Во имя твое, Восния

– Дело ясное, – мрачно сплюнул себе под ноги восниец с крупной ряхой. – Над было тебе с нами держаться, так бы и перепало. Теперь уж поздно…

Держаться с этими ублюдками? Да между нами – пропасть! Как управлять такими людьми? Людьми ли?..

– С твоим капралом и старика не вздернешь без спросу, – кивнул старший из отребья, – не свезло тебе.

– Гвон, да? Отец у него при храме жил, вот и чудной…

Когда-то я презирал пьянство. В те времена я еще не был знаком с воснийской солдатней. Правая рука лежала слишком близко к керчетте. Я увел ее в сторону.

«Никакой чертовой спешки. Ничего хорошего из спешки еще не выходило. Я не дурак и усвоил уроки Воснии. Сейчас я уйду, и…»

Один из ублюдков подошел ко мне и по-хозяйски похлопал по плечу. Грязной рукой, которой убивал безоружных.

– Не кисни. По пути два села обещали. Там баб еще больше, говорят.

Надо было уходить прочь. Ноги меня совершенно не слушались. Да и слов не нашлось.

Как долго я буду жить немым?

– Бабы-то ладно, а вот их дочки…

Я схватил чужую руку и повернул так, что в локте хрустнуло.

– А-а-и-и!

Скоты в человеческом облике падали на землю так же, как и простые люди, стоило им что-нибудь вывихнуть или сломать.

– Ты че, ты че творишь-то?! – рябой сосед закричал не от боли. Я исправил это дело – разбил ему лицо локтем.

От меня отшатнулись.

– Да вы хуже сраных палачей! – я повысил голос, отпихнул от себя еще одного ублюдка.

Стало легче. Как легко говорить то, что крутится на языке! Я успел глубоко вдохнуть, почувствовать вкус свободы. Той жизни, о которой мечтал.

И как сложно, мать его, принимать последствия.

– Ну, сука, – хрустнул кулаками увалень, который вблизи оказался чуточку шире, чем мерещилось издалека. – Ты отсюда по земле ползти будешь…

Меня обошли с четырех сторон. Кажется, я успел ударить еще пару раз – в ухо и по челюсти, до того как увидел сначала землю, потом небо, а затем – темноту.

Через глухой стук ударов я услышал только одну фразу:

– И этот чудной: каков капрал, таковы у негой и люди…

Боль под ребрами, удары по хребту и воснийская пыль в ноздрях. Темень, проблески света и чужие сапоги. Ничего хорошего не выходило из спешки.

Кто-то свистнул так громко, что в ушах зазвенело. Я прикрыл лицо рукой, но драка уже кончилась.

– Ой-ой, – испуганно охнули за моей спиной.

Отдышавшись, я приподнялся с земли и увидел ноги знакомой кобылы. Пегая, а значит…

– Вам что, устав не писан? – заносчиво спросил бастард.

Увальни Митыги чуть разошлись. Разошлись, качаясь, будто выпили. Все кругом плыло. Один из ублюдков оправдывался, вытянув руки вдоль тела.

– Милорд, э-э, да мы тут, видите ли…

– Вижу. Прочь, – всадник положил ладонь ближе к оружию.

Может, дело было вовсе не в «милорде» и не в отличном клинке на его поясе. Бастард заявился не один. Увальней как ветром сдуло. Я хотел подняться с земли легко и непринужденно, но что-то пошло не так.

«Чертова спешка», – подумал я, снова вернувшись в исходное положение.

– Помогите ему. Ну.

Мне подали руку. Я так разозлился, что оттолкнул ее и поднялся сам.

– Это тебе тоже сержант подсказал? – спросил бастард с самым заносчивым видом из всех возможных.

Я попробовал распрямиться. Чертовы ребра. Сохранить достоинство получилось только в одном – я отряхнул одежду, стоя на своих двоих.

– Нет, – в горле першило. Похоже, я успел глотнуть пыли.

– И чего ты взъелся? Обычное дело, – бастард направил кобылу поближе, будто сам захотел подключиться к побоям. – Ах, да. Первый раз в Воснии…

Память у бастарда все-таки была неплохая. А соображал он, как и все в Восходах, очень худо. Я вытер пыль с волос, отряхнул руки. Мир перестал качаться.

