. Бато даже говорил со мной, когда я прислуживал там, в замке. Говорил, мол, лучше много честной работы да крупица хитрости, чем море крови. Я соглашался, так мы и сдружились. А крови становилось только больше.

Сколько я здесь живу, в непокоренных землях Волока: пять лет, семь? Нет, почти десять. Через две недели было бы десять, если так подумать.

– Ах-ха-ха! – то ли орал от боли, то ли захлебывался от смеха какой-то человек. И чавкал топор, хлюпал, как при разделке свиной туши.

– Мамочки, – прошептал я и схватился за голову.

Гогот оборвался, что-то рухнуло на землю.

«Надеюсь, это выстрелил Фил. Он крайне неплохо стреляет…»

Хлясь! Еще одна стрела вошла в ткань и пробила ящик слева от моего плеча. Больше в эту сторону не стреляли.

– Фил? – зачем-то спросил я, будто меня могли услышать в этом гаме.

Что теперь случится со мной? Повесят, задушат, скинут со стены, скормят собакам? Нет. Ну, разве что потом. Поначалу, скорее всего, будут пытать. Быть хорошим другом Бато считалось везением. Ну, до тех пор, пока не появились эти ублюдки.

Возможно, мне стоило схватиться за оружие, пасть в бою. Так бы они не успели меня признать. Смерть моя была бы легкой. Но, будем честны, я родился трусом. Именно потому я сижу сейчас здесь, укрывшись мешками, и обкусываю ногти. Чего еще ждать от обычного человека с именем «человек»?..

Чего матушка вообще от меня хотела?

– С тыла, с тыла идут! – крикнул кто-то.

– И так видно, чего орешь! Хватай топор, недоумок…

– Где он, где? Я не вижу!

По мешковине зашарили чьи-то руки.

– Мамочка, – произнес я одними губами.

Пятерня прощупала мой лоб, опустилась ниже, к носу. Я не дышал и не двигался. Мешковина поползла в сторону, ее схватили.

– Эй, Равик, тут кто-то есть… Равик?

Что-то брызнуло на ящики, а затем с грохотом упало на землю. Я потащил укрытие на себя очень осторожными, поступательными движениями.

– Прости, прости! – извинился я перед кем-то, не зная ни имени, ни лица.

Если бы к нам не зашли с тыла, ночью, вскарабкавшись по отвесной стене, если бы проходимец Йори честно нес свой дозор, все могло бы случиться иначе.

Яркий свет озарил ночь. Кто-то поджег дома? Видимо, ублюдки уже залезли на стены и стреляют по нам, будто это мы здесь незваные гости…

– Мамочка, – я поглубже зарылся в мешки, чтобы ничего не видеть.

Какой толк от частокола, если один ловкач легко перелез его ночью и убил охрану, пока весь гарнизон смотрел сны?

«Крыса, Крыса пролез за стены, это он, он!» – закричал Мап, когда начался переполох. Жаль, что к тому моменту ворота уже были открыты. Я бы с радостью убежал, да только эти ублюдки хлынули внутрь, как морская волна.

Я сидел и считал мертвецов по крикам, проклятьям и стонам. Некоторые умирали совсем тихо. Только стукнет что-то вдали, или рухнет на землю. Оказалось, что мешки падают с тем же звуком, что и тела. Если, конечно, на них нет железа…

Не прошло и минуты, как все стихло. Острог накрыла звенящая тишина.

– Все? – с недоверием спросил неизвестный голос.

Ему ответили с востока:

– Коли я не ослеп в концы, то все! Слыхал, Барн?

И от тишины ничего не осталось.

– Победа? Победа, говорят!

– Победа, м-мать! Так им!

– Слава Восходам, слава лучам, солнце на горизонте, солнце! – надрывался кто-то писклявым голосом.

Судя по звукам, враги братались, кричали как межеумки, стучали по кирасам, щитам, или просто подвернувшимся предметам. Может, стоило поискать тот топор и погибнуть вместе с Робом, Филом, и…

– Получай, с-скотина! – звуки ударов, проклятья.

– Он подох уже, брось.

– Я сказал брать живых…

– Миленькое дело, они сами на нож прыгают, – возмутился незнакомый охрипший голос.

– Э-гей! – завопил кто-то из врагов, перебивая стоны раненых, – кто-нибудь знает Саира?

