Во имя твое, Восния

Я развел руками и снова обратился к Барну:

– Раз дела сложились не в нашу пользу, скажи: сколько?

Эдельберт наверняка что-то возмущенно мычал. Но больше всех досталось Хенгисту: он заспешил ко мне, ругаясь на ходу.

– Какая торговля, вы там что, совсем…

– Нам заплатили шесть тысяч, – Барн явно лгал, сотник Долов резко повернул голову в его сторону, наверняка ошалев от такой суммы. – Вон те симпатяги с правого фланга. – Симпатяги гневно оскалились. – Я полагаю, ставки поднялись…

– Три тысячи, – рявкнул Хенгист, растолкав всех на стене. – И ни золотым больше!

Псы Гарготты переглянулись и положили стрелы на тетиву. Барн засмеялся: отрывисто, звонко, очень душевно.

– Ни один торговец не даст вдвое меньше за свою жизнь, господин сержант! Неужто вы так мало стоите?..

– Сколько? – спросил я снова.

– Почему он вообще разговаривает, – возмутился Стефан, но уже как-то неуверенно.

Хенгист зашипел:

– Да вы… да ты вообще рехнулся, это же ни в какие ворота не…

Я ответил тише:

– Барн знает, сколько золота есть в замке, и сколько – у нас. Лагерь уже обчистили. Он не согласится на меньшее.

– Но…но ведь!

Барн все так же лучезарно улыбался и был в полном праве веселиться больше всех:

– Полагаю, семи тысяч будет достаточно, – словно невинная девица попросил он. – Но-но, что за лица! Я сделал большую скидку! При учете того, что мы уже забрали кой-какие вещички в лагере…

Сержант так чертыхнулся и топнул ногой, что я отшагнул подальше от края стены.

– Это все, что у нас есть! – выкрикнул Хенгист.

– Если мы погибнем, они все равно заберут и замок, и золото, – напомнил я. И сказал громче: – По рукам, Барн! Забирайте золото и убирайтесь прочь.

– Нет, вы слышали? Кто его назначал… – Стефан снова порывался отдать команду своим людям, а Маркель снова нависал над ним скалой, заставляя молчать.

– Что ты мелешь, лопух?! Куда спешишь?! – вскрикнул сержант. – Что им помешает взять деньги и напасть…

Я ухмыльнулся.

– Это наемники, господин Хенгист. Хотите сказать, что они согласятся хоть немного повоевать, когда золото уже на руках? Пролить хоть каплю собственной крови?..

Урфус встретился со мной взглядом. А потом гаркнул:

– Как видится, это лучший выход, друзья мои. Несите золото!

– Да и хрен бы с ним, с золотом-та, – Маркель присоединился к решению. – Холодает.

Стефан ничего не возразил, а значит – был согласен. Вся Восния бы провалилась под землю, если бы он заявил об этом вслух.

Долы отошли от наемников на почтительное расстояние. Так их кучка казалась еще меньше. Восемь десятков, все как обещал Хайвик. И разведка не солгала…

– Вам это не сойдет с рук, молодой человек! – вдруг начал читать проповедь Стефан. – Вас из-под земли достанут! Не будет такого угла, где…

Барн рассмеялся.

– Полагаю, для начала, вам бы стоило отыскать господина Тувира. – Наемники подхватили смех. – Сколько он увел – двадцать тысяч? – снова гогот. – Сорок? Вы обязательно черкните мне письмо, как повесите стервеца. Если, конечно, узнаете, где я живу…

– В степи, под солнцем, – крикнул кто-то из наемников.

– В горах, при пещере!

– За морем, где песка херова туча!

Я мог поспорить, что Хенгисту тоже хотелось бы посмеяться. Но он молчал.

Расклад прояснился совсем недавно. Теперь сложились и детали. Повешение на стене, убийство Хайвика в лагере. До чего блестящая партия! Я покосился на Вирма: тот явно растерялся и не знал, что предпринять.

– Эй, Барн! – сундуки с золотом положили на середине пути между солдатскими рядами. Золото тут же начали пересчитывать. – Скажи напоследок, за что ты прикончил Хайвика?

