Во имя твое, Восния

XIII. Заслуженный пир

Содружество, шестнадцать лет назад

Сегодня к постели пришла не гувернантка. Большая честь – матушка явилась лично. Я лежал, слушал и млел: какой же у нее мягкий, спокойный голос! Лучший на свете. Благодаря ему, каждая сказка становилась по-настоящему волшебной. Оживали миры, и верилось, что лесной зверь способен говорить, а облака смотрят на нас с высоты. Приглядывают.

Матушка перевернула страницу и продолжила читать:

– «Теперь это наш дом, милый-милый сын, – сказала мама-кролик. – Здесь есть все, что нужно. Не ходи за забор, не покидай порога…»

Страница зашуршала, а я покорно ждал. Интересно, кто вообще придумал, что сказки помогают заснуть? Напротив: после историй я часами лежал в темноте, представляя, как бы все могло обернуться иначе. Главное, чтобы матушка об этом не узнала. И почаще заходила ко мне почитать.

Она продолжила, осторожно пригладив страницу.

– «Нет такой мамы на свете, которая бы желала зла своему чаду, – ответила мама-кролик. – Будь хорошим сыном и слушайся нас с отцом».

Теплая ладонь коснулась моей щеки.

– А он что?..

Я не верил, что все так и кончится. В самом начале сказки, кролик казался храбрым и уж точно не боялся каких-то там заборов!

– Но кролик был очень любопытен, – продолжила мама, встретив мой взгляд. – В один из дней он дождался, пока родители уснут, и отправился сначала прочь из дома, а затем – пролез под забор.

Матушка остановилась и отпила что-то темное из кубка. Я поерзал под одеялом и не выдержал:

– И? Это что, конец? – она помотала головой. – Что было дальше?

Матушка отставила кубок и ответила, не глядя в книгу:

– Его съели волки.

***

Волок, второй поход Восходов

– Ещ-ще по отной, – крикнул Бун. На его левом плече пузырилась пролитая пена.

Одна превратилась в пять, пять – в семь, и Коваль так окосел, что позабыл ругаться. А может, в целом, он и был неплохим парнем, когда не маршировал на холоде с пустым желудком.

Руш выглядела довольнее всех. Так, пожалуй и должен выглядеть человек, который выгодно продал одежду бывшего соратника. Я не уточнял, сняли ли Амила с дерева и хоронят ли висельников в земле.

В случае с Восходами я был уверен: продали и веревку, а парня оставили у корней.

– Все сгодится, да?..

Меня не услышали.

Отряд потерял берега. После того, как мы сбыли почти все, что набрали в походе, лишнее золото вскружило головы. Капрал явно намеревался просадить всю прибавку в эту же ночь, а остальные…

– Подавай, подавай, чего уснул, скряга! Мы тут вообще-то платим, – голос у Руш охрип вовсе не от простуды. Она любила поторапливать и распоряжаться, а в забегаловке стоял такой гам, что я еле слышал собственные мысли.

Наверное, люди без совести живут в Воснии лучше всех. И болезни с них сходят, надолго не цепляясь: может оттого, что подобное соседство испортит кого угодно.

– И мне нешите, мать вашу, – Бун соревновался с оторвой.

Восходы, как чума, заполонили каждую харчевню у восточных ворот. Прежде чем мы нашли, где присесть, пришлось распрощаться с пятью очагами. В двух из них гремела драка.

По крайней мере, здесь наливали из бочки, а не из-под полы.

Пульрих подравнял бороду и я теперь хорошо отличал братьев. К тому же, сегодня было легче: Васко остался охранять вещи, вытянув плохую карту.

– Вы заметили? – Пульрих заговорщически наклонился к столу. – Да они рады любому, кто готов приплатить! И не ведают, кого мы обобрали…

Он усмехнулся, посчитав себя остроумным. Учитывая, сколь пьяны были солдаты в зале, Восходы приплатят так щедро, что к утру останутся без штанов.

– А может, и ведают, – осторожно заметил я.

– Или им плевать, – Руш покачнулась, бесцеремонно облокотившись на Кереха. – Золото есть золото…

– Как бы оно не кончилось до борделя, – вдруг загрустил Коваль. В его голове впервые зародилась дельная мысль.