Я вздохнул. Вот он, момент истины. Еще можно попытаться свести счеты с жизнью. В ворохе тряпья не нашлось топора, да и вряд ли бы он помог. Среди ящиков затесалась одна хлипкая веревка. Я вздохнул и бережно вытащил ее на себя.

Если бы я хоть что-нибудь соображал в том, как делать из людей мертвецов! Я затянул петлю, стараясь не шуршать.

Может, матушка просто хотела, чтобы я стал храбрым.

– Ищите, ищите. Кто приведет этого Сайру – получит десятку серебром.

Нет. Ничего у меня в жизни не выходит, даже петлю собрать.

– Да как я тебе его узнаю?!

А может, не все потеряно. Петля сошлась на шее, я потянул с силой. Кровь прилила к щекам, дыхание перехватило, мир стал темнеть.

– Мамочки, – шепнул я, отдышался и вытер глаза.

Даже умереть – совершенно непросто!

Может, стоило еще раз помолиться? Я все время думал, что Матушка двойного солнца, как только увидит наш край, наши порядки, честную и слаженную работу – станет оберегать земли Волока. Защитит Бато, меня, всех крестьян и вольных…

Но Матушку явно придумал какой-то пьянчуга из храма, вроде пастора Димитры, который дымил искрицей прямо за алтарем…

Мешки зашуршали, и яркий свет пламени почти ослепил меня. А потом появилось уродливое лицо бородатого ублюдка. Его не любили – от лба до челюсти тянулся шрам. И говорил ублюдок хуже, чем разбойники с тракта:

– Глянь, куды сховался…

– Храбрец! – вякнул кто-то за его спиной.

Я задержал дыхание, будто мог раствориться среди вещей. Веревка обожгла кожу и потащила меня на свет. Враги толпились, пихались, пытались пройти мимо. Теснота. Острог показался в два раза меньше, чем был вчера. Я на четвереньках выполз за веревкой, хватая воздух, собирая занозы по ящикам…

– Кха!

Меня потащили в сторону конюшни: небольшой, но удобной для зимовки. К конюшне, которую я помогал строить. Мимо забора, у которого лежал Фил…

– А я вон че нашел! – меня представили группе мародеров, что стаскивали вещи с нашего гарнизона. С того, что от него осталось.

– Так и нашел, прям с веревкой?

Я попытался заговорить, но невнятно прохрипел и оттянул удавку. Страшно слезились глаза.

– Ты осторожнее, так ведь и убить можно, – хохотнул другой ублюдок, такой же лицом, как и мой надзиратель. Если бы не шрам да толстое брюхо – и не отличишь.

– Да он сам…

– На хера нам висельник?

– Кто же так вешается, болван?! – крикнул подросток высоким голосом.

Я сел на землю, подобрав колени к животу, и на всякий случай поднял руки. Мародеры не чтят мертвецов, вряд ли они будут добрее с живыми.

– Ну, не висельник, велика разница! На кой хер ты его приволок?

Подросток оказался девицей без волос. И остальные не лучше: два увальня, все на одно лицо. Третий головорез покороче, но шире в плечах. Рядом с телегой рассыпали ящики, и какой-то чумазый враг расселся на них, опрокидывая в себя флягу. Отчего-то он весь был покрыт слоем грязи. А за спиной все топтались, праздновали победу, шарились по складам… Не люди, а целая стая бешеных псов. Как мы могли выстоять против них, даже если…

Я стиснул зубы, чтобы они не стучали. Под ногами врагов лежали раздетые тела. Я плохо различал их, но одно признал по раскрытой ладони, на которую падал свет огня. Темная кожа. Инзу. Невольник с моря, который прибыл к вольным, чтобы честно трудиться и завести семью. Когда я захворал, Инзу приносил мне похлебку и показывал, как качает на палубе…

– Дак нам сержант был нужен, или как его, – оправдался ублюдок, что приволок меня как вола на убой.

– Он похож на сержанта?!

– Как звать тебя, мудило? – один из бородачей, точно такой же, как и тот, что тащил меня, подошел ближе. На его лице не было шрамов, но лучше оно от того не стало.

– М-ма…

В горле все еще першило.

– М-ма? – бровь бородача поползла вверх, еще больше изуродовав лицо.

– Ма-адуш, – прохрипел я.

Ублюдки засмеялись. Бородатый со шрамом зашел мне за спину и наклонился, чтобы похлопать по шее. Так и не отпустил веревку.