Во имя твое, Восния

XXVII. Избыток щедрости и старые друзья

В крохотном подвале с низким потолком стояли гвардейцы и единственный дворянин с жиденькими волосами, зачесанными набок. Я не знал имени, только слышал его праздную беседу с Энимом Годари по прибытию. Кажется, мы встречались где-то еще. В Криге? После турнира? В Оксоле, в Волоке? Проклятье.

За дворянином высился страшный человек: лицо, точно обтянутый кожей череп. Длинные руки, плетьми свисающие возле боков. Казалось, он никогда не спит, или вообще не нуждается ни в чем человеческом. Лица гвардейцев я не рассмотрел – личная охрана в полном доспехе и глухих шлемах.

Ни одной подсказки, за что меня собрались убивать.

– Это точно он? – брезгливо спросил дворянин.

Дверь в подвал плотно закрыли с обратной стороны. Моя керчетта и нож снова были в чужих руках. Сердце колотилось о ребра, и я старался не шмыгнуть носом.

Возможно, зря. Возможно, сейчас самое время броситься в ноги и рыдать, моля о помиловании, и…

– Он самый, сир Кромвель, – ответил страшила.

– М-м, – протянул дворянин и поморщился, словно увидел растерзанную крысу.

Колени сводило от боли и холода. Я не понимал, имею ли право подняться, или должен буду стоять так до самого утра. Если вообще доживу до утра, святые боги…

Но руки мне больше не держали. Да и побои кончились.

«Я не убивал, это клевета! Вернее, убивал, но только тех, кого приказано», – крутилось на языке.

Возможно, дело было в другом.

«Я не крал золото, господин Кромвель! Это наглая ложь, могу заверить вас распиской из Волока». – я мысленно подбирал лучшие ответы.

Хоть лучших у меня давным-давно не было.

– Лейн Тохири, верно? – гримаса презрения не слезала с благородного лица.

Я осторожно кивнул. Дворянин примолк и просто сверлил меня взглядом. Гвардеец за его спиной постарался незаметно почесаться, зазвенела кольчуга.

– Смелее, сир, – вдруг подал голос самый страшный человек во всем подвале. Его длинная рука опустилась на плечо в дорогом акетоне. Опустилась покровительственно, почти по-отцовски. Кромвель шумно набрал воздуха в грудь.

– Завтра тебе… предложат награду, – вскинул он подбородок, и глаза недобро блеснули.

– Награду? – мой голос совсем охрип. Я прочистил горло.

– Ты должен от нее отказаться, – добавил Кромвель.

Из-за спины гвардейцев вышла еще одна фигура – ступала мягко, женственно. Прищурившись в полутьме, я убедился, что это и была женщина.

– Какую награду? – совсем тихо спросил я.

– Не валяй дурака, – Кромвель повысил голос, чуть не сорвавшись на крик, – мы все про тебя знаем!

Холод резко отступил. Я сдержал вздох облегчения.

«Если бы вы, ребята, и правда знали все, я бы уже не дышал».

– Помоги-ка ему, – пальцы уродливо-длинной руки указали на женщину в углу. – Похоже, память подводит даже молодых.

Женщина бесшумно подошла к свечам. Капюшон поднялся, показав приятные линии скул и острый подбородок. Лицо Кари не изменилось. На нем не появилось синяков, страшной усталости или страха.

– Сейчас вспомнит, – уверенно сказала Кари.

Мне не нужно было изображать непонимание – я и правда ни черта не понимал.

– Не похоже, – затревожился Кромвель. – Это точно он?

– Да, это он и есть, я говорила. Чужеземец, капрал, зеленые глаза, бледная рожа.

«В постели она была нежнее».

Я перевел взгляд на страшилу, затем – на гвардейцев.

– Вот! Все мы про тебя знаем! – Кромвель топнул ногой и шагнул вперед.

«Похоже, знаете обо мне куда больше, чем я сам».

Награды, женщины, странные требования и угрозы. По крайней мере, переговоры не на той стадии, когда я задыхаюсь в грязи, пытаясь уберечь кости. Значит, ни о каком приговоре речи не идет. Я осторожно спросил:

– Позвольте, но чего именно вы от меня хотите?..

