Во имя твое, Восния

Защитники в хороших кольчугах и с копьями. Довольные. Изголодавшиеся по нашей крови.

Думали, что перехитрили нас и поймали в новую западню. Вот только теперь, на тех лицах, которые было видно под шлемами, зародилось изумление. Они ожидали увидеть грязные спины стрелков. Вместо них блестели топоры, два копья и одна очень чистая керчетта.

– За господина Бато! – не растерялся первый увалень и побежал вперед, укрываясь неплохим щитом.

Хрясь! Арбалетный болт пролетел мимо и разбил нагрудник стрелка, который думал, что укрылся за спинами друзей.

– Акх, – вскрикнул он, выронил свой самострел, упал рядом. Тщетно пытался его подобрать: на дугу уже наступили защитники, выбегая из ниши. Через секунду рядом с первым стрелком прилег и его сосед.

«Люди Урфуса еще и неплохо стреляют», – я оскалился и побежал вслед за капралом.

Мы пробежали всего одну арку. Последний арбалетчик был умнее своих друзей: он прятался в нише. Из-за плеча капрала я увидел, как за аркой нарисовалась арбалетная дуга.

Хлысть! Капрал взмахнул руками, споткнулся и рухнул на пол, проехавшись на животе, оставляя багровую полосу на досках.

– За господина Ба…

С яростным рычанием наш солдат протаранил щит врага. Уклонился от копья, метнул топор в соседнего защитника, угодив тому в голову, и тут же достал нож с поясницы. Когда я схлестнулся с врагом, этот нож уже оказался в прорези шлема.

Я увел копье в сторону, зажал его у стены, и солдат Урфуса полоснул защитника по горлу. Бросив его умирать, я взялся за следующего врага, появившегося из ниши. Он пытался прикрыть собой стрелка, но по итогу лишь мешал ему выстрелить.

Два копья зашли с двух сторон и пробили ногу и плечо нашему солдату у бойниц. Он кричал и бестолково размахивал топором, пока третье копье не нашло свою цель под горловиной.

О, на что способны обреченные люди!

– Дави мразей, режь! – рычал защитник в хорошем нагруднике и с булавой.

Вот только у них остался передо мной очень большой должок. Керчетта не отражала яркий блеск солнца, когда я теснил сразу двух неумех обратно к нише. Шаг, тусклый цвет багряного клинка, изумление на лицах, отдача в рукояти, когда острие ныряет в брешь у плеча. Крик. Брызги крови, тень играет со светом, а я иду вперед. Пригибаюсь, не сбивая дыхание, и выпрямляюсь вновь, перехватывая чужой выпад. Разделяю кости у локтей, подрезаю ноги, распарываю животы.

Для этого и ковали мои мечи! Один или два, без разницы. Для этого я и пришел сюда…

– С-ско… – захлебывался ругательством защитник в стеганке, перекрывший нишу.

– Два года! – прорычал я ему в лицо и толкнул на пол, истекать кровью. – Два года я ждал…

Ублюдок меня не дослушал, подохнув раньше. Я наступил на его голову, прошел мимо сцепившихся гвардейцев и людей Урфуса, шагнул к полумраку ниши.

Оттуда все еще появлялись гвардейцы и простые солдаты из гарнизона. Появлялись, чтобы погибнуть.

– Мы их тесним! – отчаянно выкрикнул юный солдат с еще целыми зубами, когда добил нашего новобранца. Был горд собой.

Я нанизал его на керчетту, прильнув с правого бока. Ударил головой об угол арки и вытащил клинок.

– М-мы, – всхрипнул солдат и улегся смотреть на чертовы тарелки под потолком.

«Пусть теперь расскажет мне, как добр их господин, старый осел, гордец!»

Бах! Я пропустил удар и в глазах сплясали звезды. Следующий удар пришелся на затылок и спину. Не сильный – так я столкнулся со стеной. По наитию выставил щит, и в него врезалась булава. Обод оттолкнули, и новый защитник прижался ко мне, выискивая нож на поясе, его руки дрожали, а ножны остались пусты. Он испуганно таращился на меня, будто не знал, каково это – убивать и калечить.

