Во имя твое, Восния

Кари прижала ладонь к губам и вытаращила глаза, будто забыла мою просьбу. С памятью у нее все было в порядке. Казалось, ей просто нравится эта игра.

На игры у меня уже давно не было никакого настроения.

– Прости, все время забываю, – улыбнулась Кари, свободнее разлегшись на постели – явно для того, чтобы коснуться меня коленом. А потом добавила, чуть нахмурившись. – Твой друг, он выглядел… странно. Я слышала, вы спорили. Что-то случилось?

Я деликатно подвинул ее ногу: хотел присесть так, чтобы расслабить спину за целый день. Возможно, я не смогу расслабить ее до самого утра. Или дольше.

«И я снова забыл кружку снаружи, о, дьявол».

– Последнее время ему везде мерещатся враги, – я покачал головой. – Пьянство его совсем погубит.

Кари задумалась и рассеянно погладила себя по руке, будто успокаивая.

– Мой отец умер за столом. До сих пор помню его розовое лицо, – вздохнула она. Даже расстраиваться у нее получалось очень красиво. – Ох, прости, я расстроила тебя? Нет, так не пойдет. – Она прижалась всем телом, и я неловко приобнял ее, пытаясь не уронить палатку. – Давай подумаем, как помочь твоему другу?..

Проще взять замок, чем отлучить пьяницу от его страсти. Я пообещал:

– Как вернемся в город, я его привяжу к бочке с водой, пусть привыкает.

Кари вымученно улыбнулась и отвела глаза. Тонкие пальцы принялись расшнуровывать мою одежду, и я бережно взял их в свои ладони. Подержал.

– Нет? – так же грустно спросила Кари, словно кому-то искренне может быть в радость совокупляться с грязным солдатом.

– Я устал, как мертвец. Не я один, признаться: всем хватило. Завтра начнут ставить требушет, – я потер уголки глаз. – Бато заартачился, и теперь нам придется стоять здесь хоть до следующей весны.

Кари поджала губы.

– Как долго! – страх исказил ее лицо. – Но что, если на нас нападут? Вы… то есть, ты…

– Нападут, конечно. – Я так же устало кивнул и взболтал кувшин, а затем поставил его в углу. – Но приказ есть приказ. В штабе уже все решили. Кроме того, из Оксола отправили подмогу: дней через пять они будут здесь и тогда Долы пожалеют, что прибыли на всхолмье. – Я ухмыльнулся. – А пока мы воспользуемся затишьем и расчистим площадку для обстрела. Вряд ли Долы в ближайшие дни пожалуют к нам в гости. – Кари усиленно закивала, прикусив нижнюю губу. – Я удивлен, как они до сих пор не заметили, какой бардак творится в каждой стороне лагеря. Скорее всего, у них тоже что-то не ладится в рядах.

На этих словах ее лицо совсем погрустнело. Еще полгода назад, когда мы впервые делили постель, я думал, что ей крепко достанется. Есть вещи, которые уже никак не изменить. Я предупреждал, что дело кончится плохо. Упрямства в ней было даже больше, чем во мне самом.

Встретившись взглядом с Кари, я очень осторожно повторил то, что говорил ранее:

– Я бы хотел, чтобы ты собрала свои вещи и вернулась в город. – Она приподнялась на локтях и шерстяное одеяло сползло с правой груди. – Нет, даже не так. Ты должна уйти. – Я вытер стопы относительно чистым полотенцем. Бестолковое занятие, учитывая то, что сапоги не просохнут за одну ночь. Вздохнув, я добавил. – Война – не место для женщин.

Ни для чего хорошего, если быть точней.

– Вот как, – Кари опустила голову. – Значит, мне нужно уйти…

Повеяло спором на половину ночи.

– Ты опять не согласна? – я устроился поудобнее, подтянул к себе поднос с кувшином и умывальный черпак. Начал лить в него разбавленное вино. Уже остывшее. – Думаешь, мы все обнимемся и разойдемся по домам друзьями?

Кари игриво прищурилась, будто совершенно ничего не поняла из того, что я сказал. И осторожно положила руку на мой бок, поглядывая на вино, которое я поднял к подбородку.