– Он еще и глухой! – вспылил Кромвель, обернувшись к страшиле будто за одобрением. – Сказано тебе – откажись от награды, которую завтра предложат…

– В пользу сира Кромвеля, – добавил страшный человек, не меняясь в лице.

Кари смотрела на меня сверху-вниз, с вызовом. Это было легко, учитывая, что я так и не поднялся с колен.

– Награда, значит.

Я осторожно вернулся на ноги и отряхнул портки. Развел руками, будто извинялся.

– Честно сказать, я и не полагал, что получу что-либо, кроме надела.

«Куда уж мне, безродному лентяю, вшивой бездарности».

– Скромно, – буркнула Кари.

– Он нас за дураков держит? – Кромвель повернулся к лысому страшиле.

– Не думаю, сир.

Я поднял руки, показав свои ладони, но заговорить мне не дали.

– Два правильных слова, и твоя слава закончится в этих стенах. Никакого баловства. Ты обвел господина Эйва, а вместе с тем подтерся и присягой. – Страшила говорил, и воздух свистел, проскальзывая между зубами. – Подсиживал сотников, стряпал дельце с Долами, передавал им весточки, помог Псам забрать золото в последний день… все ли я припомнил, подскажи?

Кари кивнула и гордо встретила мой удивленный взгляд.

– Лестно, – я растерянно улыбнулся, – не слишком ли хорошо для простого капра…

– Я сделаю так, что тебя вздернут в течение часа. Не хотелось бы, веришь? – страшила сделал два шага вперед, и я подумал, что стоит вернуться обратно, на колени. – Много мороки.

– Не так уж и много, учитывая, что господин Годари всегда прислушивается к ветеранам! – сказал дворянин.

Я часто заморгал, не понимая, кем или чем меня пугают: ветеранами, господином Годари, присягой, женщинами…

– Вот ведь крыса, – буркнул гвардеец.

Должно быть, крыса – это я. Кари стояла уверенно: не похоже, что ее притащили сюда силой, или поколотили. С тех пор, как Восходы прижали Хайвика, Кари нашла себе господина получше. Пожалуй, стоило примкнуть к Барну. Или хотя бы не связываться с женщинами Воснии.

– Полагаю, отпираться бессмысленно? – я снова отряхнул колени.

– Послушай, – в нетерпении добавил страшила, – мы же тут все – разумные взрослые люди…

– К тому же, Восходам пригодится такой солдат, – вклинился Кромвель, зачем-то выгибая спину так, что это смотрелось болезненно. Будто у парня травма, или кол в заднице.

Уголки губ страшилы поползли вниз, он явно остался недоволен своим господином.

Похоже, не все стороны пришли к согласию относительно моей судьбы. Должно быть, только из-за этого я все еще дышал, а не валялся с пробитой головой в лесу.

Длинные и опасные руки зашевелились, показывая жесты.

– Все ошибаются. Скажем, господин Годари очень щедр. Его добротой жаждут воспользоваться многие…

– Особенно всякие чужеземцы, – буркнул гвардеец. Он хотел добавить что-то еще, но страшила посмотрел на него, и фраза тут же оборвалась.

– Не хотелось бы крайних мер, – напомнил страшила.

«Угрозы повешением – мой главный спутник в этом краю».

Не все обещания в Воснии могут быть исполнены. Я слышал очень много угроз, и не меньше озвучивал сам. Бато клялся защитить свои земли, враги мечтали меня похоронить, Бун продырявил мою ногу стрелой, но скончался раньше, а Вард и Сьюзан пытались приковать к себе намертво, цепью. Обещания – пустые слова. Вот только люди, которые спокойно могут накинуть тебе мешок на голову при уходящем свете дня, не бросают слов на ветер.

– Ну, чего ответишь? – с нетерпением спросил Кромвель. С каждой минутой он выглядел все менее уверенным, а гвардейцы со страшилой теряли терпение.

Иногда люди просто мечтают умереть самым жалким образом. Я избавился от этой дурной привычки.

– Как вам будет угодно, – я чуть склонил голову. – Как я уже говорил, я и не рассчитывал на что-либо, кроме надела.