– За Бато, – просипел он, – за…

– Вас оставили подыхать! – крикнул я и ударил коленом в пах, против правил, против любой морали. – И кто еще здесь скот?

Сказал и толкнул врага на доски пола. Тут же в его бок вошел арбалетный болт, и крик почти оглушил меня. Так, морщась от звона в ушах, я снова добрался до ниши. Внутри стоял арбалетчик, выкручивая рычаг. Кажется, еще и молился…

Он не сразу меня заметил.

– Я пришел забрать свой должок, приятель, – я улыбнулся и подрезал его ногу.

– Акх! – всхлипнул стрелок, потерял равновесие, завалился на пол и пополз на брюхе, быстро-быстро, словно змея. Смотрел на меня через плечо, почти неестественно выгнув шею, выпучив глаза.

Я наступил на его длинные, неподшитые штаны. Никакого ремня не было – портки просто слезли, оголив отвратительную тощую задницу.

– Пожалуйста, – всхлипнул стрелок, даже не пытаясь прикрыться, – н-не…

Голые мертвецы, полуголые солдаты. Никакой разницы.

«Доволен, господин Бато? Они умирают с твоим именем на устах!»

– Тебе стоило столкнуть его со стены, – сказал я и продел клинок между ребрами.

– А-ах, – стрелок повернулся набок и так и не поправил портки. Извивался на полу, пытался зажать дыру в легком.

С керчетты капала кровь.

– Ког-хо скхи-нхуть? – закашлялся стрелок, прикладывая руку к пробитой груди. – Кх-ох-гхо?

Кровь пошла у него из горла, а он все спрашивал и спрашивал. Я осмотрел нишу – узкий ход вел во тьму. Сквозняк гудел не только в бойницах. Черт знает, сколько еще народу может появиться из этой дыры. Я развернулся к аркам, переступил через выпавший арбалет.

– Кхо-гхо, – хрипнуло из темноты.

В коридоре кончился бой, но не закончилась суета. Солдаты Урфуса точно так же делили наживу, как любой снабженец или разбойник с дороги. Я громко сказал:

– Успеется, возьмите лишь самое необходимое – арбалеты и стрелы. – В нише все еще играл сквозняк. Я добавил: – Пусть пятнадцать человек останется здесь, на дозоре.

Бойцы Урфуса с неохотой, но все же послушали мой приказ. В дальних рядах солдаты и вовсе морщились, смотря в мою сторону. Я поднял забрало, совсем позабыв, что меня могли плохо услышать.

– Потери?

– Семеро, – кратко ответил арбалетчик у бойниц.

Урфус с меня две шкуры уж точно сдерет. Я увидел, что мои новобранцы все еще живы. По крайней мере, четверо точно.

– И двое еще удрали, – ответил солдат, которому сильно разбили лицо. Левая половина вся была перемазана кровью, и та все прибывала, стекая с самого верха черепа. – Из ваших ребят, имею в виду.

«Да и дьявол с ними», – я не стал отвечать.

В конце коридора лежали тела. Наверху, этажом выше, гремел бой. Сапоги торопливо отбивали ритм по всей длине потолка. Защитники и Восходы. Может, где-то там бьется из последних сил и сам Бато?

– Два, нет… три арбалета – за мной, – я опустил руку с мечом, позволяя себе отдохнуть.

Я прошел мимо капрала, испустившего дух. Возможно, он бы спросил, зачем я оставил здесь людей, или зачем я увожу половину солдат в перекрестья коридора. У идиотов всегда найдется парочка идиотских вопросов.

Рядом со мной появился ловкач. Он улыбался во все зубы. А, нет, уже не во все. Потерял один, в первый день штурма…

Мы шли под звуки битвы. Приглушенные крики солдат звучали, точно мычание на скотном дворе.

Бойцы Урфуса открывали двери, выбивали их ногами – те остались незапертыми, а комнаты пустовали.

– Развилка, – грустно произнес солдат с первого ряда.

Я уже и сам ее увидел. Может, чертовы тарелки вешали под потолком, чтобы местные не путались в коридорах? Мы встали, словно бараны у переправы, только не было никакой воды.

– Дерьмово, да? – причмокнул кто-то из стрелков.

Дьявол, сколько может быть коридоров в одном несчастном замке? Дорога то становилась уже, то сворачивала от бойниц вглубь донжона. И в итоге привела нас в место гораздо хуже.

