Во имя твое, Восния

XXIII. Для чего еще нужен меч?

Лагерь Восходов, площадка у требушета, утро

Кому вообще может нравиться ранний подъем? Воистину, люди удивительные создания. Вставать с первым лучом солнца, после паршивой ночи, в лесу, под навесом, и все ради чего? Чтобы идти под обстрел.

Утро – время, когда я частенько жалел, что не остался на острове. Минутная слабость, блажь. Настоящая роскошь. В такие часы обязательно нужно утешение, светлая надежда, оправдание всем мукам, какая-то цель.

Восния научила меня радоваться малому. Например, сегодня доспех не натирал спину. Это уже было хорошей новостью, особенно при учете того, что его так и не подлатали после стрел.

Конечно, рядом всегда находились люди, которым повезло куда больше. Например, стяжатели, фанатики, сынки из богатых семей с наделами…

Эйв Теннет в бою толком и не побывал, даже когда враги сами нагрянули к нам в лагерь. Его кираса блестела и в полумраке леса. Рядом крутился слуга, подтягивая ремни, проверяя каждое пятнышко на стали, словно любой изъян порочил честь самой милосердной Матери. Надо ли уточнять, что Эйв еще и молился? Гулкое бормотание доносилось из-под забрала, и от этого становилось тошно.

Конечно, еще хуже было то, что мы собирались на холм. И вместо молитвы и блестящей кирасы Эйва я бы предпочел парочку новых мантелетов, а лучше и вовсе тащиться в хвосте. Два раза отправляться под арбалетный залп – это ли не самоубийство?

Саманья знал единственно верный ответ на такие приказы. А я отдал слишком многое, чтобы просто сбежать.

– Готовьсь! Дали! – крикнул Гроцер.

Последний булыжник отправился в восточную стену, расширил брешь. Требушет жалобно скрипнул, а Гроцер завопил от радости и принялся обниматься с плотниками. Я на всякий случай отшагнул подальше.

– Ну, пора, – Стефан приложил подзорную трубу к левому глазу, и его левая половина лица снова дернулась, не то от радости, не то от злобы. – Выдвигаемся, сир?

– Солнце на нашей стороне, – сказал Эйв, вытянув ладонь к небу, будто просил у облаков подаяния. – День предвещает славную победу…

С южной части лагеря послышался крик. Конечно, люди так кричат не перед смертью, а от большого изумления – за годы в Воснии я уже узнал разницу. Но и ничего хорошего громкие крики по утру предвещать не могут. С таким трудом собранные шеренги пехотинцев снова распались: начался разброд. С площадки и не увидишь, что произошло под кронами в лесу.

– Проверьте, – холодно распорядился сержант. – Чего там опять…

«Опять. Это волшебное слово! А есть еще и другое, получше. Никогда. Мы никогда не возьмем этот гребаный замок».

Пришлось спуститься с площадки и снова отвернуться от всхолмья.

– Бряц-бряц, – гремели кольчуги и доспехи, пока солдаты лениво шагали по лесу.

У молодого дуба рассадили пленных: те спали на земле, прижимаясь друг к другу, как дети к матерям. Я прошел мимо – толпа зевак, опередивших меня, собралась еще дальше, почти в самом центре лагеря.

«Значит, беда случилась у пленников?» – я обвел глазами наш урожай Долов. Показалось, что их стало еще меньше. Побег, попытка освобождения?

Из самого сердца толпы доносились беседы и споры.

– Так и должно быть?

– Вчера было не так…

– А ну, разойдись! – рявкнул Урфус, догнав нас.

Я протиснулся следом и увидел проблему. Сдержал усмешку. Из всех пленников, особые почести заслужил Хайвик из-за давней вражды с Урфусом. Его держали на воде и постоянно добавляли темные круги на лице. Лицом дело не заканчивалось: на связанных руках темнела кровавая корка. Там, где обычно блестят ногти. А бурые пятна на лодыжках и у локтей – явно следы от раскаленного прута. Но это все, в общем-то, уже и не могло вызвать сострадания. Мучения Хайвика закончились. Кто-то перерезал ему глотку.

