Во имя твое, Восния

– И в живых остаются только самые прилежные ученики.

Не важно, хочется ли тебе спать, есть и как много ты сделал за два года. Всегда найдется новая работа. Я вежливо указал ладонью на шатры.

– Солдаты уже начали ставить требушет? – бастард уклончиво кивнул. – Нам нужно проведать, сколько парней осталось у Долов. Не хотелось бы штурмовать вслепую.

Бастард не спорил. Более того, сделал вид, что собирался отдать точно такой же приказ. Я остался в компании гретого вина и без особых надежд. Будет настоящим чудом, если в штабе уладят этот вопрос до того, как стемнеет…

Через час меня нашел Рут. Повязка на его кисти почернела от крови, а он расхаживал так, словно не чувствовал боли.

– Слыхал, вы отправили разведку следом за парнишками Долов. – И по голосу ясно, что приятелю что-то не нравилось. – Я бы сходил вон туда, южнее, – он указал на отрезок леса, подальше от замка. – В ночь. Сегодня в ночь.

Я отложил кружку и посмотрел в подзорную трубу. Деревья, поле, никаких дорог и признаков жизни. Лес как лес.

– Чего скажешь? – с нетерпением спросил приятель.

«Главный разведчик войска с одной рукой!»

Положив подзорную трубу на колени, я побарабанил по ней пальцами и ответил:

– Не сходил бы.

– Это почему? – насупился Рут.

Он даже не пил сегодня, если верить запаху. Его глупым вопросам не было никакого оправдания.

– Потому что таков приказ.

На востоке от штаба кто-то страшно ругался. Кажется, дело дошло до драки. Обычно, Рут с удовольствием смотрел, как солдаты молотили друг другу лица. Сейчас он стоял, сложив руки на груди, и портил мой день.

– Слышал, тебя снова повысили, – Рут ухмыльнулся. – Теперь совсем важным стал, приятель?

Я выдержал его взгляд. С хрустом сложил подзорную трубу и кинул ее на столик у пня. Кажется, она скатилась на землю, но мне было все равно.

– Даже если бы меня понизили, Рут, ты бы остался в лагере. – Я не дал ему вклиниться в разговор. – Потому что ты не самый главный разведчик, не самый первый трезвенник, и не самый важный солдат, с какой стороны ни погляди!

Рут не стал спорить, только осведомился:

– Значит, это ты говоришь от себя?

– Нет, дьявол! Я представляю господина Эйва Теннета…

– Хорошо. – Рут зачесал грязные волосы на затылок. – Я слышу приказ, просьбу или угрозу?

Просьбами подтирались все, кому не лень.

– Приказ, – бросил я и отправился в штаб.

Почему-то в последний сезон абсолютно все желали ставить мне палки в колеса. На ровном месте. Непременно с героическим видом.

***

Мост через Ласковую реку выглядел совсем новеньким. На его камнях еще не вырос мох, и ровный борт по обе стороны не потерял ни одного булыжника. Каждый камень стоял в растворе, как защитники на стене замка: до последнего, на десятилетия. А может, и на века.

– Чего у-уставился? – спросил Сэир Данган. – Не мешай нам работать!

Строитель маячил на той стороне реки. И пытался поднять обтесанный камень, но тот постоянно вываливался у него из рук. Я прошел по мосту, чтобы помочь.

– Поше-ел вон, – выругался Сэир, и его разбитая голова накренилась к левому плечу. – Это наш берег!

– А он все равно скоро тут будет, чего ты ругаешься, – меланхолично заметил солдат Эдельберта и почесал стрелы, торчавшие за его лопатками.

– Дафай, еш-ше пару шахов! – манил рукой Бун и улыбался почти беззубым ртом.

За их спинами виднелся подъем на гиблое всхолмье. У грозовых облаков, почти под самым небом, стоял пепельный замок. Его ворота открыли. Я должен был попасть внутрь.

В реке не бежала вода: она цвела, как глубокая лужа на болоте. Я остановился в двух локтях от другого берега. Ветер дул мне в спину, гнал вперед. Вот только шагнуть было почти некуда – вся дорога и обочина подле нее полнилась людьми.