– Я думаю, у вас… у тебя большое сердце.

Я чуть не подавился. Посмеялся, покачал головой и устроился так, чтобы пить полулежа.

– Сердце, говоришь. Было время, когда я бился честно и не давал взяток, – глаза Кари блестели в полутьме. – Потом мне помяли ребра и отняли меч, накормив землей.

Поморщившись, я выпил еще.

– Ступив на земли Волока, я пытался беречь чужих детей и не хотел крови. Дети напали первыми, подсторожив нас у воды. А позже другой мальчишка перерезал горло моему коню за пару серебряков.

– О-о, – нахмурилась Кари.

– Вчера я попытался заключить мир с Бато. Снял шлем у ворот замка, обещал свободу и коней для гарнизона. Предлагал выход на восток, – ее глаза широко распахнулись. Я отпил еще и продолжил: – Нас угостили стрелами.

Она молчала. Я и не ждал ответа – что тут еще сказать? Я дернул плечами, сдвинув сверток одежды, который использовали в качестве подушки.

– Может, я и не прочь побыть добряком. Но остаться живым мне хочется куда больше.

За тонкой вощеной тканью храпела солдатня. Все мешали друг другу. Убийцы, бывшие каторжники, контрабандисты, воры, лжецы. Только такие и выживают в Воснии.

Чистеньких тут нет. Все чистенькие давно кормят червей в этом краю. Я такая же грязь.

Тусклый свет от походной свечи заиграл на прекрасном женском лице. Прикоснувшись к щеке Кари, я с облегчением подумал:

«Нет. Слава всем богам, я гораздо, гораздо хуже».

***

Поле у гиблого всхолмья, разделившее лес

Рассвет только-только мазнул горизонт. Синяя пелена, предвестник восхода. Лучшее время для резни. Я облизал обветренные губы и погладил древко копья.

«Потерпи еще немного, приятель».

– Господин Хайвик? – зашептал безмозглый стрелок из сотни Вирма, отсиживаясь в высокой траве.

Я не отвечал. Разговоры перед боем – для слабых. Тех, кто боится сеять смерть. Все войско смотрело в одну точку: на три дерева, сросшиеся у корней. Три дерева в первом ряду леса. Их черный силуэт приковывал взгляды – по кронам расползался блеклый синий свет. Среди деревьев зияли пустоты, а должен был появиться Невиг и подать сигнал.

«И где его носит?!»

Эти недоумки из разведки все еще копошились с той стороны леса. А может, не копошились, и были давно мертвы, и тогда эта наглая мышка ответит за все сполна. Если, конечно, ее тоже не убили.

В любом случае, после боя можно будет отыскать ее тело, отделить голову и поставить в поле. Ни в одну шлюху еще не было вложено так много времени и сил.

Я, Хайвик Сто Голов, очень устал разочаровываться в людях.

– А что, если у них ловушки, господин? – снова потревожил меня стрелок Вирма.

Если бы это было так, весь лагерь Восходов бы уже очнулся, и началась бойня. Пока слышались только сонные песни ранних птиц, скрип старой лиственницы и шелест листьев на ветру. А, нет, еще какой-то идиот шмыгал носом.

– Господин, а что, если…

– Еще одно слово, и я покажу твою голову солнцу.

Я услышал, как недоумок набрал воздуха в легкие, но успел одуматься и окончательно притих. А следом из-за деревьев показался Невиг и быстро помахал рукой: от неба к земле, от востока на запад. Все чисто. Дорога на штаб открыта.

– Погнали, – я оскалился, и стебли зашевелились, все поле пошло волнами.

Моя сотня выдвинулась первее всех. В каждом я был уверен, как в себе самом: ни один из Восходов не проснется с целым горлом. Никто не дождется подмоги от папочки из Оксола.

«Потерпи еще немного».

Может, если кто-то из отпрысков Годари пожалует к замку, я лично смогу проводить его к праотцам. И посмотрю пару дней, как портится его лицо под летним солнцем.