Сотник Долов, Вирм, явно услышал меня. Все притихли, только поскрипывали доспехи и сапоги, да звенели монеты в сундуках. Барн запоздало изобразил удивление.

– Хайвика?

– Уж не за то ли, что бедолага грозился тебя сдать, если ты не поможешь ему смыться? Деньги ведь были уплачены сразу после стычки в лесу, не так ли?

Одной искры бы могло хватить. Может, Барн так заврался, пытаясь везде урвать свой кусок, что вот-вот Вирм отдаст приказ своим людям, и начнется драка по нашим правилам…

– А все-таки жаль, что ты верен присяге! – крикнул Барн. – Нам бы точно пригодился такой славный выдумщик, да, ребята?

Наемники льстиво заржали, хоть большинство из них уже и не слушали нашу беседу: нажива прельщала их куда больше. Вирм так и не раскрыл рта. В Воснии никто не поверит и в чистую правду. Золото пересчитали.

– Добро! – сказал наемник у сундуков. – Все здеся.

Семь тысяч золотых скрылись под крышкой сундука и затерялись в рядах.

– Счастливо оставаться, – отсалютовал Барн, хоть никогда и не чтил устав. – Я бы сказал «до скорых встреч», но надеюсь, что мы видимся в последний раз, господа, уж не обессудьте! Ха, – он оскалился и пришпорил коня.

От сундуков на земле осталась только примятая земля. Ни монетки не обронили.

– Сукин сын, – выдохнул Хенгист, и во всем войске не нашлось бы того, кто сказал бы лучше.

Долы отступили в лес еще торопливее, чем наемники. На лицах всех трех сторон смешалось презрение с облегчением. Драки не будет.

– Уходят, – зачем-то сказал Маркель.

– Мы, может, погонимся за ними? – Урфус почесал бороду. Но за конем так никого и не позвал.

Гробовое молчание повисло над замком. Все так устали, что даже Стефан не набросился на соперника с кулаками.

– Как по мне, вот и славненько, – размялся Маркель и говорил, будто извиняясь. – Холодает, нам бы пора замок господину передать. А там уж по домам, сталбыть?

Урфус встал на разбитый каменный блок и попытался толкнуть его ногой. Не вышло.

– Для начала надо бы заделать хренову брешь в стене. Всякий ходит, кого не звали…

– Сначала, бляха, ломаем, теперь, бляха, чиним!

– … Кто-нибудь собирается меня развязать?! – взвыл Эдельберт, про которого все забыли.

– Нет, вот же сукин сын! – повторил Хенгист уже громче.

***

Запах моря и выцветший от солнца гобелен. Шорох страниц, мягкий женский голос, знакомый напев. Человек, подаривший мне жизнь.

– В лесу не осталось волков, мама.

Я тщательно вытер ноги у двери, но бордовый след все еще тянулся за мной, пачкал белую козью шкуру, прозрачный лак на паркете.

– С чего ты взял? – удивилась Мирем Тахари.

Нежный и заботливый голос, по которому я скучал.

– Я их всех перебил, – с керчетты стекала вязкая кровь. Я стоял и ждал, показывая клинок. Стоял целую вечность, и, казалось, что не дышал.

Матушка захлопнула книгу. На обложке, вместо сказок Содружества, почему-то вывели «Немая власть». Грубая тревожная складка пролегла между тонких бровей.

– Ты все равно не пойдешь гулять, – грубо сказала мама.

А потом послышался страшный храп из четырех глоток одновременно.

Я подскочил на постели и ударился об верхнюю койку лбом. Солдаты храпели так, будто задыхались и вот-вот простятся с жизнью. К сожалению, если они и умирали, то делали это крайне неспешно.

– Гх-ра, – доносилось с койки надо мной.

– Хру-у-уп, мху-ру-у, – вторило ему с соседнего ряда под лестницей.

Я потер лоб и кое-как вылез из плена простыней.

Бато сидел в осаде не так долго, но готовился к ней месяцами. Кровати строили всюду – под лестницами, в проемах. Крепкая, пригожая мебель – ее же использовали для баррикад. В небольшом замке нас ожидал весьма большой гарнизон.