– Мертв, – ткнул пальцем солдат, которого поставили охранять пленника. Видимо, именно он и закричал, обнаружив мертвеца.

«Мертв». Вот уж чему я и не думал удивляться! Это должно было случиться еще пару дней назад. Урфус не походил на человека, который явит милосердие и отпустит врага после хорошей трепки.

Но Урфус стоял рядом и раздувал ноздри. Глядел исподлобья, как пес, у которого отняли телячью кость.

– Кто у нас такой смелый? – спросил он столь резко, что даже мне стало не по себе.

Барн, который прибыл на место чуть позже нас, поковырялся в ухе и спросил:

– Дозор стоял всю ночь. Как вообще можно проворонить убийцу?

Ответа не родилось. Я стоял и недоумевал, для чего мы здесь столпились и тратим время. Тоже мне, загадка. Какой-то солдат разозлился за своего родственника или друга? Вполне. Мало ли врагов было у Хайвика? Мало ли голов он насадил на палки? Может, кто-то отомстил исключительно из верности присяге. Не думал я, что настанет день, когда мы будем скорбеть о смерти врага.

– У нас нет на это времени, – вздохнул я. – Штурм…

– Кто стоял на дозоре? – процедил Урфус.

Я бы тысячу раз мог сказать, что замок важнее. Спор только разгорался: уже сыпались обвинения, угрозы, кого-то отправили за веревкой. Словом, все было как обычно. Замок стоял на холме, а серый флаг трепетал на ветру под холмом.

Через пару минут на возвышенности появилась кобыла Эдельберта.

– Разойдитесь, да разойдитесь же, – бастард не мог прогнать зевак со своего пути.

Хайвик запрокинул голову, и та держалась на небольшом куске мышц и оголенном хребте. Вся кровь вытекла еще несколько часов назад. Бардак в войске не знал предела: смерть сотника Долов заметили не с рассветом, а через целый час, когда требушет уговорил стену замка поклониться земле.

– Не пойму, в чем дело, – голос бастарда не скрывал раздражение, когда он увидел мертвеца.

Я уже давно не понимал, как эта шайка в принципе может зваться войском. Но другого «войска» у нас не было.

– Из-за этого весь сыр-бор? – заносчиво сказал бастард. – Полагаю, господин Эйв будет страшно зол, если мы позволим защитникам отстроить укрепления из-за смерти одного пленника…

Урфус ощерился, словно был готов перерезать еще одну глотку и оставить новый труп. Эдельберт вовремя уточнил:

– Меня просили передать – мы начинаем подъем. Вот я и передал. – На лице Урфуса отчетливо проступили вены. – Дальше уже решайте сами. Мы выходим.

***

Подъем к замку

Толстое полотно мантелета заслоняло не только слепящее солнце. Оно заслоняло все: как далеко стена, скоро ли появится ров под нашими ногами, и не наехали ли мы на союзников впереди. Мне повезло идти во втором ряду, не толкая махину в гору.

Шеренги солдат в серых стеганках, как вялые муравьи, неспешно двигали мантелеты к замку. Огромные деревянные щиты на колесах да три с половиной сотни душ – вот и все наше подспорье.

– Ф-фу, – выдохнул новобранец впереди меня.

Тела, оставленные на холме, изрядно подпортились. Ветер, как назло, шел к полю и дороге. Прикрывать лицо не имело смысла – смрад проникал, казалось, даже под кожу.

– Поднажмем! – захрипел солдат у мантелета по правую руку от нас. По голосу слышно – он так поднажал, что еле ползет.

За мантелетом началось оживление: только так я понял, что мы приближаемся ко рву. В небе замельтешили вспышки – отблески солнца на стали. Начался обстрел. Эйв Теннет держался в окружении личной охраны и не отдавал приказов. Перед ним шли, как на убой, покорные группы солдат.

– Сто шагов до рва! – гаркнули позади.