Мертвые лежали, раскинув руки и ноги, сидели, запрокинув головы, выгнувшись в неестественных позах. Кто-то смотрел на меня, и что-то бормотал. Кто-то молчал и косился с укором.

– А я поняла, кто вы! – весело заметила Кари, приглаживая перья на древке стрелы, которая торчала из ее ребер. – Настоящий мерзавец!

– Вы не могли бы, пожалуйста, меня снять? – без особой надежды крикнул Амил. Веревка на его шее почти истлела, выцвела от времени.

Штандарт Долов лежал в грязи, земля казалась бурой, как стылая кровь.

– Тебя уже отпустили погулять? – спросил брат, и я не видел его лица. – Отпустили? Отпустили уже?

Я сделал шаг назад и увидел Рута. Он сидел на горелых обломках сарая и тряс перевернутую флягу над своим лицом. Фляга была пустой.

– Вот знаешь, что хуже всего? – вздохнул он, – Теперь я не могу даже выпить. Миленькое дело!

Что-то в этом всем казалось глубоко неправильным. Обреченный замок, живые на берегу мертвых, застывшая вода.

Открытые врата замка манили к себе. Значит, Бато сдался, и нужно только сделать шаг…

– Но я не хочу! – крикнул я.

– Тогда на кой хер ты идешь сюда?! – вспылил Коваль.

Моя стопа коснулась другого берега, и холод стал подниматься выше – к колену, к бедру, к животу.

Я подскочил и вцепился рукой в грубую ткань палатки. Теплая, но пустая постель. Храп солдат.

– О, дьявол, – прошипел я, рухнув обратно. До рассвета оставалось еще несколько часов.

***

Утром, лагерь Восходов

Требушет, на первый взгляд, выглядел ничего. Вроде бы. Если бы я только что-то смыслил в требушетах! Возможно, они как люди – на вид в самый раз, но стоит только поручить им дело…

– Выстрелит? – коротко спросил я у бастарда.

– Должен, – так же коротко бросил он. Потом добавил чуть тише. – Я заплатил этому недоноску тройной капральский паек. Должен.

Речь, разумеется, шла об инженере. Гроцер щебетал и нелепо размахивал руками, как птица хлопочет над выводком в гнезде.

– Туда, туда! Ага! – его голос менялся с визгливо-яростного до трепетно-заботливого. – Да не туда же, дурень! Я сказал: туда! Что не ясно?!

Солдат с повозкой совсем потерялся. Он суетился, стараясь поставить ее ближе к инженеру, и в итоге чуть не отдавил тому ногу.

– Гвозди-то нашли? – спохватился я.

Бастард пожал плечами:

– Вроде бы, нет.

Мы оба с тревогой покосились на основание осадной машины. Требушет выглядел ничего, и теперь это вызывало опасения.

– Господин! Господин Эде… э-э…

Из западной части лагеря к нам спешил, спотыкаясь, какой-то солдат. Бастард почти простонал:

– Что еще, во имя всего святого?!

Я увидел ужас на лице солдата и на всякий случай приподнялся на носках, чтобы заметить новую беду. Ни пожара, ни сверкающих копий врага, ни конницы…

– Разведчики, – выдохнул солдат, – показались. Точней… поймали их.

Парня явно отправили собирать оплеухи от командира. На его лбу словно написали «можно бить, я несуразный».

– Схватили, значит? – Эдельберт вздохнул. Первые признаки усталости показались даже на его ленивом лице. – Требуют выкуп?

– Э-э, господин, ну, как бы… Не совсем.

Бастард отпихнул солдата локтем с дороги и прорычал:

– Хоть кто-то в проклятом лагере может дать ясный и односложный ответ?!

Я поспешил следом. Идти пришлось недолго. Эдельберт достал подзорную трубу, навел ее на лес, где раньше виднелись штандарты Долов. Скривил губы, а потом грязно выругался.

– Вон они, мать их, – подзорная труба перекочевала в мои руки. – Хороши!

Увеличив ближний край леса за поляной, я увидел разведчиков. Вернее то, что от них осталось. Одна голова показалась мне смутно знакомой, и я замер. Светлые волосы, ровный лоб…

– Что там? – меня пихнули в плечо, и я выдохнул с облегчением. Еще никогда я не был так рад услышать голос Рута.