Будто Бато все видел наперед. Знал, что как начнется осада – он не продержится и пары месяцев. Знал, и все равно так облажался. Мог бы удрать. Пойти на уступки. Принять сторону Долов, в конце-то концов. Сложно понять старого дурака.

– И зачем я вообще пытаюсь это сделать? – в последнее время ответов у меня было все меньше. С аппетитом тоже не складывалось: поднялось солнце, гарнизон очнулся и начал шуметь, а я праздно разглядывал новые владения.

Под разрушенной восточной стеной выложили дорожку. Нет, не из тел. Между телами. Мертвецов – в серых подштанниках и в подштанниках болотных – разложили, как бруски мыла, в два ряда. Разложили еще не всех.

Удивлялись и мертвые, таращась в небо, и живые:

– Почему так смердит? Фу, – почти плакал новобранец, брезгливо толкая ногой мертвеца. – День же еще не прошел?

– Это позавчерашний, – невозмутимо отвечал капрал.

– Фу, – новобранец отошел подальше.

Молодой посеревший защитник скосил глаза на соседа, такого же мертвого и озадаченного. У него глаза уже помутнели.

– Подсоби-ка…

Того, что посвежее, подхватили с двух сторон. Потом один из Восходов схватился за спину, что-то прорычал, и замахал рукой приятелю. Тело бросили. Через минуту подошел другой солдат, на которого явно прикрикнул капрал, взялся за сапоги и потащил мертвеца в сторону, к телегам.

У телег тоже собралась очередь. Солдаты Восходов, пьяные и совершенно невеселые, грузили уже окоченевшие трупы. Должно быть, сложно радоваться, когда вокруг одни мертвецы – знакомые и не очень – даже если ты пьян.

«Жатва удалась», – как написал бы Финиам, хоть никогда не держал в руке ни косы, ни меча.

Жатва. Щедрый скоропортящийся урожай. Не успели его собрать, как от него уже смердело. Я прополоскал рот разбавленным вином и сплюнул. Нет, завтракать я все еще не готов.

Мертвецы будто братались в узких рядах: широко раскинули руки, как для объятий. Положили ноги на соседей, будто в страсти или в спокойном сне после нее.

На вид – одинаково несчастные, проигравшие, забытые. Но некоторым повезло: над телом пожилого солдата с отсеченной рукой глухо всхлипывал солдат помоложе. Может, сын, а может и друг.

«Должно быть, куда приятнее думать, что после боя для тебя выроют могилу».

– Тащи к воротам, там разожгли! – крикнул снабженец.

Ряды из мертвецов покорно ждали, не возражая. Враждующие стороны – серый цвет, болотный цвет. Пламя уберет разногласия.

Я прошел по внутреннему двору, вяло пожимая руки и кивая в ответ на приветствия.

Будто мало в замке мертвецов, солдаты Восходов делали новых: у молельни, прямо под скорбным ликом Матери двойного солнца, на широкой и старой балке вешали тех, кто возглавлял оборону.

По крайней мере, так звучал приговор.

– Послушайте, – взмолился хромой юноша, обращаясь к палачу, – я простой солдат, я просто…

Удар сапогом, неловкий вскрик и хруст позвонков.

– Не пляшут, – сплюнул какой-то капрал из снабжения.

Под балку уже заводили нового солдата. Всех приговоренных раздели до портков, не оставив даже обуви. В таком виде можно ненароком повесить даже своих…

Я подошел к капралу, промочил горло вином, подавил тошноту. Спросил:

– Кто, кроме Бато, командовал обороной замка?

– Да пес егой знает, – отмахнулся капрал.

Я подумал, что сначала с пленных содрали все, что еще можно продать. А уже потом стали разбираться в званиях.

– Кого-то ж надо повесить, – добавил капрал чуть тише.

Вешали и раненых. Самого Бато в их рядах я не увидел.

– Послуш-шайте, прошу, пожалуйста, – язык защитника заплетался. Кажется, таким юнцам никогда не дают высоких чинов.

Сапог сделал свое дело.

– О, пляшет! Пляшет! – радостно завопил кто-то с задних рядов.

Глаза заслезились от дыма – ветер принес смог от горящих тел внизу холма. Я вытер веки и закашлялся. А потом спросил: