Во имя твое, Восния

– Положи его уже, хорош! – поддерживали гости то за спиной, то за плечом Барна. Поддерживали не меня.

Враг чуял мою слабость: холод в ногах, легкость удара, позднюю защиту.

«Далось тебе это чертово золото!» – я увел проклятый топор от левого плеча. Уже взмок, как собака, разве что не скулил.

– А ты неплох, – пробасило внутри шлема.

– Что?!

Я оттолкнул этого идиота, окончательно разозлившись. Что-то похожее сказала мне Сьюзан, когда я стянул последнее, что на мне было в тот вечер перед вторым турниром.

«Неплох!» Что за издевка? Видел бы он меня с трибун!

Я сильно вытянул руку, стараясь проколоть его у бедра. Дзынь! Испортил острие. Чудо, что успел отступить.

Худший боец на свете: спешил, злился, ни черта не соображал. Думал о какой-то стерве из Крига…

– Давай-давай, он клинок-то еле держит, – помогали гости, посвистывая, бряцая железом. Отвлекали, выводили из себя. Меня били моим же оружием.

«Думай. Медленно, быстро, да хоть как! Думай!»

Топор мелькнул перед моим лицом. Финт. Удар пришелся на ногу. Я убрал ее, отмахнулся керчеттой. Мы разошлись.

Я глубоко вдохнул. Врагов нет. Вокруг – манеж, трибуны, добрая слава. Ни одного мертвеца. И Сьюзан перестанет задирать нос, как только узнает, где я побывал. Кем стал.

Все, что мне нужно – победить. Сейчас.

«Это Беляк был неплох. А я его уделал».

Барн снова ринулся наступать. Если подумать, то что у него было, кроме финтов и завидной силы? Мы обменялись ударами. Щитом я толкнул его обух в сторону, а враг безуспешно щемился ближе, пытался зайти во фланг.

Что было у этого умника, наемного бойца, который позарился на чужой прибыток? Уверенность.

А излишек уверенности опаснее раненого медведя.

Я начал водить наемника кругами, подмечая каждую деталь. Слишком широкий шаг, сведены плечи. Топорик либо новый, либо им редко пользовались.

Барн считал себя лидером. Лучшим из лучших. На манеже я вывел бы его из строя за пару минут.

Но мы дрались на подмерзшей грязи, я снова был голоден, сильно устал и вместо второй керчетты держал чертов щит. А еще этот ублюдок солгал, и даже не целился в мою голову.

Будто щадил меня, будто устраивал показательный бой, будто я не стоил того, чтобы чуточку вспотеть под этим поганым нагрудником.

«Неплох, мать твою!»

Мы обменялись парой выпадов. Осторожных, не в полную силу. Замахивался я – отступал он. И наоборот.

Глаза наемника уделили внимание моему мечу. Я сдержал улыбку – лицо без шлема легко читать.

«Смотри на зазубрины клинка, умник. Давай. Так ведь тебя учили?»

Он не мог знать, что я ношу два клинка. И что я взял правую керчетту в левую руку. Я сделал вид, что зацепился пяткой за грязь. Враг бросился ко мне, как голодный пес на кости. Дзынь! Я ударил по шлему, отведя борт щита.

– Х-х! – зашипел Барн.

«Тебя завалит твоя уверенность!»

Я уже подсек его и толкнул прочь. Должен был услышать грохот и звон. В глазах потемнело. Меня отпихнули обратно и я отступил, доверяя лишь ощущениям в ногах. Рвано глотнул воздух. А когда прояснилось, мне в лицо уже полетело острие топора. Хрясь! Железо вошло в щит. Я мог бы обернуть удар в свою пользу. Мог бы подсечь, свалить.

Но сердце бешено колотилось о ребра. Я устал и не мог доверять своему телу.

– Эй, дохляк! – вдруг послышался голос Руш. – Тебе совсем не нужна та десятка?

Выходит, она осталась посмотреть бой? Я едва улыбнулся.

«Никакой спешки. Медленно, верно. Шаг за шагом».

Наемник явно злился – нападал, как обезумевший. Или почувствовал, что я ослаб. Выматывал, пугал, давил натиском. Я сделал вид, что не заметил, как отступил почти вплотную к телам.

«Пойми, чего желает твой противник».

И размажь его.