Пальцы снова прошлись по древку. Рано. Пока рано. Коротким копьем собирается урожай. На среднее древко сажают предателей, шлюх и родню еще живых врагов. На шесте длинном, как для конного турнира, остаются головы сиров, рыцарей и господ. Большая честь. С длинного шеста хороший обзор.

За моей спиной сомкнулись ветви. Темным ручьем войско влилось в гущу леса.

А мышка оказалась права. Лагерь Восходов выглядел хуже, чем стоянка когорты в Эритании: бардак и разруха. Выгребная яма слишком близко к котлам и припасам, палатки ставили как придется, а шатер вдали стоял с божьей помощью – кренился влево. Повсюду валялись испорченные доски, разбитые кружки, расколотые ведра и обрывки тряпья. Костры жгли на каждом углу. Возможно, оставь мы врагов на пару дней, те бы сожгли друг друга, выполнив нашу работу.

Я усмехнулся и вцепился в древко.

Крепкий храп из десятка глоток, поскуливание во сне – Восходы не знали, что пора встречать гостей. Все шло как нельзя лучше. По пути к шатрам я увидел трех мертвецов в одежде Восходов – те, кому не повезло стоять на дозоре. Один солдат удивленно таращился в сторону поля. А как удивленно будут таращиться его сотники, когда выяснится, что никакого обмена пленными не будет!

Самая лучшая часть войны – жатва после боя.

– Все чисто, – жестом показал Невиг и повел нас дальше.

Рва с этой стороны не было, как и рассказывала мышка. Мое лучшее вложение в Волоке.

«Никогда не имей дел со шлюхами», – грозилась сестрица, выпивая по вечерам. Просто ей никогда не приходилось возиться с наемниками. Или годами воевать, не зная ласки и тепла. Или состязаться с врагом, у которого одна слабость – красивые девки.

Мы приблизились к штабу. Мышка с надеждой смотрела на солдат, и я подумал, что отпускать ее после дела – наибольшая глупость, которую я мог совершить. Такая смышленая девка пригодится, да еще не раз.

Я повернулся в сторону поля и не увидел его за деревьями. Глубоко зашли. Самое сердце лагеря. Все, как и докладывали.

Пехота с копьями окружила единственный выход из леса к нашему войску. У Восходов почти не было кавалерии, но осторожность спасала мне жизнь куда чаще, чем пренебрежение к врагу.

«Люди делятся на два типа. На тех, кто снимает головы, и тех, кто сохнет на копье».

Храп не стихал. Когда войско проснется, уже будет слишком поздно. Разбитые, сонные, не надевшие доспехов солдаты – пища для ворон. Мои люди окружили штаб и ощетинились копьями. Обезглавить войско – уже половина победы.

А даже если дела пойдут чуть хуже, всегда можно отступить.

«Где мы поставим голову Урфуса, этой падали? Лицом к Оксолу, на главной дороге – встречать подмогу? Или, может, уже подсохшую, повесим рядом с флагами над замком?»

Урфус как-то сказал, что я слишком молод, чтобы вести людей. Вот-вот я скажу ему, что он слишком стар, чтобы жить.

Вини повел людей к центральному шатру. Он пригибался, как лиса перед прыжком. Восходы зачем-то покрасили тряпки на остове, вывели двойное солнце с двух сторон. Дети с палками, а не воины.

Вини поднял полог копьем, откинул его и беззвучно прошмыгнул внутрь. За ним проскочили еще трое. Послышался хруст, а затем крик – он так же быстро оборвался хрипом. Я улыбнулся, когда Вини и его помощники выскользнули обратно. Окровавленные копья в руках делали их только краше.

Рядом с главным шатром стояло еще пять палаток и два шатра поменьше. Копья входили в ткань, окрашивались в черный и выскакивали обратно.

– Сир, – вдруг позвал меня капрал Хикс. Удивление на его лице не предвещало ничего хорошего.

Несколько палаток оказались пустыми. Ближнюю уже проткнули с четырех сторон, а криков не было. Как и крови на клинках.

Я окинул взглядом лагерь. Оставленные костры еще тлели, а на углях покоились грязные котелки. Казалось, будто целое войско смыло волной, а земля уже успела просохнуть…