– С такими друзьями врагов не надо. Вся работа – псу под хвост, – я потирал ушибленный бок. Делалось только больнее.

– С чего бы?

В Воснии не понимали языка чести, добра или сострадания. Я сплюнул грязь и кровь на дорогу. Постарался перевести с человеческого на воснийский: язык алчности и шкурного интереса.

– До Волока слух дойдет раньше, чем мы встанем перед воротами. Не будем же мы брать город в осаду, чтобы обменять товар?

Тем более, клубы дыма отлично видны с той мельницы на холме, недалеко от города. Может, теплая встреча нам уже обеспечена. Бастард поморщился, почесал неровную бородку и посмотрел вдаль:

– Слухи слухами, а торговать это еще никому не помешало.

Мне показалось, что бастард верит в это еще меньше, чем я сам. Так оно и бывает, когда стараешься выглядеть благороднее, чем ты есть.

***

Лагерь Восходов, за полтора дня пути до Волока

Меня разбудила чужая суета: громкие голоса, чей-то крик, лязг металла и глухие удары.

– Тащи его, тащи! – в голосе солдата звучал неподдельный азарт.

Кто-то встречал утро с восторгом? Чудеса. Я с неохотой приподнялся на локтях, осмотрелся. Лагерь не грабили, к нам не пришла война и на вид, все было как обычно. Мой приятель сидел в извечном положении: над котлом. И чистил корневища – самые тонкие и неаппетитные. Те, что остались, и те, которые мы будем вынуждены жевать по дороге к Волоку.

Крик повторился. Рут выглядел подозрительно спокойным.

– Что происходит? – я потер глаза, не до конца проснувшись.

– Доброе утро, – Рут тепло улыбнулся. – Это повешение.

И, все-таки, необычного в лагере оказалось больше. Керех не играл на свирели, капрал не шатался вдоль ящиков, мешая работать. В общем-то, никого, кроме меня и Рута у вещей не осталось.

– Кого? – я встал с постели и пошевелил озябшими пальцами. – За что?

Рут вытер землю с лезвия об штанину, шустро покрошил остатки корневища в котел и неспешно начал рассказывать:

– О, слушай, тебе понравится! Закрыли мы на ночь припасы, хорошенько, от души. Капральские, ясно как день, наши-то пусть забирает кто хошь…

– Покороче, – поморщился я и приподнялся на носках, чтобы посмотреть вдаль. Где-то за палатками старших собиралась толпа.

– Ну и не выдержал кто-то, – Рут цыкнул зубом, срезал заусенец с большого пальца и прихватил ранку губами. Видимо, не помогло. Рут подул на розовую полоску у ногтя и продолжил. – Наутро не досчитались. Да не абы чего, а сушеного мяса! Стали искать.

Я оглянулся на свои вещи. Похоже, и там покопались.

– Нашли – ты не поверишь! – у Амила. – Рут явно не переживал. Поднял глаза на меня, отвлекшись от котла. – Теперь нас, выходит, будет девять.

Кажется, и на меня напал зуд – я потер затылок. Рут занимался делом и точно не ждал, пока я рассмеюсь или похвалю его за остроумие. Совсем не похоже на шутку.

– Амил?.. Да какому дураку в голову придет красть припасы, когда можно просто одолжить или попросить? – я потер переносицу. – Тем более, что через пару дней мы все…

– А ты высокого мнения о людях, – дипломатично заметил Рут.

Толпа явно ширилась. А где она еще может собираться в столь раннее утро, как не у эшафота? Вряд ли капралы решили раздать все награбленное бесплатно.

– Так погоди, – я с неверием посмотрел в сторону леса. – Амила вешают? – Рут кивнул. – Вон там? – еще один кивок. – За пару ломтей долбаного мяса?!

Последний вопрос явно был лишним. Я в спешке свернул одеяло.

– Какого дьявола меня не разбудили?

– Ты лег позже всех, и…

– Это же произвол, Рут!

– Мы под флагом, а ты чего ожидал? Тут иногда, знаешь ли, убивают и вешают. – Приятель отправил кусок корешка за щеку. Ничто на свете не могло испортить ему аппетит. – Думаю, из парня решили сделать пример.