Где-то неподалеку полагалось строить вторую лестницу, но ее не было ни в комнатах, ни у развилки.

– Как они тута живут? – постучал кулаком по арке солдат с топором.

Выбора не осталось. Проклятый жилой этаж!

– Направо, – приказал я.

И мы пошли в полумрак. Пока я шел, я все думал, где мы находимся, если смотреть на донжон снаружи. Должно быть, хитрые каменщики провели нас вдоль восточной стены, а затем попытались запутать в самом сердце этажа. Когда мы снова вышли к бойницам, и стало светлее, я понял, что мы смотрим на другую сторону двора.

– Кто так строит, – взвыл ловкач.

Звуки боя стали яснее, громче. Похоже, вторая лестница совсем близко. Я обернулся в сторону хвоста нашей процессии. Дьявол, как же плохо я знал войско! Эти двое – арбалетчики Урфуса, хорошие ребята. Еще четверо – тяжелая пехота с вышивкой у горловины, опытные бойцы. Два моих оборванца, ловкач. А этот, в столь хорошем доспехе?

– Так, погоди. – Я остановился и поманил солдата щитом. – Ты еще кто? Разве тебе не на третий?

Солдат повернул голову в шлеме в мою сторону, сделал это как-то неуклюже, будто не носил тяжелые доспехи, и потянулся к забралу…

– А-а-а! – закричал кто-то впереди.

– Враги!

Керчетта и не залезала в ножны. Пятеро защитников выскочили из левого поворота. Булавы, два щита, одно копье.

– Стеной! – приказал я, укрывшись за троицей впереди.

Не растерялись, встали как надо. С боевым кличем первый ряд защитников замка протаранил наших. Я поддержал солдата впереди, ткнул керчеттой через его плечо, попал в прорези шлема.

– Аи-и-и! – завизжал враг и отступил назад, расталкивая союзников.

– Стрелы!

Я пробовал один раз стрелу. Нужно быть идиотом, чтобы захотеть попробовать ее еще раз!

Недотепа с дубинкой рванул вперед, выставив щит слишком высоко. Новобранец или из бойцов Урфуса? Сразу три снаряда вошли в его пах и ногу. Всхрипнув, он стал заваливаться влево, ударился шлемом, мазнув им по стене. Может, и новобранец. В любом случае, я уже это вряд ли узнаю.

– Прочь, мрази! – бубнило из шлема гвардейца Бато. – Про-очь!

Я отступил, поменявшись местами с солдатом Восходов. Его поранили в бок – мое укрытие согнулось, кашляя и воя от боли. Керчетта отомстила, разрезав запястье врага.

– О, – тот задрал руку к плечу, и оружие покатилось под ноги. Тут же в его шею вошло копье ловкача. И так же быстро выскочило обратно.

Я ударил щитом голову зазевавшегося врага, толкнул его в стену, сразу занявшись другим. Поднырнул под выпадом…

– Сука! – взревел гвардеец, а потом завыл от боли, когда керчетта вошла ему под кольчужную юбку.

– О, нет, я гораздо хуже! – выплюнул я ему в лицо.

Керчетта рвала жилы, подлезала под щиты, вспарывала глаза и носы, попадая в прорезь. Я знал все слабости врага: вечно жадные, самоуверенные ублюдки, неповоротливые, как валуны. Воснийцы, один другого гаже.

Ненависть свела нас. Барды на площадях пели о любви – керчетта разбила лицо молодого защитника, показавшегося из-за плеча гвардейца. Шлюхи в борделях сладко лгали, продавая заботу и удовольствие. Клинок оборвал бестолковую жизнь, враг завалился на спину, придавив соседа.

Любовь, долг, чистота, верность, страсть?

Нет. Только ненависть – лучше, вернее крови! – текла по жилам местных. Соединяла города, скрепляла союзы – и воснийцы шли против соседей, против друг друга, против жен и детей, против собственных интересов. Ненависть.

Я проникся ею сполна.

– Сдохни! – прошипел я, когда гвардеец прижал меня к арке. Бзынь! Глиняная тарелка с расписными лицами какой-то семьи, разбилась об его шлем.