***

Внутренний двор замка на гиблом всхолмье

Эним Годари, одновременно граф и управитель второго Восхода, походил на грустного филина: его широкие брови, как две густые кляксы, с тоской нависали над большими глазами. Сам он то и дело переминался с ноги на ногу, теребил свиток в руках и кашлял в кулак, тут же дергаясь, будто его подстегивали кнутом.

Со стороны он мог бы сойти за хорошего человека. Вот только я знал, что добряки не приживаются в Воснии.

Не меньше сотни солдат окружили наспех состряпанный помост. Еще совсем недавно здесь, под скорбным ликом Матери, вешали людей, теперь же наметили праздник.

– Тишина! – надрывался Стефан. – А ну, тихо!

Не то чтобы его крики могли унять болтовню в задних рядах. Вперед высунулись уцелевшие солдаты Урфуса и Маркеля – их любопытные и помятые рожи красовались за плотной стеной из гвардейцев. Хуже всех выглядел солдат с перемотанным лицом: повязки налезали на единственный глаз, второй был полностью закрыт потемневшей тканью. Толпа то и дело толкала бедолагу то вправо, то левее, то прямиком в спину гвардейца. В какой-то миг солдат чуть не потерял равновесие и попытался схватиться за соседа. Тут-то я и увидел обрубок руки.

«Коди, верно? Выжил». – И последнее явно не было моей заслугой.

Ловкач поднял на меня взгляд и тут же увел его, сделав вид, что не признал.

«Дьявол, я все-таки запомнил, как его зовут».

– Триумф и празднество, – вдруг громко сказал Эним Годари, – вот для чего мы собрались сегодня, друзья?

Загремел хор голосов. Эним дождался, пока солдаты уймутся. Брови на его лице поднялись еще выше.

– Большая победа позволяет забыть о цене, не так ли? – солдаты переглянулись. – Но я бы хотел начать с тех, кто не смог стоять здесь. Разделить с нами победу, – казалось, Эним вот-вот всхлипнет – так дрожал его голос. – Победу, которая в той же степени принадлежит и им!

– Это он про кого? – шепнул солдат позади. – Ниче не слышно!

Эним справился с голосом и заговорил рубленными фразами.

– Благородные души…

«Большинство из них вовсе не были благородными не только по крови, но и по делам».

– Встретили свое солнце…

«Да и солнца у них было предостаточно. Некоторые пролежали под ним трое суток, прежде чем тела предали огню».

– Господин Эйв Теннет, – Стефан благостно вздохнул, подсказывая. – Герольд, первый враг теней…

«Укротитель собственных фантазий», – я хмыкнул.

Прощания затянулись. Эним Годари обладал удивительной памятью: он перечислял капралов поименно, не подглядывая в свиток. Может, и выдумывал на ходу – во всем войске не нашлось бы того, кто решился бы исправить господина второго Восхода.

– Лучшие из лучших, – всхлипывал незнакомый солдат по правую руку и вытирал сопли рукавом.

Я отошел чуть левее. Мой сосед слева напоминал кремень – пусто глядел перед собой.

– Вечная память тем, кто сражался за… – Эним моргнул и прервался, будто и сам не понимал, за что мы, собственно, гибли. Тут же рядом с ним засуетился Хенгист и что-то нашептал. – За свою семью, друзей, близких! – Эним переглянулся с сержантом, добавил чуть громче. – Тем, кто положил конец мятежу!

Солдаты откликнулись менее уверенно: постучали кулаками в грудь, позвенели доспехами.

– Ура Восходам!

– Солнце на горизонте, солнце…

Не стоило и уточнять – все ждали наград, а не очередной проповеди, скорбных причитаний и бесед о том, что давно утрачено. Видит небо, в речах Годари был еще хуже, чем я.

– Сейчас, сейчас, – от нетерпения толкался солдат позади. – Дождалися!

Свиток в руках Энима поменялся. По рядам прошел вздох облегчения. Гвардейцев толкнули поближе к помосту, образовав неровный овал. Казалось, стоит уступить еще два шага, и жадные солдаты набросятся на господ, поделят содержимое ящиков, сдерут одежду с графа, как не раз поступали с мертвецами…