Во имя твое, Восния

XV. Ставница и последний враг Финиама

«Святы земли»

Сегодня я отменил учения. Силы нам еще пригодятся по дороге в Ставницу. А может, и в самом городе.

Никто из отряда и не думал жаловаться. Дай им волю – так бы и размахивали оружием, как метлой. Одним богам ведомо, как они выживали все эти годы. Помимо Рута, я мог рассчитывать на еще троих. С оговорками: Бун был слишком стар и плохо видел, Руш почти бесполезна в ближнем бою, а Кереха опасался и я сам. Остается надеяться, что чему-то я их, все же, научил за это время. Особенно послушанию.

Каждая карта в финке хорошо ложилась в руку, и стояла там, куда ты ее определил. С людьми дела обстояли иначе. Год назад меня отправили с новобранцами покорять земли Волока. Не прошло и двух сезонов, как упрашивать сержанта о войне принялся я сам. Скажи мне об этом Рут в Оксоле год назад, я бы рассмеялся, и посчитал своего друга полным безумцем.

И вот мы здесь. Я все легче представлял расклад, прикрывая глаза. Гиблое всхолмье, Бато, сеть его подчиненных, россыпь наемников, чертов Тувир. Кон за коном. Никакой спешки…

Дверь распахнулась, в нее и не думали постучать. Последнее время ко мне постоянно вламывались без стука, как в бордель. Я достал керчетту и проверил клинок. За лезвием сияла заносчивая морда бастарда.

– Лэйн.

Незваный гость запятнал половицы и почти заслонил собой свет из окна.

«Надо было двинуться в город на час раньше».

– Доброго утра, – я чуть опустил голову, хоть и без того склонился над мечами.

– … Господин Эдельберт Грэинхоппер, – бастард задрал подбородок.

Потому-то никто и не зовет его по имени. И помнить сложно, и говорить с такой сволочью не хочется. И все же, только последняя сволочь могла согласиться на мою авантюру. Человек без надежд, чья родословная грязнее, чем городские сплетни.

«Голодный ест то, что подбросит ему судьба, – говорил Финиам. – Глупец везде ищет роскошь…»

И становится мертвецом.

– Чем могу помочь? – я проверял керчетты, ибо не мог доверить фамильное оружие бездарям из войска. Или, тем более – наемникам.

Бастард подложил подушку себе под задницу и расселся, как обедают в родном поместье. К счастью, подушка оказалась не моя.

– Наконец-то посчитались. При штурме мы потеряли девятерых, и еще десяток – ранены. Я говорил, что ночь – дурное время для драки…

Одна керчетта и вовсе не пострадала. Последнее время я пользовался вторым клинком только для поддержки навыка.

– И все-таки, острог наш, – я припомнил очевидное. Мы сидели за кольями и башнями, на скамьях, сколоченных чужими руками. Возле отнятых столов, под уже нашей крышей. – За все приходится платить. – Я еще раз протер самый изношенный клинок. – Штурм при свете дня связал бы нас боем на неделю. Мы могли пасть под стенами, или вовсе дождаться подкрепления врага…

– Это и так ясно. – Бастард всплеснул руками, будто монарх, которому привезли опилки вместо дани. – Победа за нами, неплохая победа – твоя правда. Только нам маловато просто взять пару острогов! В Оксоле от нас ждут победы блестящей, безупречной. Мы не можем себе позволить такие потери, – размечтался бастард.

Худшие игроки в конкор пытались сохранить все ресурсы до победного. Именно потому и проигрывали девять раз из десяти. А на десятый им попадался точно такой же идиот, и там они состязались в глупости.

Как состязались в ней же сержанты и рыцари Восходов, пока земли Бато процветали. Бастард слишком боялся гнева бездарей:

– Я вижу, вы расставили телеги. Припасов хватит, чтобы переждать зиму. Нет нужды рисковать. В Ставнице…

Я выдержал его взгляд. Быть может, он догадался, что в Ставнице будет драка. А может, он постоянно трясся с тех пор, как согласился на мою авантюру.