– Э-э, нет-нет-нет!

Рут покачал головой крайне нелепо – словно проверял, осталась ли та на плечах. При таком пьянстве потерять голову – пустячок. Приятель поднял указательный палец и разразился:

– Сначала я проторезв-вею. А уж пото-ом! – пообещал он, хоть никто, кроме меня его и не слушал. – В постели, как нигде, нужна точ-чность! У меня в Криге приключилась така-ая оказия, да прос-стит меня всякая матушка…

Я отпил местного варева и незаметно осмотрел посетителей. Нет ли каких громил, что следят за нашей солдатней? Так ли коротка память у местных, как говорит Руш?

В углу, где почти не мерцал огонь свечей, сутулилась группа незнакомцев. Слишком широкоплечие для простых горожан, и удивительно тихие для вечернего кутежа.

– … я ей и говорю, мол, звиняйте, м-леди! Вас р-решительно не за что ухватить, как же я мог…

Оставив недопитую кружку, я поднялся.

– Думаю, дружище, тебе надо в бордель прямо сейчас, – сказал я так громко, чтобы услышал весь стол. – Пока ты еще видишь, кого или что трогаешь.

Приятель поднял руки, будто уже случайно напутал, к кому приставать:

– Эй-эй! К чем-му спешка? Я же попросил ещ-ще немного времени… Так вот, история…

Может, та парочка бугаев с дальнего угла и правда за нами следит.

– Пойдем. – Я забрал кружку приятеля. – Видит двойное солнце, за столом ты еще никогда не трезвел.

Возможно, Рут и пьяным понимал, когда не стоит упираться. Может, во время похода я получил и его уважение. В любом случае, я расплатился и Рут поплелся за мной.

К счастью, на улицу за нами вывалились только знакомые лица.

– Вообще-то, я вас не звал, – начал я, но Руш меня перебила.

– Это мы тебя не звали, умник!

– Вы что, вдвоем, э-э? – пошатнулся Пульрих. Он украл с собой кружку и теперь тыкал ей в сторону меня и Руш, а может, в сторону меня и моего приятеля…

– Дьявол, – я поднял глаза к небу.

Руш оскалилась и всем весом навалилась мне на плечо.

– Да не боись, мы вам мешать не будем! Верно, парни?

Братца с низин согнуло у стены. Раздались гортанные звуки.

***

Возле борделя «Истома», Волок

В отличие от остальных борделей, у этого хотя бы была симпатичная резная дверь. Я хотел верить, что за ухоженной дверью могут быть пусть и не самые красивые, но хотя бы ухоженные девицы. Где-то же они должны быть, так? Где-то, кроме проклятых банков.

– Заходите, смелее! Коли вы мужчины и есть. Евнухов велено не пущать, – расхохоталась шлюха, придерживая ставни в окне.

На таком морозе девушки показывали исключительно ноги, и то я не был уверен, что хорошо видел в полутьме. Кажется, будто все девицы Волока почуяли наживу и высыпали на улицы.

Хоть кто-то был рад нашему войску.

– Ну, чего же мы встали? Так и околеть можно, – один из братьев растер ладони и двинулся к борделю.

– Никогда не понимала, на кой черт платить за то, чего всюду в достатке, – плелась за нами Руш. На таком холоде все трезвели быстрее.

Керех хмыкнул с пронзительной грустью, и скрылся за резными дверьми. Я возразил:

– Как сказать. Признаться, красивых женщин в Воснии я встречал реже, чем добрых людей. Подскажи-ка, Рут, сколько добряков мы повстречали? Одного, двоих?..

– Ну, ты везучий сукин сын, – буркнул второй братец и тоже нырнул в тепло.

Оторва каким-то образом оказалась возле моего плеча. Положила руку на него, сделав вид, что плохо держится на ногах. Я по весу ощущал, что стоит она более чем ровно.

– Ты плохо искал, умник. И не там, – это она уже сказала тише.

Мой друг откашлялся и взялся за ручку двери. Помахал мне и крикнул:

– Ну, я з-зайду. Одним глазком…

Какая нелепость. Мы так долго маршировали, что явно позабыли, как обращаться с женщинами. Или нет?.. Рут млел перед тощими куртизанками, братья ни разу не сплюнули на землю при дамах. Я покосился на Руш. Помытая, разодетая в новые походные штаны и дублет, она казалась вполне женственной. Может даже чересчур.