Впрочем, сложно было не заметить, что мы подошли вплотную к преграде. Смрад только усилился. Еще ранее, через подзорную трубу я видел, как надо рвом кружили мухи. Несколько энтузиастов выбрались в первую ночь после обстрела, чтобы собрать доспехи и оружие, и наши стрелки встретили их со всем добродушием. Так Бато потерял еще пятерых.

«Стоило ли так рисковать? Закончилось ли железо в кузнях?» – этот край обеднел куда быстрее, чем я полагал.

– Щиты! – закричал Урфус со спины, хоть у половины войска никаких щитов и не было.

Стрелы застучали по дереву, земле, камням. Самый страшный град, который бывает в Воснии. Мы остановились, я натолкнулся на солдата впереди.

– Срань, – зарычал один из снабжения, пытаясь повернуть мантелет со своей стороны: колесо уперлось в камни и рыхлую глину.

– Шевелись давай, – подгонял его один из приближенных Эйва.

Шевелиться, поднимаясь на чертов холм, пожалуй, было самой сложной задачей. Стрелы перелетали через полотно: я прижался к солдатам впереди, поднял щит над головой.

– А-а, – завопил новобранец, упал и покатился к нам под ноги.

– Заполняйте ров, заполняйте, – повторял командир из снабжения.

Солдаты с вязанками соломы не спешили под обстрел. И капрал принялся выталкивать их из укрытия, покрывал грубыми словами. Покрывал, пока стрела не попала ему в плечо. Он завыл, утратил способность к связной речи, прислонился к полотну и осел на землю.

Стрелы глухо втыкались в щебень, стеганки, сапоги, дерево. Отскакивали от железа, высекали искры и мерзко скрежетали.

– Ров, да засыпьте гребаный ров, наконец! – не выдержал кто-то в тылу.

И тут, ощетинившись, из-за мантелета выдвинулась группа Эйва. С ними, окруженный башенными щитами со всех сторон, шел и сам Эйв Теннет. Не прошло и минуты, как вереница солдат из снабжения осмелела, двинулась следом и принялась заваливать ров.

– Еще маленько, ну! – высовывался один из нашего отряда, поглядывая в сторону рва. – Доски остались, совсем чутка…

Из-за мантелета показались окровавленные руки, загребавшие землю. Следом показалась и голова, с искаженным от боли лицом – солдат Восходов полз на брюхе по склону. Снабженец. Он бы побежал прочь, да только стрелы пробили ему позвоночник: ноги безвольно волочились следом. Кажется, он что-то кричал. Но разобрать отдельный голос в целом хоре криков не представлялось возможным. Я сжал щит в левой.

Стрелы падали, снабженцы таскали вязанки с соломой и хворостом. За мантелеты их возвращалось все меньше и меньше. Но дело двигалось.

«Скоро придется пересекать брешь», – я не был так любопытен и не старался подсмотреть, сколько стрелков в башне и галерее. А еще до сих пор молчала баллиста. Ее широкую дугу я не видел над главными воротами, что остались за спиной, глядя створками на юг.

– Впере-ед! – замахал руками другой капрал, не высовываясь за укрытие. – Двинули!

Первым двинулся мантелет, опередивший нас. Я невольно подумал, что наш отряд специально застопорился на подъеме, что не было никакой проблемы с колесом и грязью…

– Вперед, – закричали приближенные Эйва, и голоса их искажались в железном плене шлемов.

– Взяли! – крикнул снабженец передо мной. Его руки дрожали то ли от страха, то ли от усталости.

Ров выкопали очень глубоко. Полотнище укрепления двинулось вперед, покачнулось, попав на доски, колеса перекатились через пропасть с мертвецами и мухами, и снова вернулись на помятую траву. Я задержал дыхание, глаза слезились от жары и вони.

– Слева!

Признаться, стоять надо рвом было куда лучше. По крайней мере, безопаснее. Мантелет больше не укрывал нас со всех сторон. Я во все глаза уставился на две стрелы, впервые оказавшиеся на внутренней стороне полотна.

– Ближе! – крикнул я, подняв щит.