Во имя твое, Восния

XXV. Под правильным флагом

Замотанный в погребальные тряпки, Эйв Теннет выглядел удивительно умиротворенным. Если так вообще может выглядеть человек, которого придавило камнями.

«Возможно, я бы и сам предпочел погибнуть, чем остаться калекой до конца своих дней».

Милосердная Мать солнца не спасала своих проповедников. Цена веры в Воснии! Сожалел ли Эйв Теннет о павших, чувствовал ли вину за то, что отправил меня с отрядом под стрелы, что обрек нас на гибель под завалами бастиона? Вряд ли.

«По крайней мере, теперь он лежит перед нами без шлема. – Я посмотрел на нижнюю часть командирского тела, а вернее, на роскошный плащ, которым ее укрыли. – И без ног, конечно же».

– Как же так вышло-то, а? – Стефан ходил вокруг мертвеца и выглядел яростно-ошеломленным. – Почему, во имя всего святого, никто не сказал, что бастион повредили?..

Хотелось смеяться, но вместо этого я крайне почтительно сопел.

– Дуру энту трижды камнем посекло, как помнится, – вздохнул Маркель, почесав свои космы. После боя они сделались коричнево-черными, вобрав в себя пыль, грязь и кровь. А может и сажу. Я слышал, что башня у внутренней стены зашлась пожаром…

«Как можно умудриться поджечь каменные стены?!»

– Страшная потеря, – коротко заметил Урфус, но выглядел совершенно спокойно. Далек от скорби, как висельник далек от счастья, стоит петле коснуться горла.

– Святейший из людей, – согласился Стефан, а потом, едва понял, с кем примирился, тут же выпалил: – Хоть тебе, Урфус, и невдомек, какими талантами обладал господин Эйв, дважды отмеченный солнцем!

«Уже дважды?»

Маркель громко причмокнул, хлебнув вина из сосуда.

– То и канарейке ведомо. Последний в своем роду. Герольд, так говорили раньше, а? – кажется, только Маркель действительно скорбел, его глаза блестели. Впрочем, это могло быть из-за вина. – Кто ж еще с солнцем так дружен будет, как наш командир?

– Невосполнимая потеря, – Стефан снова задергал щекой и вытер лицо, хоть никаких слез там и не было.

Кто-то из капралов всхлипнул, но когда я повернул голову, все лица выглядели одинаково: как на смотре. Каменные изваяния, а не люди.

Стефан припал на одно колено и забормотал:

– Всю жизнь вы боролись с тенью, мой господин. Спите спокойно…

Я бы сам не отказался поспать перед новым штурмом. Болезнь Эйва передалась его сотнику – Стефану: его несло. В тесной комнате на втором этаже башни упоминали монастыри Воснии, праведников, святых и ордена прошлого. Сколько лет пройдет, прежде чем и о них забудут? Только одно остается извечным – смерть. Она забирает всех: и праведных, и последних ублюдков. Смерть приходит к мечтам, чувствам, воспоминаниям. Именам и замкам, состояниям купцов…

– Сир, – вдруг подал голос один из капралов, явно утомившись слушать высокопарный бред, – каковы наши потери?..

«Как расчистили завалы в бастионе, насчитали четыре десятка убитых, вместе с теми, кто пал под стеной», – я постарался вспомнить слова сержанта.

Если в донжоне собрались лучшие из бойцов, дело худо. Если мы возьмем замок в первый же день, и не потеряем еще сотню – я обязательно напишу об этом какой-нибудь фолиант.

Я примерно представил числа, но не сказал ни слова. Дорожил шкурой.

– Молчать! – вскрикнул Стефан, выпрямившись. – Что вам всем, головы поразбивали?! Перед вами лежит последний из рода, отмеченный солнцем, – дважды? – командир всего похода, господин Эйв Теннет. Хоть немного уважения, песьи головы?!

– Вопрос, тем не менее, висит, – руки Хенгиста тоже вяло висели. Даже сержант не нашел в себе смелости грубить обезумевшему Стефану.

Тот потерял всякую сдержанность, явно возомнив себя новым ставленником:

– Церемония прощания с господином Эйвом пройдет по утру, как солнце поднимется над холмом. Прикажите слугам…

«Какая, к дьяволу, церемония! Мы зажаты между двумя врагами, если защитники успеют восстановить силы…»

– Что?!