– Не думаю, что за день что-то случится, – такая вероятность действительно была. Все зависело от Барна. – К тому же, когда война мешала торговле? Нур – проверенный человек, а его ремесленникам нужно золото.

«Не говоря уж о том, что стоит подыскать кузнеца из местных, этому ослу Канну и подкову не доверишь».

Бастард оглянулся, позабыв изображать из себя монарха, и сказал тише:

– Если с припасами что-то случится, кого-нибудь точно вздернут. – Он внимательно посмотрел на меня. – Я пойду на дно, и ты следом.

Трясется, как старый лист на ветру, хоть по виду и не скажешь, что кавалерист способен трусить. Я убрал керчетты в ножны и заверил:

– Думаю, чтобы кого-нибудь вздернуть, Тувиру сначала придется высунуться из Оксола. – Бастард едва кивнул. – Даже если в Ставнице дела пойдут худо, повешения начнут с рядовых.

В Воснии не брезговали любым видом убийства. При прочих равных, именно повешения вызывали сакральный трепет. Видимо, куда веселее убивать безоружного и связанного человека. Я поднялся со скамьи, завернул свою подушку в одеяло, чтобы на ней не рассиживалась чья-нибудь задница. И сказал:

– Спите спокойно…

– Господин Эдельберт, – мрачно добавил он и наконец-то закончил меня отвлекать.

Еженедельно, будто пастор заблудшим душам, я доказывал ему, что заинтересован в успехе. Заинтересован куда больше, чем все его люди, и быть может, он сам. У бастарда не было надежды подняться выше без новой земли. Под флагом я пробыл год, бастард же служил более десяти.

Эта затея обречена на провал. В отличие от победы над Бато и захватом гиблых холмов.

***

Дорога к Ставнице

Скрипело колесо, а Керех никак не мог определиться с мелодией. Я упирался в его грязный плащ сапогом – места в телеге почти не осталось. Стоило поберечь силы: позади плелись люди Барна. Будто назло, только один из них прихватил лук. Капрал вечно спал или нес околесицу, когда прекращал пить – и, конечно же, напрочь отказался пересидеть стычку в остроге. Вероятно, он полагал, что в посмертии будет вечно пьян, богат и окружен голыми женщинами.

Все о чем-то мечтали. Я пытался дочитать «Немую власть».

«Много городов я повидал, и неведомо, сколько еще впереди. За долгие годы странствий…»

– Все ноги болят, – заворчал Пульрих.

С таким весом настоящее чудо, что у него не надломились колени.

– А шопа у тебя не болит? – поинтересовался Бун, то и дело поглядывая в сторону Псов Гарготты.

– Болела, – с грустью вспомнил Пульрих, – когда по утрам выходили…

– Утро виновато!

– Биться надо лучше, вот и не будешь падать. Жопа у него пострадавшая, – глумился Васко, явно пытаясь произвести впечатление.

Пульрих за последние месяцы совсем присмирел:

– Да коли б только она, братцы. Я натоптышей таких в жизни не видал!

– Странно, что рот у тебя не саднит – столько трепаться, – я снова перевернул страницу.

«Из всех врагов, лишь один остался непобежденным. О, как я был слеп! – сокрушался Финиам. – Мы виделись в предместьях. В низинах и холмах. На палубе, в море, на песках берега. Встречался я с ним, не зная имени…»

– О, город виднеес-ся!

– Проклятье, – выдохнул я.

Финиаму снова придется подождать. Полагаю, он не особо расстроится, в отличие от меня.

Мы вышли в низины, потеряв из виду лес. Теперь Барн может осмелеть – с острога не будет помощи.

– Да разве ж это город? – презрительно сказала Руш.

Я переглянулся с ней. Ее рука легла поближе к поясу – готова к бою, как и всегда. На мгновение я растерялся, не обнаружив Рута в хвосте отряда. Из двадцати трех человек в колонне я мог положиться разве что на четверых, и одного пришлось оставить позади.