– Ты снова медленно думаешь, – Руш оказалась так близко, будто задумала отгрызть мое ухо, – тебе подсказать, или сам управишься?

Я выдохнул и поблагодарил небо, что остался трезв. Деликатно отодвинул воснийку.

– Не держу привычки путаться с женщинами, которые меня оскорбляют, – слукавил я.

И оставил ее под вывеской, не оборачиваясь. Когда резная дверь скрипнула в петлях, мне крикнули вслед:

– Привычка – дело такое. Не заметишь, как помрешь от одной из них!

Дым табака, аромат благовоний и масел набросился раньше, чем меня взяли в оборот. Я стащил плащ, повесил его на сгибе локтя и засмотрелся. Внутри «Истомы» хорошо поработали над мебелью, гардинами, даже стенами. По обе стороны от входа поставили дорогие лестницы с перилами. Ступени вели на балконы, к покоям. Несколько девиц тихонько пели, одна играла на струнах.

Дом утех, а в нем – вечный праздник. Если, конечно, у тебя найдется парочка монет.

– Добро пожаловать, – сказала абсолютно голая девушка с балкона.

Среди посетителей в главном зале я приметил несколько знакомых ублюдков. Митыга уже одевался и грубо шутил, пока явно скучавшая девушка наливала ему вино. При капрале находились и его люди, один хуже другого. Лучшие благовония не смогли скрыть их запаха. С гигиеной в Воснии не ладили так же, как не ладили и друг с другом.

Надсадно стонали шлюхи, и вторили им солдаты, горожане, и бог знает кто еще. Дом утех, место для праздника. И у меня даже есть монеты, вот только…

В Криге я имел неосторожность праздновать до того, как получил результат. Сейчас результат был лучше, чем когда-либо, а праздновать я разучился.

– Да не морочьте мне тут, дайте бабу и усё, – донесся голос Коваля.

Я увидел, как одна из куртизанок отвернулась и поморщилась. Деньги, может, и не пахнут. А вот солдатня – очень даже. Похоже, пока я искал мыльню, ублюдки Митыги первым делом завалились сюда. Получать любовь за краденные детские вещи и пожитки убитых селян.

Один из ублюдков показался на балконе – он так и ходил с опухшим носом. И все никак не мог угодить ногой в портки. Его дама на ночь, с мертвецкой тоской на лице, хватала клиента за локоть и спасала от нового увечья. Зачем одеваться стоя, когда ноги не держат? Похоже, я никогда не пойму воснийцев.

Мне еще раз захотелось разбить ему лицо. Очень вовремя передо мной возникла стареющая женщина с ярко подведенными глазами.

– Вам какую, господин? – даже куртизанки Волока что-то соображали в фамильных гербах и ножнах посетителей, в отличие от солдат Восходов. – Может, сразу трех?

– Помилуйте, я почти забыл, как обращаться с одной, – ощутив неловкость, я отшутился.

Управляющая пощелкала пальцами так громко, что я невольно подумал, что ее руками можно гнуть ножи. Вокруг столпились уже пользованные девицы. У одной отчетливо проглядывался синяк на скуле, не смотря на белила.

Похоже, я хорошо поел и помылся лишь для того, чтобы лечь в постель после ублюдков Митыги. Интересно, меняют ли здесь простыни?..

Старшая затараторила:

– Созревшую, иль нет? А может, вы предпочтете зрелую, но невинную?

«Созревшую». Я вздохнул. Женщины Волока не лучше фруктов.

Та, что стояла слева и думала, что скрыла синяк, напоминала мне дочку консула. Вторая, ее соседка, прятала руки за спиной и явно подмерзла на сквозняке: гусиная кожа вылезла даже на лодыжках. Третью я и за женщину не мог считать – дитя. Не привлекательны в достаточной мере, чтобы потерять голову, разуться и, спотыкаясь, заползти в одну из комнат, как только что сделал Керех. Возможно, все дело в том, что еще ни одна не решилась меня оскорбить.