Я пошатнулся, чуть наклонившись влево, едва коснулся мертвеца сапогом. Так, будто вот-вот упаду. И Барн клюнул, поспешил. Высунулся слишком далеко.

Я обогнул его справа, ударил по локтю со всей оставшейся силой.

– Гх!

Лучше звука и не придумать. Когда под шлемом что-то булькает или мычит – значит, дело сделано. Керчетта проскочила вбок, чтобы завершить бой.

Дзынь! Я попался, как дитя. Топорик на короткой дистанции – страшное дело. Враг извернулся и прихватил керчетту, заблокировав у нагрудника. А потом подло ударил сапогом. Боль пронзила колено, и я прорычал сквозь стиснутые зубы. Как же я плох с чертовым щитом!

Мы сцепились, рыча. Я не дал врагу замахнуться, навалился на подбитую руку и вытащил клинок. Раскрылся. Барн мог был разбить мое лицо обухом, но я толкнул его в сторону мертвеца.

– Ах, – удивился он, взмахнул руками и нелепо плюхнулся на задницу.

Я выбил топор из его ослабшей кисти, пока он в ужасе смотрел на керчетту у горла.

«Пусть враг думает, что ты способен на худшее. Даже если вы на бескровном турнире», – говорил Саманья. И был, как всегда, чертовски прав.

– Твоя взяла, – буркнуло в шлеме. Барн все еще укрывался щитом, будто я безумец и мечтаю сразиться с еще тремя его дружками, пустив лишнюю кровь.

Кажется, Васко присвистнул. А может, это были наемники. В Воснии всё делали не вовремя.

После хорошего боя и грязный воздух слаще. Мы оба пытались перевести дух. Наемник – сидя на заднице рядом с мертвецом. А я – стоя на ватных, бесконечно усталых ногах.

– Неплох, да? – я усмехнулся.

Я выложился, как мог. Хуже, чем умел когда-то. Саманья бы повалил меня три раза и подранил бы руку. Но я сражался против наемника Воснии, который мнил о себе слишком много.

Выходит, я еще не забыл каково это – побеждать. Даже не на песке, а на замерзшей северной земле, в неудобной одежде и при плохой еде.

Барн промычал и потряс правой рукой, явно проверяя, насколько сильно ему досталось. К нам уже спешили.

– Все, эй! – крикнул, а затем присвистнул любитель счета.

Крикнул зря – я и так не собирался продолжать.

– Во дает, – подивился до того молчаливый наемник, все так же придерживая булаву.

Я сделал осторожный шаг назад.

Главарю подали руку, но он сам поднялся на ноги. Принялся отряхивать серые подштанники от земли. Я стоял, стиснув зубы. Переглядывался с остальными наемниками, старался не выдать слабости. Стоял и ждал, что они вот-вот сорвутся в мою сторону, и я буду биться до последнего, пока не…

– Ты откуда, парень? Как звать? – Барн уже поднял забрало. И глядел с удивлением и улыбкой.

А может, хорошо их изображал. Вот, даже ладонь протянул.

– Лэйн. – Я представился просто и вежливо. Без наглости. Теперь мне точно не стоило никого злить. Плевать на фамилию отца и корону турнира. Хоть когда-то от них бывал толк в Воснии?

– Просто Лэйн? – Барн еще больше удивился, а руку так и не убрал.

– Из отряда капрала Гвона. А еще…

Я резко осекся. Помолчал. Откуда я, в самом деле? Было ли Содружество моим домом? А Криг?

Барн не убирал руку.

– А еще?..

Растерявшись, я просто скрепил рукопожатие.

– Не важно.

У наемника была теплая ладонь. Меня не пырнули ножом, не сжали пальцы добела, не попытались повалить и выломать запястье. Простое рукопожатие. Чужая ладонь в моей.

Теплая рука слабого человека, у которого есть дом.

– Я запомнил тебя, Лэйн без семьи и из ниоткуда, – улыбнулся наемник. Все его лицо блестело от пота.

Гости переглянулись. Один подошел ближе, но оружия не обнажил, только развел руками:

– Мы че, просто свалим?

– Так точно.

– Но…

Я отошел назад, чтобы оставить хоть какое-то преимущество для боя. Но Псы Гарготты недолго спорили. И быстро договорились. По счастью, в мою пользу. Выходит, не всегда уверенность – к большой беде.