Я осекся. Не сразу понял, что сказал это вслух.

«О, дьявол», – я с силой сжал зубы, чтобы не высказать чего-нибудь еще, но было уже поздно.

Урфус тихонько присвистнул. Лицо Стефана перекосило сразу с двух сторон.

– Ты что себе позволяешь, пес? – он шагнул вперед, положив руку на булаву. – А ну, немедля выведите его, и…

Я поджал губы. Столько терпеть, пресмыкаться, и вот результат. Повешение, плети, старые добрые побои в холодной грязи?

– Парень дело говорит, – послышалось из угла. Урфус перестал отсиживаться на ящиках и вышел на свет. Под его сапогами хрустел сор.

Я не знал, что хуже – если примутся за меня, или если сотники примутся друг за друга. Оставят войско без штаба…

– Это грубое нарушение устава! Да ты об уставе вообще когда-нибудь слыхал, деревенщина?! – Стефан будто и забыл про меня. Два сотника встали друг к другу так близко, будто вот-вот страстно обнимутся.

– Ну-ка, повтори…

Маркель соображал куда быстрее: его крепкие ручищи развели спорщиков в стороны.

– Я толкую, нам бы до осени уложиться. Зима-то всем тоску наведет…

Челюсть Стефана отвисла. Он хищно уставился на Хенгиста, и сержант помахал ладонями:

– Церемония успеется. Сделаем в лучшем виде, – сержант залебезил перед Стефаном, – как замок возьмем. Там и золота добавится, – его волновало одно.

Гробовая тишина опустилась на башню. Где-то чихнул солдат и тишайшим образом извинился. Стефан задергал щекой, но поражение принял достойно.

– Утром, на рассвете. – Процедил он, подняв указательный палец с важным видом. – Как поднимем флаг над донжоном! В тот же день, ни днем позже.

Может, не все было так плохо в нашем войске, как я полагал.

Напоследок, прогнав всех из башни, Стефан отправил мне взгляд, который невозможно было понять иначе: расправа будет. Если, конечно, мне не свезет во второй раз, и на сотника не свалится стена.

Выбравшись под уже черное небо, я осторожно прошел вдоль бруствера: даже в ночь из донжона все еще могли отправлять стрелы. Этим же утром двух солдат нашли мертвыми под вторыми вратами – вот что называется «самая неудачная пьянка».

Кто-то самозабвенно отливал под стеной. Рядом тихо мычал какую-то мелодию очередной пьяница. Ветер принес запах жженой искрицы. Даже на чужой земле, под обстрелом, внутри вражеских стен, солдаты умудрялись вести себя, как беспризорные дети.

Видит солнце, мы очень устали хоронить детей.

Я вздохнул и отправился к своему отряду. Вдоль внешней стены шатались солдаты – те, кто не мог уснуть, те, кому повезло сохранить силы на праздные шатания. И, конечно же, пьющие. Солдаты устроились так плотно, словно утром откроют базар с едой за полцены. Мои ребята скучковались у костра за углом, и, почему-то, громко спорили:

– Хера лысого!

– Придержи язык, пока не случилось чего…

– А кабы и случится – пусть! Сил нет, – надрывался грубиян, с которого, видимо, и начался спор.

– Я и говорю: на хер. Ваймса положили там, с ублюдками в одном ряду!

– Хочешь копать? У нас найдется лопата. Возьмешься?

– Да не в том беда, глухой ты, Коди…

Я замер, оставшись за углом. Мимо прошла группа солдат Стефана – патруль. Дойдет ли дело до драки?

– …а он сидит у стены, трясется. Весь в железе, а мы голые, считай…

– Ты не болтай, – вклинился ловкач, – под бастионом капрал мне трижды жизнь спас!

Я нахмурился, пытаясь вспомнить бой. Обрывки флагов, искры, звон железа, суета. Как тут запомнишь? Может, и спас.

– Тебе-то, может и да, – сплюнул охрипший новобранец. – А Тиму, Ваймсу? Забыл про них уже, поди?

– Щас лопату предложит, вот увидишь…

Ловкач, судя по звукам, вскочил с места. Что-то упало и разбилось. Раздосадованный голос ловкача стал еще громче:

– А что ему, всех спасать в один миг? Тебя и тебя, разом, как вы разбежались? Один за углом присел, второй даже во двор не сунулся! Десяти рук не хватит!