Плелся за нами и тот, кого не звали. За небольшим камнем, посреди голой земли, чернел балахон. Белые кости, серая кожа, слепое лицо. В последнее время я видел ее так часто, что перестал вздрагивать. Так привыкают к трупам в осажденном городе, к мошкаре в похлебке, к мозолям на усталых ногах, к пьянству друзей. Чего бояться тени, нелепого призрака? В чем-то, мы с ней были похожи. Старуха не умела прощаться.

***

Ставница

Люди Барна не держали строй, волочились абы как, словно и правда вышли прогуляться. Смотреть в Ставнице тоже было нечего. Город вблизи выглядел куда хуже, чем с низины: старый деревянный частокол давно покосился, сгнил, потемнел, а местами и вовсе отсутствовал. Одинокая молельня стояла на склоне у обвалившихся кольев. Даже утешительный лик Матери не вырезали под склонами крыш. Должно быть, очень обидно погибнуть в такой дыре.

Возле сломанных ворот нас встретил мужчина с обвислым брюхом и пятью подбородками. Ярко-алое сукно никак не скрывало телесных изъянов. Я пожал пухлую руку с надеждой, что на этом недостатки купца закончились.

– Нур. А вы, э-э-э, Лэйн, – его глаза постоянно что-то выискивали у меня за спиной, – я наслышан о ваших, э-э, талантах.

Я улыбнулся:

– Говорят, я медленно думаю.

Он нервно хохотнул.

– Какие-то проблемы? – Васко сделал половину шага вперед.

Последний год я не был уверен, кто лучше: ленивые Псы Гарготты, или безумцы Восходов.

– Пока – ни одной, – я отпустил руку Нура.

– О, поверьте, никаких проблем я не допущу! Не в этом городе, не на этой земле. Все на месте, – подбородки Нура задрожали, – как условились. Пять телег, все тутоньки…

Конечно, городом этот поселок могли называть только дураки или храбрецы. Хлипкий забор у постоялого двора, через который перелезет и ребенок. Деревянные срубы и одна широкая улица, что уводила от конюшни к базару. Всего три каменных здания: особняк на возвышенности, косой дом у центра и небольшое здание на два этажа до поворота на мыльню. Возможно, дом ремесел. Если бы здесь цвела торговля…

В общем, гиблое место. За полтора года я насмотрелся на нищие села Воснии. Может, и правда стоило вернуться в Оксол.

«Есть три вида роскоши, за которую платят жизнью. Первая – сожаленья о былом», – припомнил я «Немую власть».

– Славный город, – дрожали подбородки купца, – отец мой жил тут, а до него – дед…

Нур повел нас, опасливо озираясь, будто задумал обокрасть. Я бы заподозрил неладное, да только такова цена хорошей репутации: всякий потеет при твоем виде. Может, Нуру бы и пригодилось потерять лишний подбородок.

– Борделя тут нету, – задумчиво произнес Коваль и исправился, – на хер.

– Бортелей много хде нет, а шлюхи пофсюду.

Пульрих пригладил стеганку под животом и размечтался:

– А я б тут пожил. Из камня строят, вона!

– Это ты еще в замке не был, – Руш что-то жевала и перебивала всех с самого утра: – кругом камень, кости мерзнут. Балдеж.

– А ты, поди, бывала?

– Бывала и не раз. Вид с башен такой, дух захватывает!

У меня дух захватило от совсем иного вида. Возле пригорка за постоялым двором стояли припасы. Все, что нужно для хорошей зимовки. И даже больше.

Если бы рядом стоял Рут, я бы ему припомнил и Финиама, и скучный конкор.

– Эй, Нур. Подскажите, – я начал отсчитывать монеты, – нет ли в вашем славном городе хороших кузнецов?

***

Дрыга выкинул два и шесть. Я крякнул, скинул медяк и вышел из-за стола.

– Сдулся, – бросил этот везунчик мне в спину и смачно рыгнул.

Пропивать последние медяки – вот и все мое везение. Дарт и Вига заняли стол напротив, у окна. И занимались тем же – прожигали бестолковую жизнь. Бато будет крайне доволен, как мы заявимся перед всхолмьем с пустыми руками. Нам не подадут даже похлебки. Может, тогда придется жрать друг друга и уже хер с ним, с медяком…