Все-таки я ни черта не знал о воснийской войне. Проклятая резня, где бьют и своих и чужих без разбора.

– Какой, к дьяволу, пример? Идем.

– Э, нет. – Возразил мой оруженосец. – Меня попросили сторожить ве…

Я отправился к южному крылу лагеря – у края леса собиралась толпа. Рут чертыхнулся, припомнил матушку и все-таки подчинился.

– Я-то пойду. Но все украдут, вот увидишь, – буркнул он, держась за моей спиной. – И будем варить твой ремень, слышишь?..

Мы быстро настигли последний ряд палаток – с холма спускаться всегда легче. На краю лагеря, поодаль от елей, стоял дуб. Хороший, раскидистый, с крепкими ветками. Где еще вешать людей? На скорую руку, без суда…

Солдаты сбились в кольцо. По их довольным лицам нельзя было предположить, что повешение остановит кражи. Казалось, будто каждый только и ждет, что вешать будут трижды на дню. «Главное – не меня», – говорили улыбки на грязных рожах.

Я распихивал воснийцев локтем, пробиваясь к центру, а Рут извинялся и похлопывал самых обиженных по плечу. За крепкими спинами в кольчугах, кожанках и в стеганом доспехе, я не видел осужденного.

– Может, это вовсе не Амила схватили? – с надеждой сказал я, продолжая двигаться к дубу.

Рут хмыкнул за спиной.

– А кого, святую матушку? Капрала?..

– Вот уж кому точно петля светит, – сказал я так, чтобы услышал только мой приятель.

– Что же теперь, вешать за пьянство?! – искренне возмутился Рут. – Я дезертирую.

Я хотел подколоть его снова, но увидел ящики под дубом. А слева от них стоял наш щуплый эританец, явно еще более сонный, чем я. Стоял в окружении крепких солдат. Стоял не свободно – руки за спиной. Похоже, еще и связаны.

– Теперь веришь, дружище? – Рут положил мне руку на плечо и встал впереди.

Сложно поверить. Вся эта история из-за нескольких серебряков? Может ли солдатская жизнь стоить еще дешевле?

– Лучше уж вешать за пьянство, чем из-за голода. Сколько стоит чертов паек? – Я не отнимал руки от кошелька, едва мы угодили в толпу. – Четыре серебряка? Семь?..

– Знаешь, а я ведь ничего не крал, – заметил Рут, заткнув большие пальцы за пояс. И не убирался с пути.

– Не о тебе же речь!

– … и не понимаю, с какого хера я должен голодать из-за твоего милосердия.

Я прищурился. Покосился на Амила: кажется, тот тоже не верил, что его собрались вешать. Я сделал шаг вперед. Приятель не отступал.

– Пара серебряков меня не разорит, я…

Голос Рута звучал прохладнее, чем воснийская осень:

– Напомни-ка, ты всегда выбираешь интересы чужих желудков, вместо моего или собственного? Или сегодня день такой, а?

Заскрипели ящики, когда их поставили друг на дружку. Амил задергался, закричал:

– Я не крал, послушайте же! Я не…

– Он же не виноват, – зашипел я на Рута.

Приятель с сомнением посмотрел на человека, которого вот-вот убьют из-за пустяка.

– Кто знает? Я б тоже так запел перед петлей.

Походную веревку уже притянули к стволу и перекинули через самую толстую ветку.

– Даже если так! – прошептал я. – Вешать за пару ломтей мяса? Это безумие.

– Да че вы там тянете, – закричали с тыла, – делов-то!

– Не видно ни хера, кого вешают?

– Подвинься!

– Ты у меня сейчас сам подвинешься…

По глазам Амила можно было считать удивление, неверие и глубокую обиду. Я осекся, подумав, как легко подбросить капральский паек любому из нас.

Один плохой расклад за другим.

– Не может… быть того не может! – закричал Амил и дернулся к свободе. Его заломали и вернули на место. – Ребята, скажите же им… скажите, что…

Рут отпил из фляги и рассматривал верхушки елей, будто ничего особенного и не происходило. Единственный друг, который был на моей стороне. Друг, терпение которого вот-вот иссякнет.