– Так-то мог бы нас у галереи поставить, там всяко спокойнее, – проворчал паренек с высоким голосом.

– Может и поставил бы, коли мог! Курз своих ребят лупит, поживу отбирает, – возмущался ловкач. Сделал голос тише. – У Стефана полсотни ровно сидеть не может!

– Да брешешь, – испугался грубиян.

– Ты вот скажи, нахера ты такой в войско подался, а, Коди? Правильный, аж тошно. Самого не воротит?

Ловкач примолк, парочка новобранцев ехидно посмеялась. Обычно, так дело доходит до драки, а здесь все обернулось иначе:

– Я сам из Крига, и отец мой…

– И лопата, поди.

– Чего ты там бормочешь? Причем тут твои семейства?!

– Вам невдомек, – гордо сказал ловкач, почти перекрикивая спорщиков, – что вы под первым мечником ходите. Наш капрал учил сына господина Лэнгли, а еще…

– Во разошелся, гля!

– Глубоко подлизал, – сплюнул грубиян, – самому не тошно?

Тут уж стало воротить меня самого. Я развернулся в сторону башни и пошел прочь быстрым шагом. Голоса стихли. Ловкач понятия не имел, что тот Лэйн Тахари давным-давно мертв. Растоптан в подворотне за мыльней. Уничтожен сливянкой в забегаловках Крига. Разбит в бою против Касса, утоплен в грязном канале возле порта.

Осталась последняя мразь. Тот, кто хуже любого волка в лесу. Единственный, кто может закончить начатое дело. Я.

***

Внутренний двор замка на гиблом всхолмье, следующее утро

– Я дам тебе два десятка хороших ребят, – Урфус дохлебал завтрак из плошки и небрежно кинул ее на ящик.

Мы питались на ходу, прислонялись к стенам: мест не хватало, хоть большая часть замка осталась за нами. Солдаты морозили задницы на булыжниках, сидели на корточках, присаживались в грязь, терлись спинами об углы, пихались локтями. Редким счастливчикам перепадали ящики и стол. Удивительно, что Урфус предпочел толкаться здесь, с простыми капралами и солдатней, а не расселся как Стефан и Хенгист в закрытой части башни.

– Вернитесь целыми, – сказал Урфус таким тоном, будто не пожелал удачи, а требовал выполнить приказ. – За вами второй этаж.

Почти тридцать человек против остатков гарнизона Бато. Хорошая сделка. И ни слова про то, что я должен идти в первых рядах, подставляясь под стрелы. Напротив, мы зайдем после того, как появится брешь на первом этаже. Самые крепкие гвардейцы наверняка будут под самым небом, на третьем, вместе с хозяином этих земель.

Только когда Урфус присвистнул и позвал своих, до меня дошло, какую честь мне оказали.

«О, за этот второй этаж с меня сдерут три шкуры, не иначе…»

– Это Лэйн, если не знали, – Урфус не церемонился, ткнул пальцем в капралов. – Вы двое с ним пойдете. Как скажет, так и делайте. Ясно?

Лично мне ясно стало следующее: Урфусу возражать не смели. Конечно, довольными капралы тоже не выглядели. Один сделал лицо таким бесстрастным, что я сразу понял – меня толкнут под чужую булаву, едва выпадет случай.

– Есть!

– Вопросы?

– Так вдвоем нам, – брюхастый капрал прихватил пальцами пояс, придерживая портки, – или с отрядами?

Урфус тут же оказался рядом и закинул руку на капральское плечо.

– Скажи-ка, Кабри, – прохрипел он, – как ты собрался брать второй этаж с семью новобранцами и тремя капралами?

– Не подумал, – брюхастый потупил взгляд.

– О, да. Но ты не тревожься, – Урфус крепко шлепнул подчиненного по хребту, – все пустяки. Думать за вас будет этот парень. – Сотник мотнул головой в мою сторону. – Он вывел свой отряд из западни в Ставнице, не оставив ни одного живого врага. Раскидал защитников у бастиона, а когда потолок обвалился – вышел нетронутым. Я полагаю, второй этаж обречен, а, друзья мои?