Только увидев спины в кирасах, я наконец-то скинул щит на мертвеца, а затем уселся на него.

– Нет, правда… как же я хочу домой, – я вытер пот с лица рукавом.

Когда я повернулся к нашим, Руш с недоверием проводила взглядом Псов Гарготты. Васко времени не терял – уже стаскивал сапоги с ближайшего из разбойников. Или с крестьянина. Я так и не понял, есть ли между ними разница.

Развинтив крышку фляги, я полностью осушил ее. Затем поднялся, отряхнул щит и вернул его в телегу.

– Фига ты какой с ножичками, – тихо сказала Руш.

– Это меч. – Я тут же ее поправил. – Керчетта, если быть точным…

– По херу, – махнула она рукой, – загружай.

Я хорошенько посмотрел на оторву, повернулся к лесу: наемники не собирались возвращаться. И все это – результат моего труда.

– Ну, шевелись! – гаркнула Руш.

Выходит, и словом можно задеть, если верно выбрать момент. Я втянул воздух через стиснутые зубы. На манеже мне досталось хотя бы золото. Здесь я не получил ничего, кроме синяков и оскорблений.

– Знаешь, простого «спасибо» было бы достаточно, – я покосился в сторону союзников.

На меня смотрели очень занятые спины. Я подумал, что было бы неплохо, получи бы они вчера стрелу куда-нибудь. Может даже в черствое сердце.

Руш копошилась в пожитках мертвеца и подала голос:

– «Спасибо» ему надо, слыхал, Васко?

– Хрк, – то ли усмехнулся, то ли просто шумно сплюнул братец из низин.

Темные люди. Я протер рукоять меча.

– Скажешь, что не заслужил?

Может, зарезать их керчеттой было бы неплохим решением. Никто и не спохватится. Серьезно, кому нужны эти отбросы, не способные на простую благодарность или признание…

Руш повернулась ко мне лицом, метко закинула краденые сапоги в телегу, что стояла в нескольких ростах от нее. И ухмыльнулась:

– Благодарить бы стоило того паренька из Псов. За то, что подыграл твоей тупости. – Я открыл рот, чтобы возразить, но Руш продолжила. – Если нас не прирежут к вечеру, я ему лично скажу «спасибо» около десяти раз, клянусь всеми зубами!

Сказала и снова наклонилась над босым телом. Деловито прошлась руками по вещам, начала стаскивать чужие портки с уже задубевших ног. Васко и не думал заступаться.

– Слушай, да что у тебя за проблемы со мной? – не выдержал я. – Какого дьявола тебе нужно…

Портки намертво пристали к мертвому телу. Оторва бросила затею, распрямилась, зачем-то отряхнула руки. А потом ткнула пальцем в мою сторону:

– Гляди-ка, Васко. Он и не собирается нам помогать. Вот, вот оно!

Я покосился на ее вторую руку, приглядываясь: нет ли там кинжала.

– Что?..

Воснийки не только умели бесшумно ходить и громко болтать, но и шустро передвигаться. Руш приблизилась, остановившись на расстоянии в два локтя.

– Ты смотришь на меня свысока, парень. Будто бы чем-то лучше. Будто бы весь такой важный, спустился в свинарник и толчешься тут с нами, – она выпятила подбородок, – шелка пачкаешь.

Оторва встала так близко, что могла бы всадить мне стилет между пластин, и я бы ничего не успел сделать.

– У меня нет шелка, – заметил я, смутившись.

Руш толкнула меня грудью, и я сделал шаг назад, хоть и был выше и сильнее девиц.

– Знаешь, кто последний раз на меня так смотрел? – она говорила, задрав подбородок еще выше, и я сам не заметил, как вытянул ладони в мирном жесте, – мамкин братец, у которого хер в штанах никогда не лежал, а кулаки – постоянно чесались.

– Послушай, я…

«Устал постоянно сражаться», – эта правда звучала слишком жалко, чтобы ее рассказать.

Руш толкнула меня еще раз, я уступил половину шага.

– Мнил себя корольком. Позволял себе всякое. По-королевски, что взбредет в его пустую башку. А потом он уснул и больше не видел снов. – В правой руке Руш заблестела сталь, и я перехватил ее запястье. Драка так и не началась. Мы оба уставились на кинжал, и оторва добавила, кивнув на лезвие. – Потому что вот этому парню не важно, кем ты там себя считаешь.