Я передал ему подзорную трубу. Лицо приятеля никак не изменилось, когда он увидел то же, на что теперь глазели все на этом холме. Я ждал, что вот-вот мой друг разразится чем-то вроде «я же говорил». Но он проворчал совсем другое:

– Любители сраного искусства.

Все помолчали.

– Это точно наши? – засомневался Эдельберт.

– Вижу Бослика, – ткнул пальцем один из его подчиненных. – Ну, вроде бы.

– Дак он не ходил разведывать, дурень!

Похоже, в последнее время меня подводило зрение. Или рассудок. Даже глядя в подзорную трубу, можно было разобрать лишь общие очертания: посеревшую кожу, распухшие шеи и окровавленное древко этой хлипкой конструкции.

– Почему головы? – взволнованно сказал сержант. – Разве же Хайвик не у нас?

Еще вчера вопли сотника Долов будоражили округу. Возможно, у Урфуса были какие-то счеты с солдатом, или он надеялся выведать что-то полезное у врага. Я убедился, что полезного в Хайвике столько же, сколько бывает золота в выгребной яме.

Сержант уже посчитал головы и явно переживал за расходы:

– Паршиво, ничего не скажешь.

– Хуже. Мы все еще не знаем, сколько их там, – заметил Рут, явно нарываясь. – Если спросите меня, то я бы…

Эдельберта так перекосило, будто он не видел покойников за все годы войны. Я схватил Рута за шиворот и потащил к требушету, подальше от новых проблем.

– На пару слов, – выдохнул я, но хватку не ослабил.

Два года назад приятель учил меня говорить со старшими по званию. Сейчас же сам лез в петлю. Так пить – последний ум потеряешь. Удивительно, как он не позабыл про свою матушку!

– Лэйн, а ну стой! – окликнул меня бастард и поспешил следом. – Что теперь? Мы не можем просто так…

– Возможно, стоит спросить у господина Эйва. – Я толкал Рута подальше от сотников. – Все-таки, именно он управляет нашим войском, не так ли?

***

Площадка для требушета

Замок высился на соседнем холме: нетронутый, величественный. Все еще непокоренный. Я невольно подумал, что даже жаль крушить такой фасад, ронять башни, уничтожать столь искусный труд.

От главных и единственных ворот замка бежала косая дорожка. Она стекала, как ручей, обводя земляные пороги, и огибала лес с нашей стороны. Уже там, перед восточным холмом, дорога начинала ветвиться. Я помнил, что один поворот вел к перекрестку под Волоком, а другой шел через два моста и кончался у гор. Два пути, в конце которых не было войны и штурма. Я покосился на Рута.

Его рука будет заживать еще две недели, если не больше. Штурм начнется через несколько дней, если, конечно, требушет не развалится при первом броске.

«Еще одна проблема, которую мне придется решать».

На холме мы стояли вчетвером: мой друг и двое из отряда, которым я поручил смотреть за осадной машиной. Сержант не особенно переживал за успех нашего дела – приказал поставить всего дюжину палаток кругом у площадки, и десять часовых. Пятеро из них уселись возле бочки и кидали кости, не беспокоясь о войне. А остальную пятерку я и вовсе не увидел.

«Заходите, гости дорогие, разбирайте требушет! Нам и самим уже как-то неловко уродовать столь чудесные бастионы…»

Приятель все еще хмурился после того, как я оттащил его прочь от сотников.

– Может, парнишек из Долов осталось и побольше, – крышка на его фляге никогда не сидела слишком долго. – Восемь десятков? Семь? – он сделал первый глоток, поморщился и сплюнул себе под ноги. – Милосердная матушка и ее исподнее! Кто вообще сказал, что их две сотни? Другой парнишка, которому прижали яйца и прижгли колени?

– Ты никуда не пойдешь, – я сказал это так, чтобы не возникло сомнений. Никаких споров. Никакого торга. Трава зеленая, мой меч из стали, а Рут будет сидеть в лагере, пока я не решу иначе.